Федерико Гарсиа Лорка - Йерма
Обзор книги Федерико Гарсиа Лорка - Йерма
Федерико Гарсиа Лорка
Йерма
Трагическая поэма в трех действиях и шести картинах
Йерма.
Мария.
Старуха-безбожница.
Долорес.
Первая прачка.
Вторая прачка.
Третья прачка.
Четвертая прачка.
Пятая прачка.
Шестая прачка.
Первая подруга.
Вторая подруга.
Ряженая.
Старшая золовка.
Младшая золовка.
Первая женщина.
Вторая женщина.
Мальчик.
Хуан.
Виктор.
Ряженый.
Первый мужчина.
Второй мужчина.
Третий мужчина.
Действие первое
Картина первая
Когда поднимается занавес, Йерма спит; в ногах у нее – рабочая шкатулка. Сцена освещена странным, как во сне, светом. Входит пастух, пристально смотрит на Йерму. Он ведет за руку маленького мальчика в белом. Бьют часы. Когда пастух исчезает, свет становится веселым, весенним, утренним. Йерма просыпается.
Голос (за сценой).
Баю, милый, баю,
спи, родной, усни.
Выстроим шалашик,
заживем одни.
Йерма. Хуан! Ты слышишь, Хуан?
Хуан. Иду.
Йерма. Уже пора.
Хуан. Прошли упряжки волов?
Йерма. Да, прошли.
Хуан. Ну, до свиданья.
Йерма. Молока не выпьешь?
Хуан. А зачем?
Йерма. Работаешь много, сил не хватит.
Хуан. Все худые люди крепкие, как сталь.
Йерма. Все, да не ты. Когда мы поженились, ты был другой. Теперь у тебя лицо бледное, словно ты и солнца не видел. Сходил бы ты на реку, поплавал или влез бы на крышу в ливень. Мы женаты два года, а ты все печальней, все худее, словно растешь в землю.
Хуан. Больше ничего не скажешь?
Йерма (поднимаясь). Ты не сердись. Если бы я захворала, я бы рада была твоей жалости: «У меня жена хворает, заколю-ка я ягненка, нажарю ей вкусного мяса»; «У меня жена хворает, натоплю куриного жиру, грудь ей разотру, принесу овчину, укутаю ей белые ноги». Вот я чего хочу, потому о тебе и забочусь.
Хуан. На чем и спасибо.
Йерма. Так ты ж не даешь заботиться о себе!
Хуан. А я здоров. Это все твои выдумки. Просто я много работаю. Старею с каждым годом.
Йерма. С каждым годом… Мы все здесь да здесь.
Хуан (улыбается). А где ж нам быть? Нам и тут неплохо. Работа идет хорошо, детей у нас нет, расходов меньше…
Йерма. Детей у нас нет… Хуан!
Хуан. Ну, что?
Йерма. Разве я тебя не люблю?
Хуан. Любишь.
Йерма. Девушки дрожат и плачут, когда надо лечь с мужем. Разве я плакала, когда я с тобой легла? Разве я не пела, поднимая полотняный полог? Разве я не говорила, что простыни пахнут яблоком?
Хуан. Говорила.
Йерма. Моя мать обижалась, что мне не жалко с ней расстаться. И правда, я не жалела. Я радовалась в день свадьбы. И все-таки…
Хуан. Работаешь, работаешь, а ты вечно одно…
Йерма. Нет, не повторяй мне то, что люди твердят… Я знаю, это не так. Когда идет дождь, даже камни становятся мягче, и на них вырастает трава. Люди говорят: «Сорняк, ни на что не годен», а я вижу, как желтые цветочки колышутся на ветру.
Хуан. Подождем!..
Йерма. Да, подождем и будем любить друг друга. (Сама обнимает и целует мужа.)
Хуан. Если тебе что нужно, ты скажи, я принесу. Не люблю, чтобы ты выходила.
Йерма. Я и не выхожу.
Хуан. Тебе здесь лучше.
Йерма. Да.
Хуан. По улицам ходят те, кому делать нечего.
Йерма (мрачнеет). Да…
Хуан уходит, Йерма идет к столику, проводит рукой по животу, зевает, потягивается и садится за шитье.
Ты откуда идешь, сыночек?
Из холодной, из вечной ночи.
Чем согрею тебя, сыночек?
Теплотою твоих сорочек.
(Вдевает нитку в иголку.)
Завивайся в ночи, вьюнок,
заплетайте, ручьи, венок!
(Словно говоря с ребенком.)
Чу! Залаял наш пес дворовый,
замычали во сне коровы,
плачет ветер, и ночь темна,
а в косе у меня луна.
Что ты ищешь, далекий, нежный?
Пауза.
На груди твоей холмик снежный.
Завивайся в ночи, вьюнок,
заплетайте, ручьи, венок!
(Шьет.)
Все, что силы мои сломило,
для тебя я терпела, милый,
и тебя я ношу, как рану,
и тебе колыбелью стану!
Но когда же ты станешь сыном?
Пауза.
Когда тело дохнет жасмином.
Заплетись на заре, вьюнок,
заиграйте, ручьи, у ног!
Йерма еще поет, когда входит Мария с узелком.
Йерма. Ты откуда?
Мария. Из лавки.
