Эвери Корман - Крамер против Крамера
— Возражаю!
— Возражение принято.
— Я задам вопрос несколько в иной редакции. Каков был самый длинный период ваших отношений с кем-либо в жизни, кроме родителей и подружек?
— Я бы сказала… с моим ребёнком.
— Которого вы видели дважды в году? Миссис Крамер, ваш бывший муж… — нельзя ли утверждать, что отношения с ним были самыми длительными в вашей жизни?
— Да.
— Как долго они длились?
— Мы поженились за два года до появления ребёнка. После чего были четыре очень трудных года.
— То есть вы потерпели поражение в самых длинных, самых важных отношениях в вашей жизни?
— Возражаю.
— Возражение отклоняется.
— Я не потерпела поражения.
— А как иначе вы назовёте, что произошло? Успехом? Брак кончился разводом!
— Я считаю, что это, скорее, его поражение, чем моё.
— Примите мои поздравления, миссис Крамер. Вы внесли нечто новое в законы о браке и семье. Вы оба разведены, миссис Крамер!
— Советник, вы хотели задать вопрос свидетельнице? — спросил судья.
— Я хотел бы спросить, как это представление о надёжности и постоянстве, которое старается создать у нас миссис Крамер, сочетается с неудачей самых длительных, самых важных личных отношений в её жизни?
Она сидела молча.
— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос, миссис Крамер, — обратился к ней судья.
— Одно не вытекает из другого.
— Для вас не вытекает! Но ведь это вы потерпели неудачу в самых важных личных взаимоотношениях вашей жизни, не так ли?
— Да, — еле слышно сказала она.
— Вопросов больше не имею.
Джоанна покинула свидетельское место, и на лице её читалось предельное изнеможение.
— С чувством материнства спорить трудно, — сказал Шонесси своему клиенту. — Но мы пустили ей кровь.
После перерыва на ленч на свидетельском месте предстал Сэм Штерн, отец Джоанны. В его задачу, которую он предпринял ради Джоанны, входило дать свидетельские показания об отношениях матери и сына. Грессен выстроил линию его показания таким образом, что они касались, главным образом, одного дня, когда в прошлую субботу Билли был с Джоанной, а Сэм и Гарриет сопутствовали им. Услышав, как Сэм описывает этот прекрасный день и ту раскованность, с которой Джоанна общалась с ребёнком, Тед понял, для чего он был там нужен. Весь порядок этого дня был заранее продуман. И дедушка с бабушкой принимали в нём участие с единственной целью — чтобы выступить на суде в качестве свидетелей. Шонесси попытался подвергнуть его перекрёстному допросу, но не смог ничего извлечь, постольку показания касались ограниченного отрезка времени. В них шла речь только о том, что он видел своими глазами — мать и сын прекрасно проводили время вместе.
Покинув свидетельское место, Сэм попытался проскользнуть мимо Теда не глядя на него. Тед перехватил его за руку,
— Сэм?
У отца Джоанны была опущена голова. Не поднимая глаз, он пробормотал:
— Тед, разве ты не сделал бы того же самого для своего ребёнка? — после чего быстро отошёл.
Других свидетелей Грессен не вызывал. Он решил не расширять рамки дела, придав ему компактный убедительный характер. Главной темой его было материнство. И мать была главной свидетельницей.
Начались показания в пользу ответчика. К первому свидетелю, которым оказался Чарли» Шонесси неизменно обращался как к «доктору», чтобы придать больше веса его словам. Доктор поручился за прекрасный характер Теда и описал его как превосходного родителя.
— Доверили бы вы ему своего ребёнка?
— Я и так доверял. Много раз.
Он описал совместные походы в город вместе с детьми» когда он лично был свидетелем привязанности мальчика к отцу и отца к мальчику. С неподдельной выразительностью в голосе он сказал:
— Сомневаюсь, чтобы я мог быть лучшим отцом в таких обстоятельствах.
Грессен отказался от перекрёстного допроса. С лёгкой улыбкой он просто отверг эти показания как несущественные и непоследовательные. К этой же тактике он прибег и во время показаний следующего свидетеля, невестки Теда, Сенди, которая сообщила, как Тед заботился о благополучии мальчика, чему она сама была свидетельницей, и сказала:
— Мальчик просто обожает его.
Следующей свидетельское место заняла Тельма, которая не могла скрыть нервного возбуждения.
Шонесси спросил её:
— Могли бы вы оценить компетентность мистера Крамера как отца? Что могло бы быть тому доказательством?
— Их отношения, — сказала она, с трудом удерживаясь от слёз.
— Возражаю, ваша честь. Ответ, серьёзно говоря, носит несколько неопределённый характер.
— Возражение принято.
