Джон Арден - Тихая пристань
Гнилль. Почему я должна с вами играть? Вы мне не нравитесь, я не хочу с вами играть. Мистер Эльфик, скажите ему, что я не хочу… (Снова усаживается в кресло.)
Эльфик. Мистер Киснет, прошу вас, уважаемая леди не хочет…
Киснет. Хочет, хочет. Какую игру скажу, в такую и будет играть. Ведь верно же, старушенция? Золотце ты мое…
Горлопэн. Эй, Киснет, полегче!..
Летузель. Оставьте его. Пусть. Немножко. Посмотрим, до чего он договорится. (К публике.) Может, мне с этого что-нибудь перепадет. Я не сумела ее окрутить, но если он ее окрутит, а я окручу его… пожалуй, больше будет проку, чем от Эльфика, как вы думаете? Смотрите, смотрите, как обрабатывает…
Киснет. Вот поиграем, и я принесу тебе чаю, а? А к чаю дам все, что захочешь: булочки, пончики, печенье, пирожные – груды! горы! Объедение! Ну, давай, давай же, душа моя…
Правда или ложь,
пока не умрешь.
Мы тебя убьем,
если ты нам соврешь!
Гнилль. Уговор, уговор…
Киснет. Ну?
Гнилль. Кто соврет, тот…
Киснет. Тот?..
Гнилль. Нет, не хочу!
Киснет. Ну, давай же, давай. У тебя так хорошо получается! Ну?
Гнилль.
Правда или ложь,
пока не умру.
Убей меня,
если я совру!
Киснет. Ну вот. Умница! Теперь мы поиграем, верно? Сейчас я тебя поцелую. (Целует ее.) Вот. За то, что ты хорошо подыгрываешь. Ну, начали. Допустим, я скажу тебе, что доктор в самом деле задумал нас убить…
Гнилль. О!
Киснет. Допустим. Как ты к этому отнесешься? Как? Только честно.
Гнилль. Я не хочу умирать с чужой помощью.
Киснет. А почему?
Гнилль. Не хочу.
Киснет. Но почему, Маргарет?
Гнилль.
Стара я, очень я стара,
мне мало жить осталось.
Теперь могу я только брать, –
дарить не в силах старость!
Хочу я пить, хочу я есть,
мне трудно встать, мне трудно сесть,
хочу, чтоб грел меня платок,
чтоб башмаки мне сняли с ног.
Хочу болтать, с трудом молчу,
но шевелиться не хочу –
я ж забываю на ходу,
куда иду, зачем иду…
Мне нужен сон, но сон без снов,
мне нужно много добрых слов.
Хочу играть, но – вот беда! –
хочу выигрывать всегда.
Хочу всегда любимой быть,
сама же не могу любить.
Хочу, чтоб мир вокруг меня
шумел, играя и звеня…
Мое желание такое –
чтоб, соблюдая тишину,
меня оставили в покое,
но не оставили одну!
Пускай я, как седой утес,
стою недвижно среди гроз…
Мои желанья таковы.
Вот я такая. Ну, а вы?
Киснет. Нет, нет, еще не моя очередь. Я играю по другим правилам. Мой кон – второй, понимаешь?.. Да, так скажи мне вот что. Предположим, ты умрешь. Сегодня. Вот сейчас. Прямо тут. Только предположим. И родишься заново. Молодая. Здоровая. Некрасивая. Ты же только к старости стала красивой, я видел твою свадебную фотографию, знаю, какая ты была: кусок сырого теста, а промасленная бумага, в которую ты завернулась, – это твой бедняга Гнилль; прокипятили тебя как следует, обертка и полезла лоскутами. И вот, ты родишься заново…
Гнилль. Н-не знаю…
Киснет. Тогда я знаю! У тебя не хватит смелости. Господи, вот уж, действительно, нелегкая доля… Уговор, уговор! Говорить правду?
Гнилль. Да. Правду. Но так хочется снова стать маленькой, снова родиться, побыть ребенком…
Киснет. Зубы режутся, пеленки мокрые, десны зудят, куда-то ползешь, а руки-ноги не слушаются, коленки-локти не сгибаются, зубы режутся, десны зудят, булавки колются, и ты орешь-надрываешься, и в ванночку тебя суют чуть не в кипяток, и погремушка на пол падает…
Гнилль. Нет, нет!
Киснет. Нет? То-то! Самой не нравится. А кто-нибудь скажет – да?
Эльфик. Я говорю: да!
Киснет. Вы говорите: да? Ради нее? Но ведь она не хочет – значит, и вам нет смысла быть молодым. Для кого стараться?
Эльфик. Есть другие… Много…
Киснет. Это точно, только вам-то много ли их перепадало?
Эльфик. Не ваша забота, мистер Киснет.
Киснет. Знаете, как меня называли? Щеголь Джим! А вас иначе и не звали, как Крошка Уилли – Мокрые Штаны. Что, неправда? (Горлопэну.) Старина. Старина Горлопэн. Игры на свежем воздухе, спорт, бокс и крикет, бадминтон и прыжки в высоту, египетская гимнастика. Два близких существа в жизни, одно уже в могиле – вы не добились ее любви, вот и таскаетесь на стадион, мыкаете горе и орете на свою паршивую собаку. Что вас ждет, если вы вздумаете начать все сначала?
