Сергей Кречетов - Четыре туберозы

Куда бежать… Нет больше сил,
И льётся кровь волной пурпурной.
Я здесь один, среди могил,
Склонён над каменною урной.

Не слышно вражеских шагов.
Чуть внятен шум далёкой схватки.
У покосившихся крестов
Мерцают красные лампадки.

Пылают раны, как в огне,
И смертной жаждой сводит губы.
Надгробный ангел к вышине
Возносит мраморные трубы.

И кровь моя в земную грудь
Проникла ядом лютой злобы,
И дрожью мести злая жуть
Смутила дремлющие гробы.

Всё шепчут, шепчут, чуть слышны,
И вот слились в призывный голос:
Восстань! Карай врагов страны,
Как острый серп срезает колос!

И в жажде пламенных чудес
Иду, исполнен новой силой.
Шуми за мной, зелёный лес,
Над обагрённою могилой!

Гранаты огненный язык
Прорежет темень небосклона…
Вперёд! Туда, где шум и крик,
Где плещут красные знамёна!

Так! Ты избег земного тленья.
Живи в веках, великий Брут!
Как факел радостного мщенья,
Тебя народы воспоют.

Собой полмира тяготила
Тирана тяжкая пята,
Но ты восстал. И вот могила
Сомкнула дерзкому уста.

Сенат склонился боязливый,
Всесильный страх царил в сердцах.
Кинжал сверкнул вольнолюбивый.
Кто нынче — Цезарь, завтра — прах.

Твой труп — добыча вражья стана
Под шум изменчивой молвы.
Но не приспешникам тирана
Коснуться гордой головы.

И в этот миг, когда развеял
Твой хладный пепел ветр полей,
Твой гордый призрак в выси реял
В венце сверкающих лучей.

Так! Ты избег земного тленья.
Живи в веках, великий Брут!
Как факел радостного мщенья,
Тебя народы воспоют.

Плохо спится Маддалене
В пышно убранном дворце.
Взор бежит дремотной лени,
Зыбкий свет колеблет тени
На встревоженном лице.

Кто там стонет за стенами,
Безысходен и уныл?
Это — ветер над крестами,
Над несчётными рядами
Неоплаканных могил.

Что за мгла неотвратимо
Обвила над ложем сень?..
Вот клубится… Мимо! Мимо!
Это тянет чёрным дымом
Подожжённых деревень.

Что прикован взгляд упорный
К этим сводам, вновь и вновь?
Тьмой завешен свод узорный.
Там туман густеет чёрный.
Боже! Каплет, каплет кровь!

Дрогнул звон… Ужель измена
В замок мой войдёт сюда!
Гулких волн рыдает смена.
Маддалена! Маддалена!
Это колокол суда!

И не спится Маддалене
В раззолоченном дворце.
Взор бежит дремотной лени,
Смутный свет колеблет тени
На испуганном лице.

Остров чёрный, остров дикий!
Здесь для взора нет услад.
Но удел его великий
Охранять заветный клад.

Над пустынною могилой
Я стою… А там, вдали,
Вижу, чайкой быстрокрылой
Пробегают корабли.

Шум прибоя, еле слышен,
Сторожит священный прах,
И торжественен, и пышен,
Гаснет пурпур в небесах.

Бледный труп в гробу сосновом
Здесь зарыли палачи.
О, готовьтесь к битвам новым!
Куйте острые мечи!

Было много сил разбитых.
Пусть сильнее рок разит!
В этих камнях, в этих плитах
Пламень вольности сокрыт.

Этот пламень мы отроем.
За волной придёт волна,
И завеют над героем
Алым шёлком знамена.

Но над славною могилой
Тихо всё… А там, вдали,
Вижу, чайкой быстрокрылой
Убегают корабли.

Брат! Пора! Сомкнуты звенья.
Час пробил. Дерзай! Умри!
Выходи гонцом отмщенья
С первым трепетом зари.

Тот, кто смеет, тот, кто может,
Пусть за всех умрёт один.
Раб годами цепи гложет.
Миг! — и сгинул властелин.

Пусть конец тебе пророчит
Сонм бесчисленных могил!
Злой клинок тебе отточит
Ангел смерти, Азраил.

Всем уставшим, всем гонимым
Есть надёжный талисман.
Властен он развеять дымом
Всё, в чём властвует тиран.