— Могли бы вы припомнить какие-то случаи, которые говорили бы о заботе мистера Крамера о своём ребёнке?
— Он читает Билли, он купает его, он играет с ним, он любит его, он очень добрый человек… и если бы только видели их вместе… этот процесс вообще не мог бы состояться, — и она начала всхлипывать.
Шонесси сказал, что вопросов у него больше не имеется. Грессен несколько секунд пребывал в задумчивости, словно подбирая вопрос, с которым он хотел бы обрушиться на неё, но человек, который выстроил ход дела, исходя из принципа уважения к материнству, не мог позволить себе оспаривать искренность слёз такой же матери — и Грессен отказался от перекрёстного допроса.
Джим О’Коннор сообщил о Теде, что он «высококвалифицированный специалист в своей области» и «человек, которого я глубоко уважаю». Когда он подчеркнул, что Тед — компетентный, знающий профессионал, Грессен решил не отпускать так просто этого свидетеля.
— Мистер О’Коннор, вы только что сказали об этом человеке, как о великолепном специалисте и выдающемся профессионале, но разве вы не увольняли его, и причём дважды?
Тед повернулся взглянуть на Шонесси. Откуда они получили информацию?
— Это не совсем так, — ответил О’Коннор.
— А что так?
— Компании прекращали своё существование. И нас всех постигала та же судьба.
— Даже вашего восхитительного сотрудника?
— Возражаю!
— Принято.
— Вопросов больше не имею.
Заняв свидетельское место, Эллен чётким, ясным языком школьного учителя заверила присутствующих, что одарённость Билли, чему она была свидетельницей, является результатом превосходного воспитания Теда.
Грессен отпустил её без вопросов. Шонесси представил в виде доказательства отчёт психолога, который содержал положительную оценку ответчика, в частности, что квартира «удобна для пребывания ребёнка» и что Тед проявил себя, как «компетентный отец».
Была вызвана Этта Валевска. Шонесси задал ей ряд вопросов относительно её оценки жизни в доме. Волнуясь и запинаясь на каждом предложении, она простым и безыскусственным языком рассказала об атмосфере, которую ей приходилось наблюдать в доме.
— Он очень милый мальчик. Вы должны были бы видеть, как он любит своего отца. Я могла бы сама отводить его в школу, но они любят бывать вместе.
Грессен, внимательно слушавший её показания, решил прибегнуть к перекрёстному допросу.
— Миссис Валевска, вы работаете у мистера Крамера, не так ли?
— Прошу прощения?
— Он платит вам, верно?
Сарказм, скрытый в его словах, что, мол, ей заплатили за соответствующие показания, не дошёл до неё.
— Да, но сегодня, когда я здесь, за Билли присматривает моя сестра.
— Этот человек даёт вам деньги, не так ли?
— Да, но я не знаю, как будет сегодня, — смутившись, сказала она» — Может быть, он уплатит моей сестре.
Заметив, что и судья и даже стенографист не могут скрыть своих улыбок при виде такой откровенной наивности, Грессен предпочёл отступить. В противном случае он мог вызвать ненужные симпатии к свидетельнице.
— Вопросов больше не имею, — пробормотал он, одарив Шонесси еле заметной улыбкой в знак профессионального уважения: с этой вы одержали верх, Джон.
Очередным должен был предстать Тед Крамер — последний свидетель на слушании. Оно должно было состояться утром.
Он начал своё повествование в половине десятого. Оно длилось весь день и половину следующего. В зале суда прошло не что иное» как жизнь отдельного человека. Они вернулись ко времени ухода Джоанны, когда он принял решение воспитывать ребёнка, найти домработницу» организовать нормальное домашнее хозяйство, день изо дня проводя вместе с ребёнком; он вспомнил все ангины и гриппы малыша, друзей и подружек его, дождливые субботы и страхи, которые посещали мальчика под утро. Вопросы Шонесси были проникнуты глубоким чувством симпатии и уважения, словно он, устав от стараний спасать своих неприглядных клиентов, проникся искренней симпатией у этому человеку, который стал его клиентом. Да отдайте же ему ребёнка, казалось, старался он взывать к судье. Вы только посмотрите, что он для него сделал. Они проводили вместе долгие дни отдыха, он покупал ему одежду, читал книжки, играл с ним, они постоянно были рядом, он посвящал ему всё своё внимание, и к концу его рассказа что-то изменилось в зале суда. Джоанна Крамер, которая, подобно её адвокату, сидела с отсутствующим выражением, начала прислушиваться к его рассказу, обращая внимание на подробности, не в силах отвести взгляд от свидетеля. Тед Крамер ответил на последний вопрос: почему он хочет сохранить опеку над ребёнком? — и сказал:
