Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)
Лили взгромоздилась на шаткий плетеный стул — из сиденья торчала распрямившаяся лоза; Северус не сводил с нее взгляда — следил за каждым движением, и от этого ее разбирала нервозность; она чувствовала себя актрисой, от которой все ждали фурора. Лили попробовала улыбнуться, сама не зная, не слишком ли натянуто это выглядело.
Миссис Снейп опустилась на второй стул — более мягкий и обитый выцветшей бордовой тканью; это вышло у нее пожалуй что даже грациозно. Она не обращала внимания ни на Лили, ни на оставшихся троих целителей, которые шмыгали по палате, стараясь казаться как можно незаметнее; только уставилась на какую-то точку на плинтусе и сложила руки на коленях — левая ладонь поверх правого запястья. И так и не убрала свою палочку.
Северус продолжал наблюдать за Лили. Ей хотелось с ним заговорить, но в обществе его матери и троих целителей это было невозможно; хотелось спросить, действительно ли проклятие все еще на него действовало... Дамблдор ни о чем таком не предупреждал — лишь произнес своим обычным безмятежным голосом, что снималось оно контрзаклинанием "Я прощаю". Ей следовало догадаться, что на самом деле все далеко не так просто... но почему Дамблдор ее не предупредил? Сев мог погибнуть — да кто угодно мог, наложи она проклятие в полную силу. Каковы шансы, что тот, кто им воспользуется, сначала выслушает все ужасы, что человек сотворил, а затем искренне и от всей души его простит?
Не сообрази она вовремя... останься у нее в сердце хоть малюсенькая капелька обиды...
Лили почувствовала, как по коже заплясали иголочки — взглянула вверх и встретилась с черными непроницаемыми глазами миссис Снейп, но тут же отвела взгляд в сторону: снова проваливаться в тоннель с воспоминаниями как-то не хотелось.
— Что это? — спросил Северус таким тоном, словно ему протягивали не ярко-синее зелье, а окровавленную человеческую печень.
— Успокоительное, — пропищала вспотевшая целительница — похоже, учебу она закончила совсем недавно.
Северус, судя по всему, собирался сказать что-то такое, что должно было опустить ее самооценку ниже плинтуса, но сдержал свой порыв.
— Мне это не нужно.
— Но... но сэр... — она умоляюще взглянула на старшего целителя.
— От него никакой пользы, — пояснил Северус. — Валериана, похоже, была пересушена. Оно меня не успокоит, а лишь приведет к слабости и дезориентации.
Юная целительница посмотрела на начальство, жалобно округлив глаза.
— Ты не можешь этого знать, сынок, — целитель старался говорить дружелюбно и рассудительно.
— Нет, может, — резко возразила Лили. Она была раздражена, хоть и сознавала, что иного от Мунго ждать не приходилось. — Он может и лекарство не пить, если не хочет.
— Мы оставим его здесь на случай, если ты передумаешь, — целитель кивнул своей подчиненной — та торопливо поставила зелье на столик и поспешила вернуться на прежнее место, стремясь оказаться как можно дальше от Северуса и его ужасных посетителей.
— Можешь идти, Дорис, — сказал ей начальник, записывая что-то на листе пергамента коротким обрезанным пером. — Займись очередным обходом.
Дорис умчалась прочь с таким выражением лица, как будто ее уведомили, что вместо нее сейчас расстреляют кого-то другого.
— Он поправится? — спросила Лили. Старший целитель взмахнул над пациентом волшебной палочкой; его планшет с зажимом без поддержки парил в воздухе, а перо продолжало на нем что-то выводить.
— Надеемся, что да, — произнес он, не отрываясь от сплетенной над Северусом сети заклинаний. Она вспыхивала то красным, то синим, то золотым, и напоминала диаграмму со спиралью ДНК. — А сейчас, юная леди, мне надо работать. Ты не мог бы прилечь, сынок? — спросил он, собираясь уже положить руку на плечо пациента, но Северус одарил целителя таким убийственным взором, что тот остановился.
— Ты не мог бы прилечь? — повторил он, сохраняя спокойствие. Северус послушался; его внимание снова переключилось на Лили.
С несвойственной ей проницательностью она подумала, что он, должно быть, гадает, что именно ей рассказал... сколько она услышала и какие сделала выводы. Лили улыбнулась, но выражение его лица не изменилось.
Как же ей хотелось, чтобы эти дурацкие целители поторопились и скорее его вылечили.
— Все хорошо, Сев, — сказала она, отчаянно мечтая придвинуть к нему поближе этот ужасный плетеный стул... но при его маме не осмелилась. К тому же ее могли выставить из палаты. — Теперь все будет хорошо.
