Фридрих Горенштейн - Бердичев
Рахиль. Вот так Миля должен бегать… Только без моей Рузи. Моя Рузя пусть будет жива и здорова, а Миля должен танцевать перделемешка…
Злота. Ах, ну она его ненавидит…
Люся (смеется). Сумер, перестань храпеть.
Рахиль. Это называется, что он пришел в гости к сестрам… Раньше этого не было. Вот так, Быля, он приходит иногда в семь часов утра, иногда вечером, когда у него есть время. Так одетый сядет, выспится у стола и уходит. Сумер, перестань храпеть…
Злота (подходит и трогает Сумера за плечо). Сумер, разденься, ляжь на диван. Ты же выйдешь на улицу и простудишься.
Сумер (просыпается и кричит сердито). Идите вы обе к черным годам… Чего вы меня трогаете…
Злота. Ой, вэй з мир…
Рахиль. Вот вы имеете еще одного сумасшедшего.
Сумер. Если б этот сумасшедший не кормил вас в Средней Азии, вы бы все сдохли с голоду. Я их нашел в чайхана, когда их привезли. Они все сидели закутанные в тряпки, в старые одеяла. (Смеется.)
Виля (нервно кричит). Ты и твоя Зина во время войны жрали булочки и шоколад.
Злота. Ша, Виля, ты не кричи…
Виля (Злоте). Сама заткнись…
Рахиль. Что ты скажешь, Быля… Хорошо, я рада… (К Виле.) Ты, сморкач, вот так, как я держу руку, так я тебе войду в лицо.
Злота. Ша, Рахиль… Чуть что — я тебе дам, я тебе дам…
Рахиль. Ну, раз так, пусть он тебе сядет на голову, я ничего не скажу.
Виля разбрасывает тапки и идет на кухню, слышно, как он одевается. Злота идет вслед.
Злота. Куда ты идешь, надо ведь ужинать?
Виля. Не твое дело, куда надо, туда иду. (Выходит.)
Рахиль. Пусть он идет, станет голодным, придет… Это второй Милечка растет… Несчастная женщина, которая попадет к нему в руки…
Злота. Про своих детей так говори. Виля еще будет большой человек. Люди еще лопнут, глядя на него.
Быля. Здесь-таки сумасшедший дом, здесь-таки…
Сумер. И они еще меня называют сумасшедшим. Я еще плохой. Если б я не кормил их в Средней Азии, они б все подохли с голоду.
Рахиль (Сумеру). Азой… Ты нас кормил? Быля, когда Злота была больная, он не дал ни копейки…
Сумер. А кто ей купил швейную машинку? (К Злоте.) Кто тебе купил швейную машину?.. Человек должен сам себе зарабатывать…
На улице слышен смех, топот, два голоса, мужской и женский, затянули песню: «Наливайте мне да кружечку чаю, до свидания, да я въезжаю… И-и-и-и-и, до свидания, да я въезжаю…»
Рахиль (смотрит в окно). Это Сергей Бойко со Стаськой… А, реформа на вас… Чтоб из десяти стал один…
На улице Бойко поет: «Азохен вэй, сказал еврей, куплю штаны за пять рублей».
Рахиль. Как тебе нравится… Еврей азохен вэй. (Становится на стул и кричит в форточку.) Ты Гитлер, Гитлер!
С улицы слышен смех, и Стаська запела: «Оцем, дроцем, двадцать восемь, от а зекел бейнер…»
Злота (Рахили). Что ты ему говоришь: Гитлер? Если ты ему скажешь: Гитлер, он тебе скажет: жид.
Рахиль. Ничего. Это ты их боишься, а я их не боюсь… Реформа на них… Тут снизу живет Стаська, полячка, так она говорит по-еврейски… Я не люблю, когда гой говорит по-еврейски.
Быля. Злотка, через три дня на примерку, через три дня?
Злота. Через три дня… Пока их нет, переоденься в спальне…
Рахиль. Боже паси… Быля, чтоб ты мне была здорова, лучше на кухне переоденься. Потом Миличка скажет, что мы у него что-то взяли.
Злота. С тех пор, как они здесь живут, моим заказчицам негде переодеваться.
Быля. А где они теперь?
Рахиль. Они пошли в гости к его родителям. К Броне Михайловне и Григорию Хаимовичу. Дурное известие на их обоих: и на Броню Михайловну и на Григория Хаимовича… Плохой сон на них обоих… С тех пор как была свадьба, уже два года назад, они, может, раза три здесь были… Очень хорошо… Как я на него не могу смотреть, так я на их лица не могу смотреть. Я их ненавижу, как паука на стене.
