Михаил Булгаков - Театральный роман (Сборник)
Б р а т В е р н о с т ь. Кому же во Франции не известно ваше несравненное искусство? Поэтому и шепчутся за вашей спиной.
О д н о г л а з ы й (хлопнув шпагой по столу). Фамилию!
Члены Кабалы перекрестились.
Б р а т С и л а. К чему этот шум, маркиз?
Б р а т В е р н о с т ь. Шепчет весь двор.
О д н о г л а з ы й. Говорите, а не то я потеряю терпение!
Б р а т В е р н о с т ь. Вы изволите знать гнуснейшую пьесу некоего Жана-Батиста Мольера под названием «Тартюф»?
О д н о г л а з ы й. Я в театр Пале-Рояль не хожу, но слышал о ней.
Б р а т В е р н о с т ь. В этой пьесе комедиант-безбожник насмеялся над религией и над ее служителями.
О д н о г л а з ы й. Какой негодник!
Б р а т В е р н о с т ь. Но не одну религию оскорбил Мольер. Ненавидя высшее общество, он и над ним надругался. Пьесу «Дон Жуан», может быть, изволите знать?
О д н о г л а з ы й. Тоже слышал. Но какое отношение к д'Орсиньи имеет балаган в Пале-Рояле?
Б р а т В е р н о с т ь. У нас совершенно точные сведения о том, что борзописец вас, маркиз, вывел в качестве своего героя Дон Жуана.
О д н о г л а з ы й (спрятав шпагу). Что же это за Дон Жуан?
Б р а т С и л а. Безбожник, негодяй, убийца и, простите, маркиз, растлитель женщин.
О д н о г л а з ы й (изменившись в лице). Так. Благодарю вас.
Б р а т В е р н о с т ь (взяв со стола рукопись). Может быть, вам угодно ознакомиться с материалом?
О д н о г л а з ы й. Нет, благодарю, неинтересно. Скажите, среди присутствующих, может быть, есть кто-нибудь, кто считает, что были основания вывести д'Орсиньи в пакостном виде?
Б р а т В е р н о с т ь. Братья, нет ли такого?
Среди членов Кабалы полное отрицание.
Такого не имеется. Итак, вы изволите видеть, какими побуждениями мы руководствовались, пригласив вас столь странным способом на тайное заседание. Здесь, маркиз, лица вашего круга, и вы сами понимаете, как нам неприятно...
О д н о г л а з ы й. Вполне. Благодарю вас.
Б р а т В е р н о с т ь. Многоуважаемый маркиз, мы полагаемся на то, что сказанное сегодня останется между нами, равно как и никому не будет известно, что мы тревожили вас.
О д н о г л а з ы й. Не беспокойтесь, сударь. Где дама, которая привезла меня?
Н е з н а к о м к а в м а с к е (выходит). Я здесь.
О д н о г л а з ы й (хмуро). Приношу вам свои извинения, сударыня.
Н е з н а к о м к а в м а с к е. Бог вас простит, маркиз, прощаю и я. Пожалуйте со мной, я отвезу вас к тому месту, где мы встретились. Вы позволите вам опять завязать глаза, потому что почтенное общество не хочет, чтобы кто-нибудь видел дорогу к месту их заседаний.
О д н о г л а з ы й. Если уж это так необходимо...
Одноглазому завязывают глаза, и Незнакомка уводит его. Дверь закрывается.
Ш а р р о н (снимая капюшон и выходя из тьмы). Заседание Кабалы Священного писания объявляю закрытым. Помолимся, братья.
Члены Кабалы встают и тихо поют: Laudamus, tibi, Domine, rex aeternae gloriae...[49]
...Необъятный собор полон ладаном, туманом и тьмой. Бродят огоньки. Маленькая исповедальня архиепископа, в ней свечи. Проходят две темные фигуры, послышался хриплый шепот: «Вы видели „Тартюфа“?.. Вы видели „Тартюфа“?..» – и пропал. Появляются А р м а н д а и Л а г р а н ж, ведут под руки М а д л е н у.
Та – седая, больная.
М а д л е н а. Спасибо, Арманда. Спасибо и вам, Варле, мой преданный друг.
Орган зазвучал в высоте.
Л а г р а н ж. Мы подождем вас здесь. Вот дверь архиепископа.
Мадлена крестится и, тихо постучав, входит в исповедальню. Арманда и Лагранж закутываются в черные плащи, садятся на скамью, и тьма их поглощает.
Ш а р р о н (возникает в исповедальне). Подойдите, дочь моя. Вы – Мадлена Бежар?
Орган умолк.
Узнал я, что вы одна из самых набожных дочерей собора, и сердцу моему вы милы. Я сам решил исповедовать вас.
М а д л е н а. Какая честь мне, грешнице. (Целует руки Шаррону.)
Ш а р р о н (благословляя Мадлену, накрывает ее голову покрывалом). Вы больны, бедная?
М а д л е н а. Больна, мой архиепископ.
Ш а р р о н (страдальчески). Что же, хочешь оставить мир?
М а д л е н а. Хочу оставить мир.
Орган в высоте.
Ш а р р о н. Чем больна?
М а д л е н а. Врачи сказали, что сгнила моя кровь, и вижу дьявола, и боюсь его.
Ш а р р о н. Бедная женщина! Чем спасаешься от дьявола?
М а д л е н а. Молюсь.
Орган умолкает.
