Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного
Федор Нагой. Когда породнился царь с нашей семьей Нагих да взял дочь мою, то Романов да Мстиславский, родня царя и земщины, приглашения не получили. То и теперь им нет места!
Афанасий Нагой. А в Дворянской думе выше всех был ты, Бельский, да я, Афанасий Нагой, и у государева места стояли по обе стороны ты, Богдан Бельский, да я, Афанасий Нагой. Ныне же хотят нас устранить.
Федор Нагой. Бельский, устранят нас, так и тебя устранят. (Слышны шаги многих людей).
Афанасий Нагой. Бельский, Годунов и Никита Романов спешат нас устранить, ибо я стал на дороге Годунова к трону. (Быстро входят Борис Годунов и Никита Романов в окружении слуг.)
Годунов. Не поспеешь, Нагой! Ухапите! (Нагих и их слуг хватают.)
Никита Романов. Бельский, помнишь ли клятву, сотворенную меж нами при государе?
Бельский. Существует клятвенное заверение. Исполню его.
Афанасий Нагой. Мы – родня царицы. То одобрит ли такое народ, признают ли такое иноземцы?
Годунов. Удаления вас, Нагих, никто и не заметит.
Бельский. Арестовать Нагих и отдать за приставы.
Мария Нагая. Иуда грешный, сам против государя говорил!
Бельский. Говорил из хитрости, чтоб проверить иных. Взять также несколько их слуг, также этих (указывает на Белеутова и Репнина), кричали за Нагих. (Белеутова и Репнина хватают.)
Белеутов. Помилуй, Борис Федорович, стар я, ума лишен! Как со мной поступишь?
Годунов. Как Богу будет угодно, так и поступлю. Никто неправедно осужден не будет.
Князь Репнин. Проклят будь, прелестник скоропадучий! Не удержаться тебе, Борис, рабоцарь!
Афанасий Нагой. С нами что совершите, казнить велите?
Годунов. Чин будет соблюден, порядок государский будет соблюден. Больше никогда порядок государский нарушен не будет.
Бельский. Взять под стражу Нагих как изменников!
Годунов. Афанасия Федоровича и Федора Федоровича Нагих подвергнуть аресту и выселить из Москвы. (Афанасия Нагого и Федора Нагого и слуг их уводят.) Царицу-вдову Марию Нагую постричь в монахини тут же, не теряя времени, как постригли в опочивальне усопшего государя. Вы, слуги Родион Биркин да Иван Шигон, возьмите у нее младенца Дмитрия и отдайте мамке.
Мария Нагая (не отдавая младенца, вопит). Не дам! Зарезать хотите сына моего царевича Дмитрия! Ты, Борис, зарезать хочешь! Не дам моего младенчика! (Вопит безумно. Биркин и Шигон вырывают плачущего младенца и отдают мамке, которая его уносит.)
Годунов. Святой отец Дионисий, скорей постригите ее по повелению нового государя Федора Ивановича.
Федор. Так истинно. Не вопи, царица, и мне самому по душе иноческая жизнь. Инокиней будешь, святая будешь!
Мария Нагая (вопит). Постригают меня насильно! Выбегу к народу на крыльце, вопить буду – постригают меня насильно!
Дионисий. Постригай, никольский игумен Давид, в моем, митрополита, присутствии. (Игумен Давид стрижет волосы Марии Нагой, которую держат Биркин и Шигон.)
Мария Нагая (плачет). Голосить буду беспрестанно, постригают меня насильно!
Дионисий. Инокиня Марфа, подношу тебе монашеский куколь. (Подносит куколь.)
Мария Нагая (вырывает куколь из его рук, бросает на землю и начинает топтать, вопит). Постригают меня насильно!
Иван Шигон (ударяет Марию Нагую плетью). Ты еще смеешь противиться воле государя и не слушать его повелений?!
Мария Нагая. А ты по какому праву смеешь бить меня, царицу, холоп?!
Иван Шигон. По приказанию государя.
Мария Нагая (вырывается, подбегает к окну, распахивает, вопит). Свидетельствую перед всеми, что не желаю пострижения и на меня насильно надевают куколь! Пусть Бог отомстит за такое оскорбление! (Ее хватают и оттаскивают от окна.)
Дионисий. Под именем инокини Марфы пострижена в Рождественский девичий монастырь в Москве.
Никита Романов. Надо бы удалить Нагих в Углич, подале от Москвы.
Годунов. Согласен с тобой, Никита Романович. Маленького Дмитрия с матерью удалить в Углич, в данный ему от отца-государя удел. А с ним отправить туда всех Нагих. Царице дать почетную прислугу – стольника, стряпчих. У Дмитрия чтоб был свой двор да свои стрельцы. Чин должен быть соблюден, правильный порядок службы и действий.
