Лорейн Хэнсберри - Плакат в окне Сиднея Брустайна
Сидней. Глории как раз и не хватило жесткости, но не будем вдаваться.
Айрис. Ладно. Не будем. Словом, это просто трата времени. Сидней, я больше не пойду на пробу, мы это оба знаем. Не могу я видеть эти двери, боюсь… Господи, как будто мне не двадцать девять, а все сто!
Сидней. Айрис, распусти волосы.
Айрис (грубовато, но не сердясь). И дались тебе мои волосы… (Смеется, сквозь слезы.) Смешно, когда тебя любят за красивые волосы, правда?
Сидней. Ну же распусти волосы. (Он тянется и вытаскивает у нее из головы шпильки, копна волос падает ей на плечи, чуть ли не закрывая лицо. Он встает, подходит к радиоле, ставит пластинку, поворачивается, ждет. Через несколько секунд тишину разрезают берущие за душу переборы банджо, звуки растут, ширятся, становятся громче, быстрее, и вот уже неудержимо льется буйная кентуккийская песня.) Потанцуй для меня, Айрис Пародус… Сойди с холмов и потанцуй для меня, Девушка с Гор.
Айрис (посмотрев на него сквозь распущенные волосы). Я не в настроении, Сид, аппалачской девушки из меня сегодня не получится…
Они пристально смотрят друг на друга. Музыка продолжается. Снаружи к двери подходит Мэвис Брайсон, старшая сестра Айрис. Она похожа на Айрис, но крупнее, рыжеволосая, одета более модно и без налета богемности. Она стучит. Айрис поднимается, открываем дверь и тут же захлопывает, прижавшись к ней спиной и раскинув руки. Имея в виду содержимое коробки, что в руках у сестры:
Не хочу я его, мне не нужно, я не возьму!
Мэвис. Ты только примерь — единственное, о чем прошу.
Айрис неохотно отворяет дверь, пускает сестру.
Привет, Сид!
Сидней. Привет, Мэв!
Мэвис (открывая коробку, оживленно). Нельзя ли перенести этот кошачий концерт на другой раз? (Выключает радиолу.)
Айрис. Мы же не ходим на вечеринки с коктейлями, Мэв. Во всяком случае, на такие, куда надевают эти платья. И вообще ты выбрала неудачное время, вот что я тебе скажу. У меня сегодня пет никакого настроения играть в любящих сестричек и…
Мэвис подходит к Айрис и ласково закрывает ладонью ей рот, прервав на полуслове. Набрасывает на нее платье.
Мэвис. Пожалуйста, перестань. Я сама выбирала, тебе безумно пойдет. (Застегивая крючки и молнии, доверительно.) Что это за чудовищная вывеска у вас в окне, дорогая? Это так вульгарно.
Айрис обличительным жестом показывает на Сиднея.
От Глории что-нибудь есть?
Айрис. Ни строчки.
Мэвис. Постой, тут надо расправить… Ну, разве что-нибудь увидишь, когда торчат эти…
Айрис подтягивает джинсы под подол.
Потрясающе!
И в самом деле потрясающе, потому что чего-чего, а вкуса к простоте и элегантности у Мэвис не отнять; платье отлично сидит на Айрис.
Теперь тебе к пасхе надо раздобыть пару новых тапочек, и все! Сидней (одобрительно). Молодец Мэвис, ты начинаешь выражаться по-человечески. Выпить не хочешь? (Подходит к бару.)
Мэвис. Тебе не кажется, Сидней, что последнее время ты слишком много пьешь? (Обращаясь к Айрис.) По-моему, ты говорила, евреи не пьют.
Сидней (возвращается). А я приспособился к среде.
Мэвис. Откуда Глория писала последний раз?
Айрис. Из Майами-Бич. (С досадой на себя за то, что проговорилась.) Вот лиса — ну непременно выпытаешь!
Мэвис. А ты пе скрывай. (Сиднею.) Зачем она скрывает? Майами-Бич. (Пауза.) И она там…
Айрис. А как ты думаешь — конечно!
Мэвис (приложив кончики пальцев к глазам). Бедняжка. Благодарю судьбу, что папа пе дожил…
Айрис. Не надо, Мэвис. Сегодня я не желаю обсуждать эту проблему. У Глории, как говорится, своя жизнь, у нас своя. (Уходит в спальню.)
Мэвис. Она скоро приедет?
Айрис. Ничего об этом не пишет. (Снова появляется.)
Мэвис. Когда?
