Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)
Через пять минут она вывалилась из толпы перед кассами и устремилась к выходу из магазина. В руках у нее был пакет с покупками; ей показалось, что добытые сокровища безопаснее прижать к груди — так она в итоге и сделала. За раздвижными дверями была автомобильная парковка; Лили вышла на улицу и на мороз. Этим утром наконец-то выглянуло солнце, хотя по большей части оно и пряталось за тучами — совсем как Сев, когда ей как-то раз удалось заманить его на вечеринку в Клуб Слизней. Но негустые облака утекали вдаль, и сквозь прорехи виднелось серо-голубое небо. Лили купила себе кашемировый кардиган такого же цвета.
В магазине было жарко, и она невольно порадовалась, что нацепила на себя столько одежек, которые можно было снять или расстегнуть. Именно так она и поступила с курткой и кардиганом, и теперь под распахнутую одежду пробирался студеный ветер, насквозь продувая тонкую блузку. Совершенно бесподобно. Наверняка у нее раскраснелись щеки от холода.
На мгновение она задержалась на краю парковки, закрыла глаза и вдохнула полной грудью. Воздух слегка пах выхлопными газами, а не туманом с примесью страха; дементорским туманом. Она могла пойти куда угодно, гулять где вздумается, не опасаясь ни Темного Лорда, ни Пожирателей Смерти в их масках — таких нелепых и страшных. Все это было в прошлом — в будущем.
По дороге домой Лили миновала булочную — свернула туда и купила сладкую булочку с глазурью. Как долго ей приходилось отказывать себе в мелких радостях? Она и сама уже не помнила. Булочки с глазурью оставались в прошлом, пока прошлое не стало настоящим, а настоящее — будущим.
Для Северуса Лили взяла птифур, понадеявшись, что он их еще не разлюбил. Взглянула на часы — оказалось самое время идти на детскую площадку. Она только что не приказала Северусу встретиться там с ней в полдень; он взглянул на нее как-то странно, со смесью застарелой усталости и насмешливого изумления, и ответил: "Как пожелаешь".*
Лили придумала План. Именно так, с большой буквы. Вчера она твердо решила, что ноги ее больше не будет в доме этой ужасной женщины — кроме того, что-то ей подсказывало: миссис Снейп нипочем не забудет, что запретила Лили осквернять ее крыльцо своим присутствием, ни из-за кончины супруга, ни через двести лет. Зябнуть с Севом на детской площадке Лили тоже не собиралась. Оставался только один вариант: добиться для него разрешения приходить к ней в гости, и она была почти уверена, что знает, как его получить. Правда, придется сыграть на смерти его отца, что само по себе довольно противно, но она была уверена, что сумеет это как-то пережить, если единственная альтернатива — бросить Северуса наедине с этой женщиной в том сумрачном, неуютном, обветшавшем доме.
"Поверить не могу, что Сев с ней вырос, — подумала Лили, слизывая с пальца капельку глазури. — Самая злющая тетка, какую я только встречала. Волдеморт мог бы ее нанять, чтобы держать в узде своих Пожирателей Смерти. Спорю на что угодно, что после такой мамаши Севу даже он детской забавой показался".
Она не упустила из виду ни то, как Северус тогда напрягся, ни то, как заслонил ее плечом, ни как затаил дыхание, когда волшебная палочка пришла в движение.
Он никогда не рассказывал, что у него такая мать. О, конечно, Лили встречалась с ней каждый год на платформе 9 и 3/4, но ей всегда казалось, что такое подчеркнутое игнорирование — всего лишь манера миссис Снейп вести себя с чужаками. Но со своими она была еще хуже; ничем не лучше Пожирателей Смерти, и при этом все, что ей для этого было надо — встать на пороге и достать волшебную палочку. Какие там маски — появись она на поле битвы с палочкой наготове в этом своем лиловом одеянии, Орден прыснул бы в разные стороны, как стайка перетрусивших белок, и Лили впереди всех.
Северус рассказал ей только, что его мать происходила из старинного чистокровного рода — семейства Принц. Как-то раз из любопытства Лили поискала их в хогвартской библиотеке, в книге под названием "Справочник чистокровных семей". Посвященная Принцам статья оказалась куда длиннее, чем она ожидала — было весьма странно думать о неуклюжем, вечно недовольном Севе как о потомке целой династии чистокровных волшебников, восходящей еще к временам Реформации. Однако большая часть написанного ни о чем ей не говорила; вероятно, для того, чтобы увидеть в этом смысл, нужно было тоже быть чистокровной. Лили поняла только абзац про давний альянс со Слизерином и то, что члены этой семьи считались приверженцами чистоты крови. Но конец статьи так и бросился ей в глаза: "Последние представители этого рода — дочь Эйлин, от первого брака Просперо с Эмили Марлоу, и сыновья Дункан и Элеазар, от второго брака с Флавией Блэк. Признанные внуки у Просперо по сю пору отсутствуют".