Мария Нагая. Так-то нас не будет при московском дворе… И от нас ты прежде всего избавился, Годунов!
Бельский. Благодарить ты должна Бога, что так дешево расплатилась за измену! (Марию Нагую уводят.) Не так дешево должны расплатиться их сообщники.
Годунов. Сообщников сослать, а имения их и вотчины побрать в казну.
Бельский. Весть о кончине государя уже распространилась и вызвала волнение в народе, потому я приказал запереть на засов все ворота Кремля, расставить стрельцов на стенах и приготовить пушки к стрельбе.
Никита Романов. Страх перед бунтом должен нас заставить поспешить с преемником.
Годунов. Святой отец Дионисий, надобно короновать Федора Ивановича немедля.
Дионисий. Ныне, глубокой ночью?
Годунов. Так, глубокой ночью. Вначале бояре и следом вся знать должна принести присягу государю Федору. Вся церемония – за шесть-семь часов, чтоб поспеть к утру. Утром, как откроется Боярская дума, чтоб царь уж был коронован, объявить о том народу.
Дионисий. После коронации и присяги в Успенском соборе утром отпою по усопшему царю великий канон.
Федор. Святой отец, чтоб был по батюшке звон в церквах. Велю, и сам звонить буду.
Годунов. Исполним, как велишь, государь! (Кланяется Федору.) Объявить, чтоб все сбирались в Кремль, в Успенский собор, для принятия присяги.
Шереметьев. То, Борис Федорович, исполним. (Уходит.)
Годунов. Да чтоб от всех сословий были. Также иные иноземные послы.
Никита Романов. Чтоб короновался публично!
Бельский. Для бережения от бунта поставлю кругом Кремля двенадцать тысяч стрельцов. (Федор в сопровождении митрополита Дионисия, Годунова, Бельского, Романова и прочих уходит.)
ЗанавесСцена 132Успенский собор Кремля, коронация и миропомазание Федора. Пока он молится и говорит о божественном, Бельский и Годунов принимают меры к сохранению спокойствияСцена 133Площадь Пожар. Торговые ряды вблизи Фроловских ворот. Слышен колокольный звон. От торговых ворот доносятся крики и брань. В стороне сидит и закусывает нищий Петля-Карман Лобов и НиколкаНиколка. Дядя Петля Лобов, вишь, торговые мужики заволновались?
Петля Лобов. Их, Николка, торговых, сиречь площадных, мужиков площадь питает, улица кормит, всякая брань, разбой и бунт. А мы, калики-странники, богомольцы нищие, питаемся подаянием Божьим. Когда случится царю от сего света переселиться на волю и покой, то бывает от нового царя и царицы нам, богомольцам, милостыня деньгами и подарками, и подарки платяные, и подачи – яства и питья. А мужика-вора смертью карают, главы им отсекают. (Ест хлеб и пьет из бутылки.)
1-й мужик (возле торгового ряда). Народ православный, в Москве слухи – царя отравили али удушили.
2-й мужик. Истинно, звонят в един колокол изредка, чтоб все ведали, что царь мертвый. Нет на Руси царя!
Посадский. Как нет, ночью сын короновался, Федор Иванович!
2-й посадский. Я чул, короновали младенца царевича Дмитрия, а Нагие в покровителях.
Купец. Не то несешь! Когда по столице разнеслась весть – царь Иван скончался, и сделалось волнение, в ту полуночь после смерти бояре велели отправить малолетнего Дмитрия с матерью и их родичами и всех Нагих в Углич. Схвачено также несколько лиц, которым царь Иван перед смертью оказал милость.
2-й мужик. Кто так велел?
Купец. Борис Годунов так велел да Богдан Бельский. У них власть. Прежде всего Бельский Нагих удалил. В ночь, когда еще труп царя Ивана не был положен в гроб, арестовали Нагих и отдали их за приставы.
Посадский. Свое государь старшему сыну оставил. Второй еще в пеленцах, то его услали. Так ли то?
1-й мужик. Сапожник Тит, добрый человек, скажи, как знаешь!
Сапожник Тит. Как мыслю, перед смертью царь постригся в иноческий чин, завещал большому сыну. Однак царевич не доехал до Углича, младший сын Дмитрий. Предвидя, что Борис с Бельским могут со временем погубить царственна ребенка, подменили другим ребенком. Увезли, чтоб воспитать в глубокой тайне, тогда как все будут думать, что в Угличе растет настоящий сын царя Ивана Васильича. А велел то тайно боярин Никита Романов.
