Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)
— Я пытаюсь спасти ему жизнь.
Миссис Снейп заговорила не сразу.
— Таким способом? — спросила наконец она, явно не веря своим ушам — что Лили действительно способна на такой идиотизм; что кто угодно способен на такой идиотизм; что такой идиотизм вообще способен существовать. Лили ее прекрасно понимала.
— Это был его план, — созналась Лили, ненавидя все человечество, кроме Сева, который всего лишь не хотел снова стать Пожирателем. Потупившись, она смотрела на него; Северус метался по кровати, пытался вырваться, но веревки держали крепко... от них же, наверное, синяки останутся... Его глаза, незрячие и безумные, были широко распахнуты, а губы все еще шевелились, хотя наложенное целителем заклинание и заглушало льющийся поток признаний, эту бесконечную литанию...
— Его план, — повторила миссис Снейп все с той же недоверчивой интонацией. — Он планировал собственную госпитализацию?
— Он планировал, чтобы я помогла ему загреметь в больницу, — сказала Лили; похоже, что замужество за одним из Мародеров основательно размягчало мозги, поскольку уже через какую-то секунду она ощутила у горла волшебную палочку миссис Снейп — кто бы мог подумать, что в ее возрасте можно так быстро двигаться... Это лицо — оно словно приковало к себе взгляд Лили, и ее затянуло в эти черные глаза, такие же, как у Северуса, только пустые — у Сева никогда не было таких пустых глаз, даже когда он пользовался окклюменцией — и она падала в темный тоннель, летела сквозь него, а рядом вспыхивали воспоминания — Джеймс зеленый свет смех Северус Гарри...
"Нет", — подумала Лили — и вдруг раздался приглушенный хлопок, и тоннель пропал, и она крепко зажмурилась, прижимая руку к груди; тепло оттуда постепенно уходило — так, словно она держала Гарри еще секунду назад, а теперь он исчез, и...
В палате было тихо — только металлически поскрипывала старая больничная кровать, на которой метался привязанный Северус.
— Где он? — очень странным тоном спросила миссис Снейп; возможно, что странного там было только одно — то, кто именно эти слова произнес; в них звучало что-то, похожее на панику.
Лили открыла глаза. Как оказалось, она заставила мать Сева отшатнуться — та стояла от нее в нескольких шагах и прижимала к груди левую руку, словно копируя увиденное воспоминание; в другой руке ведьма по-прежнему сжимала палочку и смотрела на Лили — без прежней отстраненной ненависти, но так, что не хватало слов, чтобы это описать.
— Кто именно? — вопрос прозвучал хрипло, словно она упала и пролетела сотню метров, и от этого задыхалась, а сердце колотилось в груди.
— Ребенок, — сказала миссис Снейп.
Лили моргнула. Увидела краешком глаза, как бьется в конвульсиях Северус.
— Его больше нет, — ответила она наконец.
Миссис Снейп не шелохнулась — только взгляд ее все скользил и скользил по лицу Лили; возможно, она тоже подумала — как и мама когда-то — что ребенка может больше не быть по самым разным причинам.
— Я потеряла его, — сказала Лили. — Но Северуса я не потеряю.
Если она и ждала какой-то явной реакции на свои слова, то ошиблась. Было очень тихо, и в этой тишине у нее колотилось сердце, а миссис Снейп смотрела на нее.
— Тогда, возможно, тебе больше не стоит накладывать на него проклятия, — сказала наконец мать Сева. В ее голосе не было ни намека на дружелюбие — как, впрочем, и убийственной злобы; одна лишь отстраненная неприязнь.
Лили кивнула — совсем чуть-чуть.
— Это здешние целители настолько некомпетентны, или проклятие куда серьезней, чем можно от тебя ожидать?
— Второе, — ее голос был похож на карканье вороны.
— Ты можешь его снять? — впилась в нее взглядом миссис Снейп.
— Я знаю контрзаклинание.
— Я спрашивала не об этом.
— Знаю, — сказала Лили.
Миссис Снейп даже переменилась в лице — и его выражение отнюдь не потеплело.
— Тогда вперед, — скомандовала она с металлическими нотками в голосе.
Заставив себя отлепиться от стены, Лили вытащила палочку; затем набрала в грудь воздуха и задержала дыхание, погружаясь глубоко в себя — ей нравилось думать, что именно там, в этом внутреннем источнике, начиналась ее магия. Она позволила волшебному потоку устремиться вниз, по руке, чувствуя, как он втекает в кончик палочки, и прошептала:
— Игноско.
Но ничего не произошло. Она уставилась на Сева — тот лежал парализованный, и это долбаное прощение все никак его не отпускало — и мечтала заорать, но внутри не осталось ни голоса, ни мыслей. Только беспомощность, отчаяние и вина, чудовищная, всепоглощающая вина, такая же страшная, как угрызения совести, что душили Северуса...
