Эрик-Эммануэль Шмитт - Малые супружеские злодеяния
ЛИЗА. Само собой! Как невыносимы и все пошлости на эту тему, произносимые с лукавым видом между первым и вторым блюдом!
ЖИЛЬ. Стало быть, либерализм тебе чужд?
ЛИЗА. О либерализме не может быть и речи!
ЖИЛЬ. Значит, ты ревнуешь?
ЛИЗА. Безумно!
ЖИЛЬ. Следовательно, наш брак не свободен?
ЛИЗА. Только теоретически. Абстрактно. Между сыром и кофе. Но не в остальное время.
ЖИЛЬ. Я не согласен.
ЛИЗА (яростно). Я тоже, я не согласна с самой собой. Потому что у меня не один мозг, а два. Да, Жиль! Два разума. Современный и архаичный. Современный разум твою свободу уважает, упиваясь своей терпимостью и приводя вымышленные доказательства полного понимания. Но разум архаичный требует тебя для меня одной, отказывается делить с другой женщиной, заставляет вздрагивать при каждом неопознанном телефонном звонке, задумываться над каждым необъясненным счетом из ресторана, мрачнеть от малейших перемен одеколона, беспокоиться, когда ты возобновляешь занятия спортом или покупаешь новый костюм, с подозрением воспринимать твою улыбку. Ночью, когда ты спишь, он вынашивает замыслы убийства при одной только мысли, что другая женщина тебя обнимает, что две ее руки обвиваются вокруг твоей шеи, а две ноги открываются под тобой… В глубине меня скрывается рептилия с пронзительным желтым глазом, недреманное око, и всё это — я, Жиль. И никакие интенсивные курсы обучения, ни две тысячи пятьсот лет воспитания, не смогут исторгнуть из меня того, что составляет животную, инстинктивную часть любви.
ЖИЛЬ. Лиза, брак — это дом, у обитателей которого есть ключи. Если дом закрывают снаружи, он превращается в тюрьму, а обитатели — в заключенных.
ЛИЗА. А известны тебе люди, которые выходят из дома только ради того, чтобы сбежать оттуда? Ты — из их числа.
ЖИЛЬ. Нет.
ЛИЗА. Ты встречаешься с женщинами, у тебя — свидания, в тебя кипят желания.
ЖИЛЬ. Мое здоровье — это ты. А мои встречи — лихорадка.
ЛИЗА. Ты простуживаешься слишком часто.
ЖИЛЬ. Ты так думаешь. Но ничего об этом не знаешь.
ЛИЗА. Нет, но представляю…
ЖИЛЬ. Знаешь или представляешь?
ЛИЗА (вопит). Представляю! Но разницы нет. Так же больно!
ЖИЛЬ. Возможно, и больнее. (Пауза) Термиты! Я знаю, где эти термиты: они в твоем черепе.
ЛИЗА. А как может быть иначе: ты ведь ничего мне не говоришь.
ЖИЛЬ. Все говорить нельзя. Представь, в тот вечер, ты права, я действительно был с женщиной.
ЛИЗА (торжествуя). Видишь!
ЖИЛЬ. С Розелиной, моим издателем.
ЛИЗА (растерялась). С Розелиной?
ЖИЛЬ. Да. С огромной, неповоротливой Розелиной. Той, которую ты так мило зовешь безрогой коровой.
ЛИЗА. Но у нее ведь нет рогов, правда?
Жиль и Лиза смотрят друг на друга и начинают хохотать. Смех недолог, но он снимает напряжение.
ЖИЛЬ. Если сформулировать в двух словах, то я виновен в твоем воображении. Суд надо мной проходил здесь, без меня, без дискуссии сторон, без защиты, между двумя бутылками виски, укрытыми за моими книгами. Ты решила со мной покончить, потому что в твоих видениях некий виртуальный Жиль пошел по рукам, легко без тебя обходился и плевать на тебя хотел! Проблема в том, что удар свой ты нанесла не по воображаемой голове, а конкретно по моей.
ЛИЗА. Прости.
ЖИЛЬ. Заметь, тогда просто пришла моя очередь. Обычно ты во всем винила себя, когда попивала свой яд.
ЛИЗА. Прости.
ЖИЛЬ. Возможно, ты создана лишь для коротких историй, историй, которые только начинаются.
ЛИЗА (протестует). Нет.
ЖИЛЬ. Кто-то в тебе сидит, кто никак не хочет стареть вместе со мной. Кто-то в тебе сидит, кого устраивает положить конец нашим отношениям.
ЛИЗА. Нет.
ЖИЛЬ. Да, да. Ты предпочитаешь истории, которые контролируешь, и, безусловно, не выносишь неизвестности.
ЛИЗА. Неизвестности?