Ш а р р о н. Господь за это вознесет тебя и полюбит.
М а д л е н а. А он не забудет меня?
Ш а р р о н. Нет. Чем грешна, говори.
М а д л е н а. Всю жизнь грешила, мой отец. Была великой блудницей, лгала, много лет была актрисой и всех прельщала.
Ш а р р о н. Какой-нибудь особенно тяжкий грех за собой помнишь?
М а д л е н а. Не помню, архиепископ.
Ш а р р о н (печально). Безумны люди. И придешь ты с раскаленным гвоздем в сердце, и там уже никто не вынет его. Никогда! Значение слова «никогда» понимаешь ли?
М а д л е н а (подумала). Поняла. (Испугалась.) Ах, боюсь!
Ш а р р о н (превращаясь в дьявола). И увидишь костры, а между ними...
М а д л е н а. ...ходит, ходит часовой...
Ш а р р о н. ...и шепчет... зачем же ты не оставила свой грех, а принесла его с собой?
М а д л е н а. А я заломлю руки, Богу закричу.
Орган зазвучал.
Ш а р р о н. И тогда уже не услышит Господь. И обвиснешь ты на цепях, и ноги погрузишь в костер... И так всегда. Слово «всегда» понимаешь?
М а д л е н а. Боюсь понять. Если я пойму, я сейчас же умру. (Вскрикивает слабо.) Поняла. А если оставить здесь?
Ш а р р о н. Будешь слушать вечную службу.
В высоте со свечами прошла п р о ц е с с и я и спели детские голоса. Потом это все исчезло.
М а д л е н а (шарит руками, как во тьме). Где вы, святой отец?
Ш а р р о н (глухо). Я здесь... Я здесь... Я здесь...
М а д л е н а. Хочу слушать вечную службу.(Шепчет страстно.) Давно, давно я жила с двумя и прижила дочь Арманду и всю жизнь терзалась, не зная, чья она...
Ш а р р о н. Ах, бедная...
М а д л е н а. Я родила ее в провинции. Когда же она выросла, я привезла ее в Париж и выдала ее за свою сестру. Он же, обуреваемый страстью, сошелся с ней, и я уже ничего не сказала ему, чтобы не сделать несчастным и его. Из-за меня, быть может, он совершил смертный грех, а меня поверг в ад. Хочу лететь в вечную службу.
Ш а р р о н. И я, архиепископ, властью, мне данною, тебя развязываю и отпускаю.
М а д л е н а (плача от восторга). Теперь могу лететь!
Орган запел мощно.
Ш а р р о н (плача счастливыми слезами). Лети, лети.
Орган замолк.
Ваша дочь здесь? Позовите ее сюда, я прощу и ей невольный грех.
М а д л е н а (выходя из исповедальни). Арманда, Арманда, сестра моя, пойди, архиепископ и тебя благословит. Я счастлива!.. Я счастлива!..
Л а г р а н ж. Я посажу вас в карету.
М а д л е н а. А Арманда?
Л а г р а н ж. Вернусь за ней. (Уводит Мадлену во мрак.)
Арманда входит в исповедальню. Шаррон возникает страшен, в рогатой митре, крестит обратным дьявольским крестом Арманду несколько раз быстро. Орган загудел мощно.
Ш а р р о н. Скажи, ты знаешь, кто был сейчас у меня?
А р м а н д а (ужасается, вдруг все понимает). Нет, нет... Она сестра моя, сестра...
Ш а р р о н. Она твоя мать. Тебя я прощаю. Но сегодня же беги от него, беги.
Арманда, слабо вскрикнув, падает навзничь и остается неподвижной на пороге исповедальни. Шаррон исчезает. Орган гудит успокоительно.
Л а г р а н ж (возвращается в полумраке, как темный рыцарь). Арманда, вам дурно?
Тьма. ...День. Приемная короля. Л ю д о в и к, в темном кафтане с золотом, – у стола. Перед ним – темный и измученный Ш а р р о н. На полу сидит С п р а в е д л и в ы й с а п о ж н и к – чинит башмак.
Ш а р р о н. На предсмертной исповеди она мне это подтвердила, и тогда я не счел даже нужным, ваше величество, допрашивать актера Лагранжа, чтобы не раздувать это гнусное дело. И следствие я прекратил. Ваше величество, Мольер запятнал себя преступлением. Впрочем, как будет угодно судить вашему величеству.
Л ю д о в и к. Благодарю вас, мой архиепископ. Вы поступили правильно. Я считаю дело выясненным. (Звонит, говорит в пространство.) Вызовите сейчас же директора театра Пале-Рояль господина де Мольера. Снимите караулы из этих комнат, я буду говорить наедине. (Шаррону.) Архиепископ, пришлите ко мне этого Муаррона.
Ш а р р о н. Сейчас, сир. (Уходит.)
С п р а в е д л и в ы й с а п о ж н и к. Великий монарх, видно, королевство-то без доносов существовать не может?
Л ю д о в и к. Помалкивай, шут, чини башмак. А ты не любишь доносчиков?
С п р а в е д л и в ы й с а п о ж н и к. Ну чего же в них любить? Такая сволочь, ваше величество!
Входит М у а р р о н. Глаза у него затравленные, запуган и имеет такой вид, точно он спал не раздеваясь. Людовик, которого он видит так близко – впервые, очевидно, – производит на него большое впечатление.