Йерма. Так рано?
Мария. Я бы и раньше вышла и ждала у дверей. Знаешь, что я купила?
Йерма. Кофе к завтраку, сахару, хлеба.
Мария. Нет. Кружев, три мотка ниток, ленты и цветную шерсть. Деньги мужнины, он сам мне их дал.
Йерма. Кофточку хочешь шить?
Мария. Нет… Я… ну, понимаешь…
Йерма. Что с тобой?
Мария. Уже… случилось. (Опускает голову.)
Йерма встает и восхищенно смотрит на нее.
Йерма. Через пять месяцев!
Мария. Да.
Йерма. А ты знала?
Мария. Конечно.
Йерма (с любопытством). Что же ты чувствуешь?
Мария. Не пойму. Грустно мне как-то…
Йерма. Грустно. (Хватает ее за руку.) Когда это случилось? Скажи, ты недоглядела?
Мария. Да.
Йерма. Ты, верно, пела, да? Я всегда пою. Ну, скажи…
Мария. Не спрашивай. Ты когда-нибудь держала в руках живую птичку?
Йерма. Да.
Мария. Вот и это так… только в самой крови…
Йерма. Как хорошо! (Смотрит на нее растерянно.)
Мария. Не знаю, что и делать. Ничего я теперь не знаю.
Йерма. Про что?
Мария. Ну, что мне делать. Надо будет мать спросить.
Йерма. Зачем? Она старая, все перезабыла. Ты ходи поменьше и дыши потише, словно у тебя в зубах роза.
Мария. Люди говорят, он потом ножками пинается.
Йерма. Тогда его и полюбишь, тогда и скажешь: мой сынок!
Мария. Мне все же стыдно.
Йерма. А что твой муж сказал?
Мария. Ничего.
Йерма. Он тебя очень любит?
Мария. Он не говорит, но когда ко мне подходит, взор у него трепещет, как зеленый листочек.
Йерма. Он знал, что ты?…
Мария. Да.
Йерма. Почему?
Мария. Не знаю. Он в первую же ночь про это сказал и целовал меня в щеку, и мне все кажется, что ребенок светлым голубком скользнул мне в ухо.
Йерма. Счастливая ты!..
Мария. Ты это лучше меня понимаешь.
Йерма. А что толку?
Мария. И правда… Почему так случилось? Из всех, кто тогда вышел замуж, ты одна еще…
Йерма. Да. Конечно, бывает и хуже. Елена ждала три года, а прежде, материны ровесницы, и того больше. Но два года и двадцать дней тоже немало. За что мне такое мучение? Ночью выйду босая в патио и хожу, хожу… Так и с ума сойдешь.
Мария. Ну что ты! Как будто старуха… Да и грех жаловаться. Сестра матери моей ждала четырнадцать лет, а какого родила ребенка!
Йерма (жадно). Какого же?
Мария. И плакал, как теленок, и стрекотал, как кузнечик, и мочился нам на юбки, и за косы нас таскал, а когда ему пять месяцев исполнилось, стал царапаться.
Йерма (смеется). Это ничего, стерпеть можно.
Мария. Ну, как сказать…
Йерма. Да что уж! Когда моя сестра кормила, у нее вся грудь потрескалась, боль ужасная, зато чистая, хорошая, здоровая боль.
Мария. Говорят, с детьми намучаешься…
Йерма. Ты больше слушай. Так говорят плохие матери, слабые. А на что им дети? Ребенок – не роза, без мучений не вырастишь. Я думаю, на них уходит половина нашей крови. Но это хорошо, это правильно, так и должно быть. У каждой женщины крови хватит детей на пять, а когда их нет, кровь становится ядом, как у меня.
Мария. Прямо не знаю, что со мной…
Йерма. Люди говорят, первый раз страшно.
Мария. Посмотрим… (Робко.) Ты так ловко шьешь…
Йерма (берет узелок). Давай, накрою тебе распашонок. А это что?
Мария. Это пеленки.
Йерма. Хорошо. (Садится.)
Мария. Ну… До свиданья.
Подходит к Йерме, та нежно касается ее живота.
Йерма. По камням не бегай.
Мария. До свиданья. (Целует ее и уходит.)
Йерма. Приходи поскорей. (Сидит у столика, как в начале картины; берет ножницы, кроит.)
Входит Виктор.
Йерма. Добрый день, Виктор.
Виктор (он сосредоточен и очень серьезен). Где Хуан?
Йерма. В поле.
Виктор. Что ты шьешь?
Йерма. Пеленки крою.
Виктор (улыбается). Вот как!
Йерма (улыбается). Обошью кружевами.
Виктор. Будет девочка, Йермой назовешь.
Йерма (вздрагивает). Что ты сказал?
Виктор. Я рад за тебя.
Йерма (еле дыша). Нет… Я не для себя. Я для Марии.
Виктор. Что же, может, и ты за ней следом. Вам бы нужен ребенок.
Йерма (печально). Нужен!
Виктор. Так чего ж ты? Скажи мужу, чтоб поменьше думал о работе. Он все деньги копит – и накопит, а кому он их оставит? Ну, я погнал овец. Передай Хуану, пускай берет тех двух, что он у меня купил, а насчет прочего – пускай подумает. (Улыбается и уходит.)