Горлопэн. Я надеюсь, что меня ждет здоровое человеческое существование.
Эльфик. Нет, простите меня, нет, мистер Горлопэн! Вас ожидает такое же одиночество, как и раньше. Меня тоже, поэтому я знаю. Ужасно, верно?
Киснет. Ужасно.
Горлопэн. Я вас не понимаю, сэр. Вы, видимо, в корне изменили свое мнение. Но зачем побуждать к этому нас?
Киснет. Идет игра, старик: «Уговор, уговор». Это увлекательнее, чем хоккейный сет.
Горлопэн. Сет – это в теннисе.
Киснет. В хоккее, дружище, в хоккее. Как скажу, так и будет: правила-то – мои.
Летузель. Киснет, сыграем?
Правда или ложь,
пока не умру.
Убей меня,
если я совру!
Киснет. Уговор, трам-пам-пам, кто соврет, и так далее, продолжение известно. Начинайте вы.
Летузель. Нет, вы.
Гнилль. Эти двое – игроки высшего класса. Мистер Эльфик, мистер Горлопэн, присаживайтесь рядом, посмотрим их игру.
Эльфик и Горлопэн садятся.
Киснет. И тебе ни к чему омолаживаться, так же как ей, ему или этому. Ты всю жизнь рыла носом землю ради денег, но у тебя и завалящего гроша нет.
Летузель. Хо-хо! Это еще вопрос!
Киснет. Ты думаешь о тысяче фунтов матушки Гнилль? Много ли ты из них видела? Самый пустяк, потому что и денег-то этих нет. Это все – мечты, дым, болотные испарения. Их держит у себя доктор Эхинокук, а вам выдает мелочь на карманные расходы, на китайский чай, на краску для волос. Ну, хорошо, она отказала все тебе, накарябала подпись своей куриной лапой на целой кипе всяческих бумаг, – а много ли денег ты видела? Звонкой монетой? Ассигнациями?
Летузель. Тебе незнакомы азы финансового дела. Темный старик, разве тебе доступна поэзия, сказка подписанной и заверенной бумаги? Ты в жизни ничего не нюхал, кроме бумажной салфетки.
Киснет. У меня насморк, ничего не могу с ним поделать. Это мое всегдашнее проклятье. Любое дело у меня срывается из-за катара верхних дыхательных путей. Это на нервной почве, я тут ни при чем. И ничего смешного здесь нет, запомни! Но ты все-таки сказала правду: тебе не нужны деньги. Тебе нужно только представление о деньгах. В твоем возрасте и в этих стенах это услаждает тебе жизнь. А там, в мире, – всюду, от автобусной остановки до магазина и платной стоянки для машин, – нужна настоящая звонкая монета, иначе ты снова очутишься в «Тихой пристани» по прошествии очередных семидесяти лет. Куда девался мистер Летузель?
Летузель. А при чем тут это? Не отвлекайся.
Киснет. Мы играем. У нас уговор. Ты должна ответить. Ну, ладно. Сам скажу. Его никогда и не было. Всю жизнь ты просидела в старых девах на маленьком участке около железной дороги, а когда эти крысы провели национализацию, тебе ничего не оставалось, как отдаться в лапы Эхинокука.
Эльфик. Как всем нам.
Киснет. Бедняги. Бедные старички. Единственное ваше надежное достояние улетучилось за одну ночь, а если кто делал ставки посмелее…
Летузель. …те прогорали. Мне просто не везло, я тут ни при чем. И нечего смеяться надо мною!
Эльфик. По-моему, если она хочет называться миссис Летузель, это ее право. Раз ей так больше нравится. Просто форма вежливого обращения. Вам этого не понять, мистер Киснет.
Киснет. Ладно, чего там… По-моему, все ясно. Имеется ли среди нас хоть один человек, которому еще есть какой-то смысл желать омоложения?
Летузель. Уговор, уговор: а ты сам?
Киснет. Я думал, все знают: я отвергнут.
Летузель. А-а, ну конечно. И ты этому очень рад, гнусный могильщик. Настроил нас против нас же самих, так что нам поперек горла стало все пережитое. И доволен, да? Твоя взяла. Радуешься, словно опять мамину грудь теребишь. Ах, господи ты боже мой, наконец-то вы, мистер Киснет, получили власть!
Киснет. Уговор, уговор – признаю, это так.
Летузель. Вот и нет! Вовсе не так. Никакой у вас нет власти. Думаете – оттого что вы тявкаете и скалитесь и путаетесь у нас под ногами, значит, вы нас уговорили и мы все останемся в ваших годах, чтобы умереть за компанию с вами? Может, и умрем. Но не ради вас. Ну, хорошо, мы выслушали ваши речи, они подействовали. Да, мы унижены. Вы внушили нам страх. Перед вами жалкие черви. Дряхлые. Умирать не хотим, Да и жить дальше нет особенного желания. Вы только посмотрите на нас! Кому это нужно?
