Йосеф Бар-Йосеф - Трудные люди
Лейзер. У меня есть аспирин. (Вытаскивает из кармана пачку.) Вы можете выпить три сразу.
Саймон. Вы носите в кармане аспирин? (Рахели.) С таким мужем — с аспирином в кармане — ты можешь быть спокойна. Аспирин у тебя всегда будет под рукой. (Лейзеру.) Три сразу? Но у меня только две головы.
Лейзер. Примите две таблетки.
Саймон. Хорошо. Нет, спасибо. Я вспомнил лучшее средство. Сейчас, сейчас… Вы себе сидите… Жених и невеста сидят и вкушают золотой бульон… Как сказано: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего…» Это про меня. Не волнуйтесь, я сейчас вернусь… (Направляется к плите.)
Лейзер (Рахели). Так я продолжу?
Рахель. Да, конечно.
Лейзер. Родители в конце концов смирились. Моше-Хаим Фридман и сыновья.
Рахель. Вы сказали, ее фамилия Вильман.
Лейзер (Речь его убыстряется, не то он взволнован близостью Рахели, не то просто сбит с толку). Да. В результате ничего из этого не вышло. Из-за нее. Родители согласились. И была уже назначена свадьба. Но она вдруг заявила, что не согласится обрезать волосы. Там так принято — перед свадьбой стричь невесту. А у нее были косы до пят — так говорят. Говорят, когда она спускалась по лестнице, косы подметали ступени. Весь Иерусалим поднялся на ноги, когда услышал, что она отказывается стричь косы. Но она заупрямилась. Она была из бедной семьи да еще с бородавкой на кончике носа. Говорят, он написал ей длинное письмо и послал по веревкам. Он писал, что она любит свои косы больше, чем его.
Рахель. Это ужасно.
Лейзер. Нахман Фридман тотчас женился на Рахель Гвирцман. А она… Один только немой Шмуэль-Вольф согласился взять ее. Он был немой и не так уж молод. Он не настаивал, чтобы она отрезала косы. Она сама взяла и отрезала.
Рахель. Глупо женщине упрямиться из-за волос. Под конец у нее не осталось ни кос, ни вообще ничего. Это то, что вы хотели сказать?
Лейзер. Как раз нет. Она как раз была счастлива со Шмуэлем-Вольфом. У них родилось восьмеро детей, и все красавцы. Когда иорданцы подстрелили его с Башни Давида, младшему, Эфраиму, было два месяца. И она подняла всех восьмерых, вырастила живыми-здоровыми, хоть они и маялись на крохотную пенсию и не видели ничего, кроме хлеба да постного масла с луком.
Саймон (возвращается с повязкой на лбу, поливает себе чаю и произносит задумчиво). Что за дивная жизнь! Что за идеал! И восемь детей, и столько луку!
Рахель, глядя па Саймона, не может сдержаться и смеется. Отворачивается от Лейзера, чтобы он не заметил ее смеха. Лейзер смотрит на Саймона с недоумением.
Саймон (Лейзеру, указывая на повязку у себя на лбу). Картофель, порезанный ломтиками и подвязанный мокрой тряпкой. Вам известно это средство, не правда ли? Картошка вытягивает боль из головы. Иерусалимский патент. Ничуть не хуже аспирина. А кроме того, экономно. Потом можно пожарить. Иерусалим — бедный город. Бедность — не порок. Напротив — достоинство. Бедностью надо гордиться. Масло с луком! Объедение!
Лейзер. Вы смеетесь надо мной. Вы смеетесь над старыми иерусалимскими женщинами. Вы смеетесь над моей матерью. Вы… (Замечает Рахель, давящуюся смехом.) Вы смеетесь!
Рахель продолжает смеяться, не в силах сдержать себя.
Саймон (глядя па Рахель, тоже разражается хохотом.). Ты слышала… Ты слышала, как он сказал: «Вы смеетесь!»? Да, она смеется! Она смеется!
Лейзер. Вы смеетесь с ним вместе.
