Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)
— Потому что я ничего не помню, а с новыми адептами всегда поступали именно так. Поначалу Темный Лорд не раздавал Метку направо и налево просто так, за здорово живешь; это был знак уважения, знак почета. В школе мы часто о ней говорили — не представляя, разумеется, что это на самом деле за хуебень, зная только, что с тобой случится что-то особенное, если ты заслужишь его внимание. Именно так он завладел умами всего Слизерина, Лили — он хорошо понимал его образ мышления, как любой, кто провел там семь лет. Он точно знал, что надо сказать, чтобы каждый, в ком были хоть зачатки амбиций, жаждал стать его приближенным — и чтобы получить его Метку, его внимание, его силу и власть, был нужен кто-то, кто тебя ему представит. В моем случае, — сказал он, осклабившись, — это был Люциус.
Не удержавшись, Лили выпалила, совершенно ошеломленная этой новостью:
— Но Джеймс говорил — Люциус такой чудовищный сноб...
Сама не зная отчего, она покраснела — такое у Северуса было лицо, словами не передать, какое.
— То есть... я не... — протянула она беспомощно.
— Ты хочешь сказать — зачем только ему сдался старина Сопливус с его немытыми волосами? — помог ей Северус; негромкий его голос так и сочился язвительной насмешкой — призрак того обволакивающего безупречного голоса, каким он говорил тогда, в самый первый вечер; эхо интонации, прозвучавшей в словах его матери, когда та заставила Лили почувствовать себя каким-то слизняком. На сей раз Лили даже не понимала, над кем именно он насмехается — над ней? Над Джеймсом? Над самим собой?
— Не надо, — прошептала она. — Не надо, Сев. Ты же сам знаешь, что это неправда.
Он поднял на нее взгляд — сколько раз Волдеморт видел на его лице точно такое же выражение? Она не знала.
— На самом деле, — произнес он холодно, — для Люциуса это вполне имело смысл. Как я уже говорил, чистокровные волшебники любят, когда им подчиняются. Почему, думаешь, Блэк и Поттер держали рядом с собой Петтигрю? — и, прежде чем Лили успела оправиться от шока, Северус продолжил: — Думай обо мне как о его Петтигрю, если тебе так проще. У Люциуса было много лизоблюдов и подхалимов — я был одним из них. Он любил держать нас под рукой, чтобы оскорблять, унижать и третировать; взамен он получал от нас только повиновение и восторг. И поскольку слизеринцы не скупятся на вознаграждение за хорошую службу, Люциус щедро одарял тех, кто сносил все покорно. В моем случае он свел меня с Пожирателями Смерти.
— Это чудовищно, — чуть не плача, прошептала Лили.
— Я сам того хотел, — произнес Северус. Голос его казался обескровленным — настолько он был лишен эмоций; словно они все вытекли из него, как вода в водосток. — Люциус был... доволен. И Темный Лорд...
Он так и не договорил. Лили могла только гадать, уж не собирался ли он сказать что-то вроде "и Темный Лорд был мной доволен тоже". В его лице было что-то такое — как будто тень вокруг глазниц; что-то пустое и недоброе — словно она на секунду заглянула в чужой кошмар.
Инстинктивно она потянулась к Северусу — так, словно это прикосновение должно кого-то из них успокоить; но стоило ей только шевельнуться, как он немедленно вскочил со стула, так резко, что уронил его, задев при этом письменный стол. Кувшин на столешнице подпрыгнул, но устоял — но Сев, должно быть, решил, что тот вот-вот упадет, и перехватил его, окатив при этом соком кисть руки и запястье.
— Сев, — начала Лили остолбенело — уж чего-чего, а такого она от него точно не ожидала; села в кровати — оставалось только свесить ноги на пол, а потом можно будет подняться и наконец до него дотронуться...
— Нет, — сказал он тихо и жестко — не громче шепота, но шепот всегда гладкий, а голос его таким не был. — Не трогай меня.
Он дышал тяжело и часто — совсем не так, как дышат, просто сидя в комнате; попятился назад — она не отводила от него взгляда — вжался спиной в закрытую дверцу шкафа...
— Я не... когда утешают... ты не понимаешь...
На несколько мгновений Лили оцепенела — одна нога на полу, другая еще на кровати. Он стоял на другом конце комнаты, дыша хрипло и неровно; одним резким движением запустил пальцы в волосы. Внизу, во дворе, послышался гундосый голос Петуньи; хлопнула дверца машины.
Лили надеялась, что поступает правильно. Вытянув руку, она указала на стол.
— Сев, — он взглядом проследил, куда показывал ее палец, но глаза его лихорадочно метались, не останавливаясь ни на миг... ее ладонь — ее плечо — потолок — дверь комнаты... — Напишешь мне, в чем дело?