Как чопорно и старомодно. А потом Эйлин Принц выскочила замуж за маггла, и ее занесло на север Англии — в бедный район маленького промышленного городка. Как только это могло произойти? Она же такая зловещая женщина, а мантия у нее с вышивкой настолько замысловатой, что от одного взгляда на нее у Лили начинали ныть пальцы. А как эта женщина смотрела на собственного сына — неумолимо, беспощадно...
Лили и в голову бы не пришло так взглянуть на ее малыша. Не пришло бы, и все тут.
Она поднялась по лестнице на детскую площадку. Сегодня там играли двое ребятишек — они были укутаны в столько слоев одежды, что напоминали раздувшихся иглобрюхов. Их матери стояли рядом и трепались о каких-то пустяках, обхватив себя руками и переминаясь с ноги на ногу от холода. "Еще пять минут!" — крикнула одна из них детишкам, а вторая сказала: "Нет, две — я щас околею от этого мороза".
"Просто потрясающе, — подумала Лили, наблюдая за тем, как один из ребятишек вскарабкался на качели. — Только этого напоминания мне сейчас и не хватало. Не смей плакать на улице, а то слезы в ледышки превратятся".
Но горе и тоска неустанно колотились в ее сердце — как тысяча птичек, что рвутся на свободу. В долгие, ничем не занятые минуты в доме ее матери Лили была готова возненавидеть Петунью за то, что все содержалось в такой чистоте. О, как бы она хотела взять щетку и ведро с водой и пройтись с порошком по кухонному кафелю — да что угодно сделать, лишь бы не думать о том, как пусто в доме без смеха ее малютки...
— Знай я заранее, что каким-то идиоткам взбредет в голову выгуливать своих отпрысков в такую погоду — предложил бы встретиться где-нибудь еще.
Несмотря ни на что, Лили улыбнулась — одеревеневшие от мороза щеки заныли — и повернулась к Северусу. Он, как обычно, сутулился — хотя на сей раз это было можно списать на стужу; куртка его, явно купленная в секондхэнде, порочила честное имя верхней одежды. Лили знала: большего от нее не добиться, Северус и так сделал все возможное. Но грела она от этого ничуть не лучше.
Северус не сводил с детей взгляда, и все в его позе говорило: "Осторожно, не то они к нам подойдут".
— Ты что, меня ждал? — спросила Лили, посмотрев на часы, чтобы удостовериться, что не опоздала. Голос ее дрогнул — вот же черт...
— Это не имеет значения, — ответил он тихо, скользнув взглядом по ее лицу — и тут же отвел глаза в сторону, щурясь от солнца. — Я пришел слишком рано.
Они ушли с детской площадки; Северус спустился за ней по бетонным ступенькам, ведущим к ее улице. Лили не знала, стоит ли спрашивать — хочет ли он, чтобы она спросила — но все равно рискнула поинтересоваться:
— Как... как твоя мама?
— Занята приготовлениями. Даже надела траур — я на секунду подумал, что у нее закончилась чистая одежда, и она позаимствовала одну из моих школьных мантий до ближайшей стирки.
— Ну, он же все-таки был ее мужем, — сказала Лили неохотно — ей было трудно поверить, что эта женщина вообще способна кого-то любить. А потом ей пришло в голову, что она сама такая же вдова, как миссис Снейп — но нет, это не так, потому что Джеймс был жив, жив и где-то там в этом мире, а Тобиаса Снейпа не существовало вообще нигде.
Джеймс был...
— ...скорее по традиции, — Сев продолжал говорить, и это вернуло ее к действительности. — Ее воспитание предполагает, что на определенные события следует реагировать определенным образом. У нее скончался супруг, следовательно, надо соблюдать обычаи оплакивания.
Он смотрел не на Лили, а куда-то в сторону, словно этот разговор его не интересовал. Голос его казался безжизненным. Она помнила, как он рассказывал ей о теории окклюменции, в восторге от возможности ей научиться, чтобы перестать наконец просачиваться людям в головы и суметь дистанцироваться от чувства несчастливости — вечного своего спутника.
Лили не могла не задаваться вопросом, действительно ли от него возможно отгородиться. Было больше похоже, что оно поджидает где-то за поворотом, пока ты снова не сможешь его заметить.
Неожиданно ее осенила тревожная мысль.
— Вы же не собираетесь никуда переезжать?
