Эрик-Эммануэль Шмитт - Малые супружеские злодеяния
ЖИЛЬ. Я вернулся поздно, часов в восемь. Повсюду было темно. Я решил, что тебя еще нет. Поставил эту пластинку. Зажег лампу над моим креслом с пружинами, открыл газету. Уже сидя, я услышал за своей спиной шуршание ткани. Сначала подумал, что это сквозняк шевелит занавески, и продолжал читать. Потом снова послышался какой-то шелест. Я обернулся. И успел только увидеть, как ты во тьме чем-то размахиваешь. Потом последовал удар.
ЛИЗА. Ты меня видел.
Лиза виновато склоняет голову. Готова провалиться сквозь землю. Не знает, как себя вести. Нервно трет ладони об обивку дивана. Потом мимоходом выхватывает из книжного шкафа книжку. Машинально ее открывает, делает гримасу и отдает книгу Жилю.
ЛИЗА. Малые супружеские злодеяния. В конечном счете, лучшая твоя книга.
ЖИЛЬ. Да. Кто первым убьет другого? (Пауза). И все-таки я грешил по наивности и никогда даже представить себе не мог, чтобы один из супругов обвинил другого в преступлении, которое совершил сам. (Склоняет перед ней голову) Браво, ты меня превзошла.
ЛИЗА. Когда в браке царствует насилие, не так уж и важно, кто его осуществляет.
ЖИЛЬ. Браво, господин адвокат, отличная идея для защитительной речи.
Лиза пожимает плечами, замкнутая, мрачная. Жиль подходит к ней и спрашивает более мягким тоном.
ЖИЛЬ. Какое насилие, Лиза?
ЛИЗА (взрываясь). Насилие на протяжении пятнадцати лет! Насилие в том, что ты так мне нравишься! Насилие в том, что я вижу, как ты стареешь, но не могу от тебя отказаться. В том, что пора бы уж мне пресытиться, а я всё не пресыщаюсь! Насилие — в твоей красоте и в моем страхе, что ты меня бросишь! Насилие в том, что ты — мужчина, а я — женщина! Мужчины стареют легче или, по крайней мере, они в этом убеждены, как убеждены и женщины. И, стало быть, ты блистаешь, ты нравишься, продолжаешь нравиться, молоденькие девушки улыбаются тебе на улице гораздо чаще, чем мне улыбаются молодые люди. И ты прекрасно мог бы обойтись без меня, в то время как я жить без тебя не в состоянии.
ЖИЛЬ. Это не так!
ЛИЗА. Именно так!
ЖИЛЬ. Ты заблуждаешься, заблуждаешься совершенно искренне, но все же заблуждаешься.
ЛИЗА. И что из того?
ЖИЛЬ. Лиза, это не повод для убийства.
Интонация Лизы просто потрясает своей искренностью.
ЛИЗА. Что ты об этом знаешь? Я не хотела тебя убить, мне просто хотелось перестать страдать.
Начинает рыдать.
ЖИЛЬ. Почему ты пьешь? (Она не отвечает) Тоже, чтобы перестать страдать? (Она подтверждает) Чтобы сделаться толстой, распухшей уродиной, до срока не годной к употреблению? (Она подтверждает. Он улыбается) Чтобы спровоцировать меня? Чтобы я ходил в сопровождении раздутой, как воздушная кукуруза, женушки, которая будет оглядывать других и думать: «Смотрите все, он все равно остался со мной»? (Она опять кивает головой, совершенно по-детски) Ты говоришь мне ДА? Ты всегда будешь говорить мне ДА… ДА, чтобы меня удовлетворить. ДА, чтобы избежать ссор. Скорее ДА, чем обнаружить истину. (Пауза) Отчего ты страдаешь? Я сомневаюсь, что ты не способна мне в этом признаться. Иначе, зачем бы ты пила за моей спиной? Иначе ты не кралась бы за моей спиной, чтобы меня ударить. Делают то, чего сказать не умеют. Тем не менее, ты должна попытаться мне всё объяснить…
Лиза делает отрицательный жест. Он мягко настаивает, как если бы Лиза была ребенком.
ЖИЛЬ. Тебе только кажется, что это сложно, на самом же деле, нет ничего проще. Сложно высказать. Но думать-то просто, раз ты все время об этом думаешь.
ЛИЗА (между двумя всхлипами). Наш брак…
ЖИЛЬ (подбадривая ее). Да.
ЛИЗА. Он важен только для меня, не для тебя.
ЖИЛЬ (та же игра) Ложное утверждение, но продолжай… Продолжай…
ЛИЗА. Для тебя он имеет только бытовую пользу.
ЖИЛЬ. Ложное утверждение, но продолжай.