Он уставился на нее. Всего лишь стоял и смотрел — долго, очень долго.
Затем повернулся к письменному столу и потянулся к левому ящику за листом бумаги — Лили всегда хранила ее там — так привычно и непринужденно, как будто пользовался этим столом двадцать лет. Она завороженно следила за тем, как он нашел шариковую ручку в центральном ящике — зеленую, ту самую, которую она выбрала для заметок накануне Сочельника.
Она думала — он будет писать долго, заполнит словами целую страницу, но Северус лишь вывел короткую строчку и, не глядя, протянул ей листок.
Там было написано лишь несколько слов: "Как тебе не противно ко мне прикасаться?"
Лили не могла отвести от них глаз. Долго, очень долго.
В голове у нее крутился миллион с хвостиком разных ответов. Она могла — и хотела — объяснить ему многое. И еще — задать миллион разных вопросов. С хвостиком. Потому что он тоже мог ей многое объяснить. Но она знала, что скажет только одно.
Лили вскинула на него глаза. Наверное, прочесть что-либо по его лицу не смог бы никто в этом мире.
— Потому что ты мой лучший друг, — сказала она.
Северус не отреагировал. Совсем никак. Потом в уголке левого глаза проступила слеза — поползла вниз, так медленно, что исчезла, так и не скатившись со щеки. Он поднял левую руку — чтобы поймать слезу, стереть ее, спрятать лицо и не дать себя рассмотреть. Глаза его закрылись, а дыхание стало тихим — настолько беззвучным, что Лили не могла ничего расслышать. Она думала, что сейчас разрыдается, но в глазах было сухо и ясно; сложив лист бумаги, засунула его в карман пижамы, чтобы он не достался Петунье.
— Значит, ты не собираешься встречаться с Волдемортом, — сказала Лили уверенно.
Северус молчал — зажмурившись, по-прежнему прижимая ладонь к лицу. Когда заговорил, голос его звучал уже естественней, почти твердо:
— Лили, пойти на первую встречу с Темным Лордом — не то же самое, что сходить на свидание по объявлению. Ее нельзя отменить, если вдруг услышал, что у него бородавка, или потому что передумал в последний момент, или встретил в прачечной кого-то поинтереснее. Эту встречу для меня организовал Люциус, а морочить голову Малфою почти так же опасно, как и самому Темному Лорду.
— Часто ходил на свидания по объявлениям? — поинтересовалась Лили, почти улыбаясь.
— Нет. Отчего-то Темная метка на руке отбивает к ним всякий интерес. Малоизученный побочный эффект. А ну марш назад под одеяло — тебе что, охота терпеть Петунью дольше, чем абсолютно необходимо?
Устраиваясь в кровати поуютнее, Лили так и видела перед глазами картину, как Пожиратели Смерти листают газету в поисках колонки знакомств. Пришлось натянуть одеяло до самого носа, чтобы Северус не увидел ее лицо.
— Но... я так и не понимаю, откуда ты все это знаешь, если ничего не помнишь.
— Я принял Метку в восемнадцать, после окончания школы. — Северус так и не отнял руки от лица, хотя снова опустился на стул. Правда, теперь это больше походило на попытку найти опору — он облокотился о ручку стула, положив на ладонь подбородок. Осанка его уже была не такой прямой — плечи поникли, и он казался уставшим. — По моим воспоминаниям, до того дня с Темным Лордом я никогда не встречался — но знал, что на каком-то этапе эта встреча должна была состояться. Когда именно — раньше было несущественно.
Лили изучала его лицо. Похоже, он сказал правду. Она это чувствовала.
Полнейшая беспомощность — как же она ее ненавидела. Ей так хотелось, чтобы все вдруг упростилось — чтобы Северус как-нибудь все исправил, и вокруг было только положенное людям необременительное и мирное посмертие... Но умом она понимала, что это невозможно.
— Хочешь сказать, он поставил тебе Метку после всего одной встречи?
— Полагаю, к тому моменту он несколько снизил планку.
— Ты не должен так о себе говорить! — воскликнула она и добавила, чувствуя себя при этом как-то абсурдно: — Даже если Волдеморт... эм-м... Но ты все равно не... не должен с ним встречаться, Сев, даже если и не можешь просто отказаться! Должен же быть какой-то — какой-то другой выход, разве нет?
— Я подумывал уехать из страны, — ответил Северус — с каменным лицом и абсолютно серьезно, — осесть в Непале и разводить коз.
— Дубина, — сказала она, мечтая поцеловать его в щеку, но вместо того уткнулась в носовой платок. — Не пугай меня так — я чуть было не решила, что ты это серьезно. Как я тут пытаюсь говорить, в отличие от некоторых.
