Джон Арден - Тихая пристань
Киснет. Да вроде – никому, хотя не знаю, к чему вы гнете.
Летузель. Разумеется, никому. Даже самому доктору наплевать. Даже ему, как бы мы его ни называли – наш боженька, жрец, главный врачеватель, великий хранитель тайн…
(Поет.)
Шляпу мы снимем и голову склоним,
Царь наш небесный в лучистой короне
строит свой мир, и расчет его верен.
Каждый из нас в этом мире измерен.
Ты или я – все мы точно измерены!
На чертежах мы размечены строго.
Будь я хоть поле, и будь ты хоть дерево,
будь я хоть дом, или будь ты дорога.
Хочет – разрушит он, хочет – построит,
хочет – сожжет и сровняет с землею.
Новые линии, новые числа:
мы его славим, не требуя смысла.
Мы покоряемся, плача, страдая,
как перед старцем, жена молодая.
Все в нашей жизни – и горе, и счастье,
смерть и бессмертие – все в его власти!
Вот оно, наше бессмертие, он его нам дарует, а мы его покорнейше возвращаем. Он – неоспоримый судья и опекун наших благ. Всего, что надежно, покойно, удобно. А кто-то говорил, что в прошлую субботу из-за него проиграли матч…
Горлопэн. Да… это правда…
Летузель. Будто на него понадеялись, а он пропустил мяч… Вернулся злой, ругался. Я знаю, сама слышала. Он всех подвел и извинялся, – говорю вам, я слышала!
Горлопэн. Совершенно верно. Я тоже слышал.
Летузель. Эхинокук – и извинялся! Униженно так просил прощения у капитана команды… Но все-таки, неразумные вы дети, мы все для него – дрянь, букашки. Он помыкает нами: «Извивайтесь, черви, извивайтесь!» – и думает, что нам ничего не осталось, как подчиняться!
Эльфик. Я не червь. Не червь! Меня зовут Генри Эльфик, я хожу на ногах.
Горлопэн. На двух ногах. И на каждой по пять пальцев. Вот две руки. И тут тоже десять пальцев. Ребра. Плечи. Спина. Спина… Может быть, моя спина и гнется, но она – моя!
Гнилль. Мистер Киснет!
Киснет. А как же Библия? Бог сказал, я помню, Бог оказал змию: «За то, что ты сделал это…»
Гнилль. Мистер Киснет!
Киснет. «…проклят ты перед всеми скотами и перед всеми зверями полевыми. Ты будешь ходить на чреве твоем и будешь есть прах…»
Гнилль. Мистер Киснет!
Киснет. «…во все дни жизни твоей. За то, что ты сделал это». Вот что вам на роду написано. А вы – «спина, спина»…
Гнилль. Мистер Киснет! Пожалуйста. Прошу вас. Что доктор хочет с нами сделать? Вы так и не сказали.
Киснет. «За то, что ты сделал это». А что сделал? Состарился, только я всего. А доктор… ах, доктор? Он собирается дать нам лекарство, моя милая, которое нас всех омолодит. Ничего особенного. Удовольствие маленькое, не стоит волноваться.
Гнилль. Но он мне ничего подобного не говорил.
Летузель. Разумеется, дорогая: он на работе, у них свои правила.
Гнилль. А по-моему, это нечестно. Совсем нечестно. Да.
Горлопэн. Не нужен мне его эликсир. У меня голова кругом пошла от всех ваших рассуждений. Но пусть моя спина и согнулась, все-таки она моя.
Киснет. Старина, вы – пациент доктора Эхинокука. Вы должны его слушаться.
Горлопэн. Тогда я попрошу, чтобы меня выписали из «Тихой пристани».
Эльфик. А куда вы денетесь?
Горлопэн. Найду другой дом для престарелых.
Летузель. И другого Эхинокука.
Горлопэн. Не обязательно.
Эльфик. Значит, вы готовы рискнуть?
Горлопэн. Не знаю… Кстати, можно отказаться принимать эликсир. Имеем право. Мы граждане свободной страны… Избиратели…
Летузель. Он работал над этим годы. Взвешивал нас, держал на диете, измерял температуру.
Эльфик. Унизительные процедуры с этим… с резиновой кишкой и прочим. Когда человек даже не болен.
Летузель. Так неужели он допустит, чтобы мы погубили дело всей его жизни?
Горлопэн. А что он может нам сделать?
Летузель. Выставить на улицу, и все.
Киснет (Горлопэну). Или хуже, гораздо хуже. Возьмет, например, и скажет вам, что у вас рак легкого. Вы же поверите?
Горлопэн. Ох, не знаю…
Киснет. Вполне может он это сказать. А правда ли, нет – как проверишь? Запугает до смерти. Что вот он хотел сделать с вашей собакой?