ЛИЗА. Участь любви — ее распад. Это ты написал в своей книге Малые супружеские злодеяния. Чудовищно! Когда я ее прочла, у меня было такое чувство, будто я подслушала разговор, не предназначенный для моих ушей, разговор, где ты плохо обо мне отзывался, полный мерзостей о нас обоих, разговор, который лишил меня всех иллюзий. Распад любви! Термиты! Эти насекомые разъедают строительные конструкции. Их не видно и не слышно, они продолжают свою работу до тех пор, пока в один прекрасный день конструкция не рухнет. Всё превратилось в труху, но никто об этом не знал. Архитектура, структура, всё, что призвано было держать стены, — труха! Вот, что такое наш брак! На смену любви пришла лень, на смену чувствам — привычки, видимость дома еще существует, но колонны — уже не деревянные, они из картона или из папье-маше. А нежность? Вначале ты отдавал мне предпочтение, но всегда ли так было? Ты полагаешь, что любишь меня, но разве я по-прежнему тебе нравлюсь? Поскольку я здесь, вопрос больше не актуален, как и желание. Тебе больше не хочется со мной жить, потому что ты уже со мной живешь. Я больше не избавление твое, я — твоя тюрьма, ты об меня спотыкаешься, еле терпишь.
ЖИЛЬ. Но я не хочу перемен. То есть, я не хотел…
ЛИЗА. Сказать, почему? Это я тоже вычитала у тебя. Мужчины и женщины остаются вместе только вследствие самого низкого, подлого, отвратительного, что в них заложено: из выгоды, из страха перемен, старости, одиночества. Они костенеют, слабеют, оставляют всякую мысль о том, чтобы как-то изменить свою жизнь и, если держатся за руки, то чтобы не брести к кладбищу в одиночку. Ты остался со мной не из высоких побуждений.
ЖИЛЬ. В то время как ты, разумеется, руководствовалась именно ими?
ЛИЗА. Да.
ЖИЛЬ. Можешь их назвать?
ЛИЗА. Это ты.
Хотя пыл, с которым она призналась в своей привязанности к нему, взволновал Жиля, он не может сдержать иронии.
ЖИЛЬ. Ты меня любишь, следовательно, убиваешь?
Лиза, опустив голову и потупив взор, шепчет скорее для себя, чем для него:
ЛИЗА. Я тебя люблю, и это убивает меня.
Жиль понимает, что это сказано искренне.
ЛИЗА. В тот день я была одна, и мне было скверно. Я пила. Сначала — понемногу, просто, чтобы тебя дождаться. Но ты всё не возвращался. Я продолжала. И чем больше я тебя ждала, тем больше мне тебя не хватало. Чем больше я тебя ждала, тем больше ты медлил с возвращением. Чем больше я ждала, тем больше ты надо мной издевался, меня презирал, топтал ногами! Я рассуждала трезво: если он никогда не говорит со мной о своих изменах, значит, он изменяет мне беспрерывно; если он никогда не рассказывает мне о других женщинах, значит, они у него есть постоянно; если он никогда не оставляет компрометирующих следов, значит, он хорошо организованный человек. Когда пьешь, веришь, что ты только что закрыл дверь перед своим врагом, в то время как на самом деле, ты его только что поселил в своем доме, окончательно и бесповоротно, задвинув засовы молчания. Пьешь, чтобы утопить идею, но она лишь становится всё более навязчивой. Хочешь рассеять подозрения, но под воздействием алкоголя они становятся лишь сильнее и явственней, ничто уже не мешает им овладеть тобой полностью. Я была уверена, что ты меня бросил. В начале бутылки это казалось мне вероятным, в конце ее — очевидным. Когда ты явился, я была пьяна от ярости. Я спряталась и потом нанесла тебе удар.
ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?
ЛИЗА (замыкается в себе). Это меня не касается.
ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?
ЛИЗА. Ты волен делать, что хочешь, я не желаю этого знать.
ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?
ЛИЗА. У нас либеральный брак, ты бываешь, где хочешь, я тоже, и не будем больше к этому возвращаться.
ЖИЛЬ. Стало быть, ты это подумала!
ЛИЗА. О, прошу тебя, не пытайся уверить меня, что я ревновала.
ЖИЛЬ. Но ведь, честно говоря, так оно и было: ты ревновала.
ЛИЗА (вне себя). Нет!
ЖИЛЬ. Послушай, это, конечно, примитив, но ты ревновала.
ЛИЗА. Я — не примитив!
ЖИЛЬ. Не спорь! В обществе ты декларируешь широкие взгляды, а на самом деле даже мысль о том, что я могу прикоснуться к другой женщине, тебе невыносима.
ЛИЗА. Само собой! Как невыносимы и все пошлости на эту тему, произносимые с лукавым видом между первым и вторым блюдом!