ЖИЛЬ. Когда события от тебя ускользают. Когда ситуации слишком серьезные. Когда чувства слишком сильные для тебя. А если хочешь быть во всем уверенным, следует довольствоваться короткими историями, размеренными, моделируемыми связями — с началом, серединой и концом. И дорогу следует выбирать, размеченную четкими вехами: первый обмен улыбками, первый безумный хохот, первая ночь, первый спор, первое примирение, первая неприятность, первое недоразумение, первый испорченный отпуск, первый разрыв, второй, третий, потом — окончательный. И — всё сначала. Точно так же, но с другим. Это называется жизнь с приключениями, но на самом деле в ней нет никаких приключений, это жизнь серийная. Неразумно любить всегда, любить долго, это чистое безумие. Разумно любить как раз столько, чтобы это было приятно. Будем любить друг друга, пока сохраняются наши иллюзии, и расстанемся, как только они рассеются, — вот что такое любовный рационализм. Как только перед нами окажется существо реальное, не говоря уже о воплощенной мечте, немедленно расстаемся.
ЛИЗА. Нет, нет, я так не хочу.
ЖИЛЬ. Противоестественно любить всегда, любить долго.
ЛИЗА. Нет.
ЖИЛЬ. Тогда, чтобы всё продолжалось, надо принять неуверенность, надо плыть в неизвестных водах, где продвижение основано лишь на доверии, отдыхать, удерживаясь на волнах противоречий, иногда — сомнений, иногда — усталости, иногда — безмятежности, но всегда при этом сохраняя прежний курс.
ЛИЗА. И ты никогда не отчаиваешься?
ЖИЛЬ. Отчаиваюсь.
ЛИЗА. И что тогда?
ЖИЛЬ. Тогда я смотрю на тебя и думаю: несмотря на все мои сомнения, подозрения, беспокойства, усталость, согласен ли я потерять ее? И ответ возникает сам собой. Всегда один и тот же. А с ним возвращается мужество. Любить — иррационально, любовь — это фантазия, не свойственная нашему времени, она себя не оправдывает, она непрактична, единственное ее оправдание — в ней самой.
ЛИЗА. Если бы хоть раз мне удалось тебе поверить, я перестала бы верить себе. Мне больно доверять.
ЖИЛЬ. Потому что ты ощущаешь себя зрительницей, судьей. Ты чего-то ждешь от любви.
ЛИЗА. Да.
ЖИЛЬ. А на самом деле это она, любовь, чего-то ждет от тебя. Ты хочешь, чтобы любовь доказала тебе свое существование. Ложная посылка. Это ты должна доказать, что она существует.
ЛИЗА. Как?
ЖИЛЬ. Довериться.
Лиза понимает то, что говорит Жиль, но не может ни принять, ни прочувствовать это. Ее преследует чувство неуверенности. Она не знает, что делать с собой, со своим телом.
ЛИЗА. Я… я… пойду за чемоданом.
Она ищет одобрения в реакции Жиля. Поскольку он никак не реагирует, она продолжает.
ЛИЗА. Он уже две недели как собран.
Жиль не шевелится. Она поднимается по ступенькам и снова спускается с чемоданом, останавливается перед ним.
ЖИЛЬ. А не приходит тебе в голову мысль, что я тебя прощаю?
Лиза отвергает его великодушие.
ЛИЗА. Слишком многое пришлось бы простить. Мои сомнения… нанесенный удар… ложь…
ЖИЛЬ. Я могу простить в комплекте.
ЛИЗА. Слишком много боли я тебе причинила.
ЖИЛЬ. Я готов заплатить за нас своей болью.
Совершенно по-детски Лиза снова отказывается, сонно покачивая головой.
ЖИЛЬ. Ты же только что мне простила.
ЛИЗА. Мне было легче: ты не пытался меня убить.
ЖИЛЬ. Но я слышал только что и другую песню: «я хочу жить с тобой».
ЛИЗА. Да.
ЖИЛЬ. Теперь не хочешь?
ЛИЗА. Нет. Тогда ты не знал. Думал, что это ты…
ЖИЛЬ. Нет. Я знал и тогда.
Лиза не осмеливается ему поверить. Он медленно продолжает.
ЖИЛЬ. Я помню всё. Как только я пришел в себя, лежа на носилках, память ко мне вернулась. Я никогда ее не терял.
ЛИЗА. Что?
ЖИЛЬ. Моя амнезия — это способ расследования, чтобы понять, почему ты ненавидишь меня до такой степени, что пытаешься убить. Моя амнезия — это ложь, чтобы вернуться, отыскать тебя. Я солгал тебе только ради любви.
Она смотрит на него сурово. Он между тем ласково продолжает.
ЖИЛЬ. После пятнадцати лет брака у нас в запасе только ложь, чтобы пробиться к истине.
ЛИЗА (непримиримо). К истине? Ну, так ты ее знаешь, и я ее знаю, эту истину! И что дальше? А? Что нам делать с этой истиной? Что нам с ней делать? Делать нечего!