Перед знаком возрожденья
Преклонись и славословь!
Вечен символ искупленья,
В жертву пролитая кровь.

Ты затихаешь, мой Рим… Дневные смолкают шумы,
Вечерняя сходит прохлада.
Иду я неспешно заросшей тропинкой старого сада.
Темнеет…
Вдали огневеет
Прощальной лаской заката мраморный портик дворца и
                                   семнадцать ведущих к нему ступеней.
Идут со мною вечерние думы,
Печалью повитые думы,
Вдоль тихих аллей.
Вот, полускрытый тёмными пиниями,
Строгими линиями,
Белеет алтарь, перевитый плющом.
На нём
Не сжигают давно аромата…
«Богу, чьё имя неведомо» — вырезал я на гранитном
                                                               подножье когда-то.
А ныне
Жгучим ветром пустыни
Выжгло в душе моей тихую радость милых чудес.
Закрылась навеки в страну осиянную дверь.
Теперь
Я не мечтаю о чуде.
И Бог для меня — лишь Тень, что придумали люди,
Чтоб ей населить пустынность небес.
А вот
Нахмуренный грот
С застывшим, как чёрный хрусталь, водоёмом.
За колоннами входа паутиной густеет мгла…
О, сколько раз на этой скамье, движеньем знакомым,
Помню, бросала она мне на плечи свои руки любимые.
Она умерла! Умерла…
Неудержимые
Слёзы текут сквозь прижатые бледные пальцы,
                                                                снова и снова.
Кругом тишина… Ничьё ненужное слово
Памяти той не обидит.
Этих слёз никто не увидит.

Я думал, ты скажешь то слово,
Когда я, гремя и блистая, к тебе подскакал на победной
                                                                         моей колеснице,
Обогнув ристалища грань, золотые столпы.
Я видел, дрожало оно на губах, сорваться готово…
При кликах толпы
Тебе, как царице,
Я бросил к ногам мой венок, что дают победителям.
Но в небо твой взгляд устремлён,
К нездешним обителям.
Молчишь. Замерла. Прозрачный виссон,
Как сон,
Твой стан обвивает волнами алыми.
Темнеет… Один, в колеснице, влекомой конями усталыми,
Медленно я приближаюсь к дворцу моему.
Холод и тьму
Несу я с собой.
Я буду один. И пока не зажжётся улыбкой восток золотой,
Я буду бродить до утра по пустынным покоям,
Стокрылым роем
Горестных мыслей томимый,
Я — нелюбимый.

Обняв руками колени, изгнанник, сижу на холодном песке.
Невдалеке
Громадой немой чернеют утёсы.
Там, в пещере сырой, меня ждёт мой тёмный приют.
Предо мной многошумное море,
Пустынное море.
Над белыми гребнями волн скользят альбатросы.
О моём неумирающем горе
Волны поют.
Белая пена ласкает мои бледные ноги.
В этот час
В тысячный раз
Я вспоминаю о милом былом, что взяли жестокие боги.

Помню я летнюю ночь… Сладкий запах цветов…
Шёпот немолчных струй из медной пасти тритона,
В лунном свете горит серебром бассейна зеркальное лоно,
И тиховейна,
Над мраморной чашей бассейна
Шепчет листва.
«Милый! Люби же! Люби!» И тела опьянённые,
Восторгом и болью сплетённые,
Росой окроплённые,
Объемлет трава.

Волны народа — как волны морские.
Живая стихия
Всё кругом залила стоцветным потоком.
Высоко над ней,
На золотой колеснице, правя четвёркой белых коней,
В лавровом венке, взирая спокойным оком,
Стою, вознесён над всеми, властитель.
Я — победитель.
Гудит земля. То железный шаг легионов.
Люди жаждут законов,
Я дам им закон,
Непреложный, подобный граниту.
В его защиту
Сто тысяч мечей сверкнут из ножон.

Волны приходят одна за другой. Стелется белая пена,
Пенные руны слагает у ног. Смысл их: «измена».
Жалобен крик гальционы над тёмными водными нивами.
Золотыми отливами
Гаснут вдали уходящие блески заката.
Сердце печалью объято.
Нечего ждать мне, жалкому страннику,
Изгнаннику.