Айрис. Мэв, тебе не надоело? Она все равно не захочет тебя видеть. Зачем ей слушать твои нотации?
Мэвис. Ты, конечно, не читаешь нотаций.
Айрис (наливая себе выпить). Мэвис, тебе за Сиднея надо было бы выйти замуж, не будь ты самой ярой антисемиткой в мире. Что ты, что он — к каждой бочке затычка.
Мэвис. Оставь свои шуточки, и вообще я тебе сотый раз повторяю* никакая я не антисемитка, (быстро) Сидней, ты ведь не считаешь меня антисемиткой, правда?
Айрис. А ты забыла, как тебя чуть удар не хватил, когда мы поженились? Ты даже начала брать сеансы психоанализа, а это значит, что либо ты безумно любишь меня, либо безумно ненавидишь евреев — выбирай!
Мэвис (сверля сестру гневным взглядом). Ну, знаешь, Айрис, иногда ты… (Пауза.) Она не пишет. Может быть, ей что-нибудь нужно?
Айрис. Да ничего ей не нужно. Она как сыр в масле катается. Нам бы так! (Подмигивая.) Вот приедет, мы с ней вместе подзаработаем.
Мэвис. Айрис, у тебя грязные мысли.
Айрис. Да, моя сестра дорогая кокотка, модная шлюха — ну и что? Она загребает не одну тысячу в год, да еще не платит налогов, у нее своя жизнь — и что? (Она пожимает плечами, в полнейшей уверенности, что ее вины тут нет.)
Мэвис (с укором). Ведь это твоя младшая сестра — как ты можешь так говорить?
Айрис. Да ну тебя с твоей пуританской моралью. Такие вещи меня не волнуют.
Мэвис (уставившись на сестру). А что тебя волнует?
Айрис. По чести сказать, в нашем обществе, которое подавляет сексуальную свободу…
Сидней (выведенный из себя, взрывается). Да замолчи же в конце концов! Терпеть не могу, когда ты, толком не разобравшись, повторяешь болтовню всяких свихнувшихся на сексе кретинов, даже не поняв, что к чему!
Айрис (возмущенная до глубины души). Позволь мне иметь собственное мнение!
Сидней (жестко). Нет, не позволю! Не позволю, потому что это мнение основано на высокомерном невежестве.
Айрис. Уж ты-то помолчал бы. Ты же последний из викторианцев.
Сидней. Неужели? Слишком много чести старухе Виктории. Если викторианцы вообще во что-то верили, так только в то, что обществу нужны шлюхи. Они, радость моя, были отнюдь не против «греха». Они только требовали, чтобы сохранялась видимость добродетели.
Мэвис. Придумают же, о чем говорить!
Айрис. Все равно паше общество подавляет сексуальную…
Сидней. Послушай, Айрис, дорогая… (В отчаянии хватается за голову, хочет, чтоб его поняли.) Как бы тебе объяснить в присутствии Мэвис.
Мэвис кидает на него обиженный взгляд.
Виктория давно умерла, сейчас совсем не трудно позабавиться… ты меня понимаешь… с какой-нибудь приятельницей и не нужно бежать к проституткам. Поняла? А те, кто бегает, отнюдь не совершают сексуальной революции, которую ты так приветствуешь. Им кажется, будто они бросают вызов условностям — на самом же деле они недалеко ушли от дремучего средневековья! А вообще-то, должны же существовать какие-то человеческие отношения, не захватанные грязными лапами коммерции, как ты думаешь?
Айрис. Ничего не думаю. Мне безразлично— вот и все.
Мэвис. Сидней, Глория просто больна. Она не плохая, она очень и очень больна.
Айрис. Она даже берет сеансы психоанализа, если хотите знать!
Сидней и Мэвис оборачиваются, пристально смотрят на нее, он — торжествующе, она — в растерянности.
Говорит, что помогает…
Сидней (искоса кинув взгляд на Мэвис, обращается к жене, терзая ее, как кошка мышь). Айрис, что же ты пе объявишь Мэвис новость?
Мэвис (Сиднею). Новость? Какую?
Айрис (мужу). Вот болтун!
Мэвис (оборачивается к сестре). Что случилось?
Айрис (помолчав). Один наш знакомый хочет жениться на Глории.
Мэвис (прикрыв глаза, откидывается назад, словно наконец-то всевышний внял ее молитвам). Дай ему бог здоровья! (Открывает глаза.) А кто он такой? (Обеспокоенно, Сиднею.) Кто-нибудь из твоих дружков? (Тот кивает, Мэвис придирчиво к Айрис.) А чем он занимается?