Саймон (Рахели, продолжая хохотать). Но как он это сказал! Еще бы! Ты ведь его тронула своим рассказом о сбежавших любовниках. Как они обманули тебя и бросили. Его тронуло твое унижение. Он хотел бы, чтобы ты всегда была такая — униженная и оплеванная. Загнанная серна! Прямо как он сам. Только несчастная и раздавленная ты будешь для него хороша. Чиста и невинна! Единственная роскошь, какую он готов тебе. позволить — это бородавка на кончике носа! Проклятый идиот! Фанатик! Любитель маршей!
Рахель (пытается сдержать смех). Ой, я не могу!.. Я не могу!..
Саймон. Понятно, что ты не можешь. Так нам положено — смеяться. Это удовольствие — смеяться. Это то. что нам по душе и по вкусу. Это — наш удел. Ты помолодела на десять лет. Да только ради того, чтобы ты рассмеялась, стоило затевать всю эту историю. Только ради этого!
Лейзер. Я вам не нужен.
Рахель перестает смеяться.
Саймон (Лейзеру). Ты мне не нужен? (Рахели.) В нем есть шарм, не так ли?
Лейзер. Ничего не поможет. По правде говоря, вы оба не хотите меня. Вы не нуждаетесь во мне. Я не смогу быть вашей семьей никогда. Это не для меня. (Встает, берет пальто.)
Рахель поражена, подымается и делает шаг к Лейзеру. Саймон тоже встает, как бы намереваясь задержать Лейзера, но останавливается.
Лейзер (надевая пальто и шляпу). Но вы помогли мне принять важное решение. Я буду копить для моей дочери деньги на квартиру. Ее мать не позволяет мне видеть дочку. Но, может быть, она так и не узнает, что я существую на свете. Когда она вырастет и найдет себе человека по сердцу, пусть этот дом станет для нее подарком. И это благодаря мне. Я построю ей дом, в котором она будет счастлива. Я буду ей нужен. Прощайте. (Выходит.)
Рахель бессильно опускается на стул и тихонько плачет.
Саймон (с наигранной веселостью). Что ты об этом скажешь? Он отвалил! И без билета! Чистый выигрыш! Здесь стало легче дышать! И этот случай нас кое-чему научил: наука тоже немаловажная вещь, не правда ли? (Замолкает с утомленным и пришибленным видом).
Звонок в дверь. Никто не шевелится. Снова звонок. Рахель встает открыть.
Бени (стоя в дверях, протягивает Рахели туфли). Ваши туфли… Я их взял… Когда вас не было… Они теперь лучше, чем новые. Я буду чинить всегда… Все ваши туфли… Болейте себе на здоровье — я буду приносить все, что надо. Вы этого заслуживаете. (Замечает повязку у Саймона на лбу и замолкает от удивления.)
Саймон. Что же вы умолкли? На что вы уставились? (Рахели.) Что он уставился на меня?
Бени. Ты слишком большой умник! Ты просто большой дурак! (Выходит.)
Саймон (ему вслед). Муц-муц! Муц-муц!..
Из-за стены доносится звук рожка, громкий и уверенный. Рахель наливает чай в чашки.
Саймон (Рахели). Он тоже не без шарма, если хочешь. Тут все не без шарма. Даже я. И все приходят к тебе. Трудные люди, да? (Замолкает.) А все из-за Израиля. Им там хорошо — и с утра веселятся. А почему им не веселиться? Все вокруг бело как снег. Она сводит меня с ума — Земля Обетованная. Лишает рассудка! Когда я встретил его, мне стукнуло в голову: я должен привезти кусок от этих щедрот, кусок от пирога радости, частичку света! На! Имей! (Стягивает со лба повязку. Видно, что он удручен и разбит.) Ты помнишь снег? Этот свет… Ослепительный как солнце… Это их снег… (Замолкает, но потом вдруг начинает с новой силой.) А ты достойна большего! Ты слышишь?! Ты достойна лучшего!. И никуда от этого не деться! Если тебе ничего не достанется, что ж — так тому и быть. Но чего ты достойна, того достойна! И я не позволю отнять это у тебя!.. (Сникает окончательно, будто из него вынули все кости.)
Рахель подымается, ставит чашки на поднос и уносит их к плите. За стеной раздаются звуки рожка.
Конец