— Жаль, — сказала миссис Снейп абсолютно ледяным тоном, — что твоя попытка наложить это проклятие не увенчалась аналогичным фиаско. И жаль, что этот воистину ошеломляющий успех не повторился снова.
Она поймала Лили за запястье, но не сделала никакой попытки развернуть к себе, только цепко сжимала руку, и тонкие ее пальцы напоминали когти. Голос миссис Снейп понизился до жгучего шепота:
— Пока мой сын жив, ты в безопасности. Но если он умрет — ты пожалеешь о том, что родилась.
А затем она отпустила Лили и распахнула дверь палаты настежь. Было слышно, как она отрывисто рявкнула на кого-то в коридоре:
— Ладно, можете вернуться и заняться реализацией возникших у вас идей — не то чтобы я ожидала, что их будет много.
Ответ Джетрис приглушила раскачивающаяся на петлях дверь.
— Что она рассказала? — требовательно спросила целительница.
— Если бы я хотела, чтобы вам стало известно содержание нашего разговора, вы бы остались в комнате. Достаточно сказать, что я была права: ничего путного она вам не сообщит.
Вероятно, миссис Снейп была бы раздосадована, если б узнала, что ее слова вовсе не расстроили Лили — потому что расстраиваться дальше ей было просто некуда. Она стояла рядом с койкой Северуса, и не могла думать ни о чем, кроме страдальческой гримасы на его лице, и не могла чувствовать ничего, кроме горечи поражения.
* * *
Лили прислонила голову к стене — она сидела в приемном покое, напротив того коридора, что вел в палату Северуса. Такого гама она в жизни не слыхивала, даже в тот вечер на четвертом курсе, когда Гриффиндор выиграл Кубок по квиддичу, и Сириус запустил фейерверки, превращавшие в лам всех, на кого попадали конфетти. (Кстати о ламах: ей показалось, что она расслышала характерное блеяние.) Помнится, отец никогда не хотел дежурить в канун Нового года — слишком много в этот день поступало пациентов с травмами... маги, похоже, их превзошли, изобретая такие способы себе навредить, какие магглам и не снились...
Все вокруг стало бесконечно далеким — словно она прошла сквозь заглушающее заклятье, и оно прилипло к ней, как паутина.
Она приоткрыла глаза, что оказалось ошибкой — в частности, потому, что стены в Мунго были окрашены в мятно-зеленый. Сам по себе он, конечно, успокаивал, но на таком фоне снующие туда и сюда целители в лаймово-зеленых халатах вызывали тошноту. (И кто только додумался до такой цветовой гаммы? Тут же пять этажей больных!) На рукав Лили, трепыхаясь, спланировало что-то рыжее... перья — по соседству с ней сидела жертва неудачной трансфигурации: женщина, на плечах которой красовалась голова оранжевого фламинго... весьма ошалевшая голова, от которой пахло зоопарком. На другом конце приемного покоя какого-то мужчину тошнило радужной жидкостью; между колен у него стояло ведро, а рядом — целитель, который между приступами задавал ему вопросы.
А под боком у этого мужчины сидела мама Северуса и пристально смотрела на Лили.
Терпеть это было, мягко выражаясь, неприятно. Особенно с учетом того, что их окружали жертвы разных гадких заклятий — еще вдохновится чем-нибудь увиденным... но нет: один взгляд в глаза миссис Снейп — и становилось ясно, что той подвластна такая магия, рядом с которой все эти чары покажутся балаганными фокусами, и если отделаешься головой фламинго и радужной рвотой — можешь считать себя редкостным везунчиком. Миссис Снейп не убрала свою волшебную палочку — так и прижимала ее рассеянно кончиками пальцев, не сводя глаз с Лили.
Это было страшно. До жути. В тот день на похоронах внешность вдовы, конечно, нервировала — по плечам ниспадает вуаль из тончайшего кружева, лицо безмятежно, как сама смерть — но она выглядела ряженой... сумасшедшей, но безвредной.
Что ж, безвредной мать Сева больше не казалась. А эти темные и недобрые глаза... она словно чего-то ждала — в них легко читалось: "Пока что с тобой все в порядке, потому что я решила, что с тобой будет все в порядке... пока что".
Лили подняла взгляд на циферблат — до полуночи оставалось всего тридцать минут. С того момента, как она доставила Северуса в больницу, прошло уже несколько часов.
Миссис Снейп еще долго оставалась в палате Сева; Лили же оттуда выставили, она шагала по коридору, как сомнамбула, и с нее не спускали глаз двое в оранжевых униформах со значками охраны. Целительница Джетрис рассказала им что-то вполголоса, сердито размахивая руками, и одарила Лили таким взором, который заставлял усомниться в том, что Северус был прав, и без доказательств ей ничего не сделают.