Быля. Уже два года, уже два… Время летит… Моей Мэрочке уже полтора года… Тут как раз Пынчик был из Риги, когда я рожала…
Рахиль. Боже паси, Быля, такого зятя, как Миля.
Быля (улыбается). Ну, пока Мэрочка вырастет, мне чтоб было за ее кости.
Рахиль. Моя Рузя сама виновата. Когда я ее спросила: Рузя, но он тебе нравится, она мне ответила: ничего паренек… На Миля она говорит: ничего паренек… На Миля… Чтоб сейчас, когда он возвращается от своей мамы, пусть поломает обе ноги…
Злота. Ах, смотри на эти проклятия… Я была против их свадьба, а теперь я считаю, надо все сделать, чтоб было хорошо. Рузя скоро должна рожать, у ребенка должен быть отец. Мало в нашей семье сирот? (Плачет.)
Быля. Злотка, не нервничай, Злотка. (Уходит на кухню переодеваться. Злота идет за ней, вытирая глаза.)
Рахиль. Чуть что, она писяет глазами. (К Сумеру, показывает на Люсю.) Зато эта у меня тихая сладкая девочка. (Целует Люсю.)
Сумер. Люся — вылитый Капцан из типографии, его не слышно было.
Рахиль. У меня был муж — золото. Так надо было, чтоб его убило на фронт. (Плачет.) Если б он был жив, Рузичка никогда б не попала в плохие руки. Он имел бронь, так он сказал: я коммунист, я должен идти на фронт… Ах, Сумер, ты же помнишь, Капцан был хороший, но все годы я, а не он, вела дом, я всегда больше зарабатывала. Что он имел — зарплата из типографии.
Сумер. Давай-ка я пойду. У вас здесь кричат…
Рахиль. Сиди, Сумер, ты ж только что зашел. Я хочу с тобой поговорить. (Понизив голос.) Я при Быле не хочу говорить, будет знать весь город, она же сплетница.
Быля (заглядывает). До свиданья, Рахиль, до свиданья, Сумер.
Рахиль (Быле). Иди здоровая… Привет Йойне…
Быля. Спасибо. (Уходит.)
Рахиль. Как тебе нравится, Сумер, какая она большая у себя. Ходит и дует от себя.
Злота. Она всегда любит наговаривать на людей. Быля очень хорошая, я к ней ничего не имею.
Сумер (смеется). Как раз попасть к Рухеле в рот…
Рахиль. Беспокойся про свой рот, беспокойся… Конечно, мой муж лежит в земле, а она мадам Шнеур. Вся крупа, и вся мука, и все жиры, и все, что есть хорошего в лагере военнопленных, так это у них дома. А сейчас, когда лагерь военнопленных ликвидируют, Йойна, говорят, получает назначение на вокзал, начальником ресторана. И буфеты у него будут по всей линии до Казатина. Там уже он будет иметь…
Сумер (смеется). Рухеле, ты всегда завидовала чужим деньгам.
Рахиль. Боже паси. Я завидовала только чужому счастью. Так с этим Милей, с этим негодяем, меня должно было так поломать.
Сумер. Мне пора идти. Если ты это мне хотела сказать, так это я уже слышал.
Рахиль. Ах, брат называется. Ни о чем с ним нельзя посоветоваться.
Злота. Что-то Вили долго нет, я уже беспокоюсь.
Рахиль. Никуда не денется твое сокровище, не волнуйся. Он еще тебе и мне сегодня даст пару дуль и скажет: дура, заткнись.
Злота. Ничего… Он хороший, только он слишком быстрый… Если б его мать и отец были живы, все было б по-другому… Я б жила с ними в Киев. (Плачет.)
Рахиль. Злота, дай, чтоб отдохнули от тебя уши… Сумер, я имею от нее отрезанные годы.
Сумер. Так ты будешь говорить, или я ухожу…
Рахиль. Ты помнишь, что я рассказывала тебе про мое несчастье, что залезли в магазин ко мне и украли продукты?
Сумер. Ну, помню. Так ты же говорила, что уже все в порядке.
Рахиль. Подожди, что я тебе скажу. У меня не может быть беспорядка… Что я, воровка? Если мне надо что-нибудь взять, так они у меня могут знать, что темно в заднице. (Смеется.) Перед реформа был как раз партактив по поводу работа с населением во время реформы… Так ты ж понимаешь, что на партактив завезли те еще продукты… Так залезли и взяли водка, колбаса, вино… Сахар не взяли, сукно тоже не взяли…