Кажется, у него замерло дыхание. Он молчал и лишь смотрел на нее, и Лили позабыла обо всем на свете... о целителях, о его матери, о полоске линолеума, отделявшей ее от больничной койки, — даже о Джеймсе, Сириусе и Ремусе там, за дверью, где-то в отделении, и просто сидела рядом с ним в этот первый час наступившего нового года.
Глава 12
1 января 1977 года
Лили проснулась, совершенно не представляя ни где находится, ни что произошло, пока она спала. Все тело противно ныло — в особенности голова, но и остальное тоже, как будто она перенесла какой-то особенно поганый грипп или скатилась с каменной лестницы. Мокрая от пота одежда липла к коже.
Она застонала — звук вышел слабый и протяжный. На большее сил уже не хватало. Может, если не вставать, то удастся снова уснуть... ну или хотя бы ей не станет хуже...
Где-то наверху кто-то переместился — скрипнул пол, почудилось узнаваемое движение воздуха.
— Мам? — сипло спросила она, хоть и догадывалась, что это не ее мать — никакого обволакивающего аромата гардении и апельсинов... но и не Северус тоже — ни нафталина, ни капусты... и не Петунья с ее детской присыпкой... Пахло только пылью — как в давно запертых комнатах. Но кто тогда?..
Лили с трудом разлепила глаза. Свет был мутный — зеленовато-серый, словно смотришь со дна аквариума, и в этом свете куда-то назад отодвинулась черная тень... кажется, кто-то незнакомый. Она понадеялась, что это не Люциус Малфой, которому вздумалось поквитаться с ней за сорванные планы. Господи, да где же она оказалась?
— Тебе нехорошо? — спросил невозмутимый и неприятно знакомый голос, и Лили обожгло холодком нехорошего предчувствия. Это была мать Северуса.
Теперь она вспомнила... прошлой ночью, когда в районе двух часов целители все-таки выставили из больницы их обеих, миссис Снейп привела ее на узенькую и мощенную булыжником улочку, а затем нашла крошечную гостиницу рядом с темными каменными постройками у пустынной дороги. У Лили сразу мурашки поползли по коже — так нервировала ее мысль о том, чтобы спать в одной комнате с этой женщиной... остаться беспомощной и беззащитной... но, похоже, посреди ночи решимость не закрывать глаза куда-то сгинула — а теперь и вовсе осталось только это ощущение, словно ее скинули с лестницы. Более чем вероятно, что миссис Снейп прокляла ее, как только она задремала.
Это были худшие зимние каникулы в ее жизни.
— Меня вчера случайно не роняли с лестницы? — хрипло выдавила Лили.
— Возможно, это последствия того прелестного проклятия, которое ты наложила на моего сына, — промолвила миссис Снейп таким тоном, словно отвечала на бессмысленный вопрос только из вежливости. — Или какая-нибудь зараза, которую ты подцепила в Мунго; ослабленный организм не в силах ей сопротивляться.
Лили оттолкнулась от постели, пытаясь сесть... не столько, конечно, "сесть", сколько "откинуться на подушки и изголовье кровати". В комнате было мрачно, холодно и тесно; несколько лучше, чем в том отельчике в Камдене, где она ночевала с Севом, но лишь на какую-то йоту — викторианская вариация на ту же самую тему. Мебель из темного дерева растрескалась и обветшала; сквозь единственное закопченное окно в мыльных потеках никак не получалось рассмотреть, что снаружи. Обстановка казалась зеленоватой из-за штор из органзы — одна из них была сдвинута в сторону, к самому краю мутноватого стекла.
Миссис Снейп сидела в кресле с подлокотниками — под окном, рядом с крошечным камином, в котором едва теплился еще более крохотный огонек... он казался таким ослабевшим — Лили чувствовала себя почти так же. Воздух в комнате не просто пах застарелой пылью — он был весь ею пропитан, причем в буквальном смысле слова: в лучах зеленоватого света дрейфовали отчетливо заметные крупные пылинки.
— Где мы? — от слов у нее заныло горло, а голова предложила немедленно заткнуться и лечь назад на кровать.
— В Лондоне, на Грейнторп-Аллей.
В правой руке мать Сева держала волшебную палочку, в левой — надтреснутую чашку. На шатком голенастом столике рядом с ее локтем виднелся помутневший серебряный поднос, на котором пристроились щербатый заварочный чайник, блюдце с ломтиками лимона и тарелка с нарезанным белым хлебом. Миссис Снейп небрежно направила палочку на поднос — чайник взмыл вверх, и во вторую чашку полилась тонкая струйка ярко-коричневой жидкости.
— Тебе с лимоном? — спросила она с такой скукой в голосе, что Лили лишь через пару секунд заметила, что ей задали вопрос.