Горлопэн. Неужели?.. Вы думаете – вивисекция?
Киснет. Что же еще?
Горлопэн. Для человека, который так поступает с безответным животным, любого наказания мало!
Летузель. Вот и давайте накажем его, а?
Горлопэн. Да я… Да попади он мне в руки… Ох, я бы ему… Уж я б ему… я бы его!..
Гнилль. Я один раз говорю мистеру Гниллю: «Почему у нас нет ребеночка, мне так хочется маленького ребеночка – взять его на руки, обнять и никуда не пускать». Некоторые женщины считают, что ах, это такая морока, заботы, шум, в доме стыд и срам. Но я сказала: «Мне это не важно. Мистер Гнилль возьмет хорошую, толковую девушку в няни, а потом отдадим в школу-интернат. Много ли мне надо? Взять на руки, обнять и никуда не пускать». Так я и сказала мистеру Гниллю. И он очень старался. Да-да. Старался угодить мне, чтобы у меня был ребеночек, много раз старался, часто – и все без толку. Ничего у него не получалось. Нет. Не было у него этой отваги. А потом умер, и после не было ничего. А я очень ждала ребеночка. Купила всякие вещички, игрушки, платьица на все время, до школы-интерната – там, наверно, форму носят, так что заранее не угадаешь. Но все остальные вещи накупила и хранила все эти годы, они у меня и сейчас есть, держу в палате под замком в сундуке. Ах, как хочется ребеночка…
Киснет. Говорите, речь шла о воскресенье? Значит, в воскресенье что-то будет. Его снадобье еще не готово, иначе мы бы как-нибудь об этом услыхали. Но нужно точно узнать, когда оно будет готово. Мы должны знать раньше воскресенья. Надо следить за лабораторией.
Эльфик. Но как?
Летузель. Как? Сообразим как. Пошевели своей крупицей мозгов, глупыш, а не то захлопни рот, пока другие шевелят мозгами
На верхней площадке появляется доктор.
Доктор. Спать, спать, по кроваткам, ребята, вы засиделись на целых полчаса – прожигаете жизнь, вот что я вам скажу, надо знать меру, верно? Вот то-то, живо по палатам. Сестра!
Входит медсестра Браун.
Покойной ночи, покойной ночи, ребята.
Старики. Покойной ночи, доктор.
Выходят. Медсестра Браун катит миссис Гнилль в кресле.
Доктор остается наверху один.
Сцена вторая
Доктор – на верхней площадке.
Доктор. Леди и джентльмены! Прошло двадцать четыре часа. Сейчас увидим, вышло или не вышло! У меня в лаборатории, как вы помните, в колбе раствор – позеленеет он или нет, вот какое дело. Запаситесь терпением на несколько минут. Сейчас будут проделаны необходимые приготовления – и алле-гоп! Сезам, откройся, абракадабра – скажу по секрету, он позеленеет, можете не сомневаться. На сей раз я не ошибся. Мистер Смит, мистер Робинсон, подготовьте лабораторию, будьте добры! (Покидает верхнюю площадку.)
Внизу, осторожно озираясь, появляется Эльфик в пижаме.
Эльфик. Но почему, почему мне, почему я должен это делать? Почему не кто-нибудь другой?
За ним, крадучись, входит миссис Летузель, в халате, с сеткой на волосах.
Летузель. Потому что вы самый маленький, ясно? Десять раз вам объясняли…
Эльфик. Но я лично ничего не имею против доктора Эхинокука. Мистер Горлопэн пострадал больше всех, пусть он и…
Из других дверей, крадучись, выходит Горлопэн в пижаме.
Горлопэн. Эльфик, возьмите себя в руки. Если в вас есть хоть крупица рыцарского чувства, вспомните миссис Гнилль. Только отъявленный негодяй может отказать женщине в ее естественном праве иметь ребенка, о котором она столько мечтала.
Эльфик. Да, да, вы совершенно правы, мистер Горлопэн. Вы меня устыдили, сэр, я сделаю все, что потребуется. (Скрывается в нише, слышно, как он шарит там.)
Дверь заперта!
Осторожно, озираясь, входит Киснет в пижаме с воровским ломиком в руке.
Киснет. Конечно, заперта, куриные мозги. Я же говорил, что без меня вам не обойтись. Ну-ка, дайте взглянуть.
Голос доктора: «Смит!»
Горлопэн. Полундра!
На крик доктора из дальней двери выбегает санитар Смит, в руках у него поднос с пробирками и прочим.
Киснет. Замри на месте!
Старики, как зайцы, припали к полу. Не замечая их, Cмит пересекает сцену и выходит в дверь напротив.
Верное дело. Затаись и не дыши – и тебя примут за куст, я этому научился во Франции. Ну, где там запертая дверь? (Скрывается в нише.)
