Джон Хьюз-Уилсон - История катастрофических провалов военной разведки
Реакции на вторжение в Буэнос-Айресе и Лондоне резко отличались друг от друга. На Пласа-де-Майо торжествующие аргентинцы распевали до хрипоты свой государственный гимн и размахивали флагами. Расстрелы демонстраций, происходившие на той же площади месяцем ранее, были забыты. В случае генерала Галь-тиери испытанный диктаторский прием использования вооруженного вторжения на территорию другого государства для отвлечения внимания от внутренних проблем и объединения нации сработал идеально. Срывающимся от волнения голосом он объявил толпе, что его хунта всего лишь «выражает волю народа». Толпа взревела от восторга.
Лондон онемел от шока. В довершение всех бед правительство в буквальном смысле потеряло контакт с событиями. Связь между Лондоном и Фолклендами прервалась в одночасье. В течение всей той «черной пятницы» общественное мнение оставалось без поводыря. Уайтхолл впал в состояние ступора. Как писал Макс Гастингс, «чиновники и политики говорили шепотом, словно пережили какую-то чудовищную утрату». По словам другого наблюдателя, «люди собирались по углам небольшими группами и о чем-то шептались. Это напоминало римский сенат непосредственно перед убийством Юлия Цезаря».
Не желая смириться с поражением, вина за которое целиком лежала на «этом рассаднике малодушия», как она окрестила МИД, Маргарет Тэтчер настроилась на борьбу. У нее не было выбора. С учетом тяжелой атмосферы взаимных обвинений, царившей в ту пятницу, субботние дебаты в парламенте обещали быть жаркими. Британские правительства уходили в отставку по гораздо менее значительным причинам, в воздухе парили призраки Идена и Чемберлена. Правительство тори 1982 года, и без того крайне непопулярное, выглядело загнанным в угол.
Тэтчер проявила твердость. Стоя перед истошно голосящей палатой общин, она признала прошлые неудачи и заявила о своей решимости восстановить британскую честь. Заручившись поддержкой адмирала сэра Генри Лича, первого морского лорда, уверившего ее (в попытке спасти Королевский ВМФ от сокращения финансирования, как утверждали циники), что флот сумеет отвоевать острова, и своего заместителя Уильяма Уайтлоу, сказавшего ей, что, если она не настоит на своем, к воскресенью они все останутся без работы, Тэтчер приказала направить к Фолклендам крупное военно-морское соединение.
Это распоряжение было встречено с ура-патриотическим восторгом в Британии и с удивлением в остальной части мира. Дипломатические источники осторожно намекали, что, если бы аргентинская хунта заранее знала о такой резкой реакции британцев, она бы никогда не стала вторгаться на Мальвины. Но теперь у Аргентины уже не было пути к отступлению. С обеих сторон разведкой были сделаны серьезные просчеты. Как заявил один аргентинский дипломат: «Мы никогда не предполагали, что британцы отправят экспедиционный корпус. В противном случае у скептиков в Буэнос-Айресе нашлись бы мощные аргументы, чтобы отговорить военно-морские силы от захвата островов».
Ход Фолклендской войны подробно изложен в многочисленных документах. Пока британцы пытались сформировать объединенный экспедиционный корпус со всеми его резервами и снаряжением для проведения военных действий в 8000 милях от родных берегов, дипломаты отчаянно пытались найти компромиссное решение. Однако аргентинцы, вернув себе острова, отнюдь не намеревались отдавать их обратно. Британская бульварная пресса красочно расписывала бедственное положение островитян, притесняемых «военной диктатурой банановой республики».
Это было злостной клеветой на аргентинскую оккупацию. Аргентинские военные на Фолклендах были самыми мягкими из тиранов. Во многом благодаря тому, что во главе аргентинцев стоял всеми любимый, дружелюбный и деликатный бригадный генерал Марио Бенха-мин Менендес, в свое время работавший на островах, хорошо знавший островитян и свободно говоривший на английском, их краткое правление было своего рода эталоном нормальности. Как вспоминала одна островитянка:
Меня нисколько не пугало, что здесь аргентинцы. Они не общались с нами и старались не беспокоить нас без повода. Вы не успевали разглядеть их, как они тут же скрывались из виду. Я испугалась по-настоящему всего один раз — это было в тот день, когда Стэнли заняли британские десантники. Они вели себя как футбольные хулиганы с оружием в руках, стреляли во все стороны, мародерствовали, кричали, и я чуть не сошла с ума от страха, когда они попытались изнасиловать меня... британцы — вот кого я по-настоящему испугалась.
Действительно, единственным заметным проявлением насильственного введения аргентинцами своего режима, помимо комендантского часа и отключения света по вечерам, был приказ о переходе на правостороннее движение. Если какой-либо островитянин начинал возмущаться этим предписанием, аргентинцы деликатно указывали на то, что так будет безопаснее для всех, включая островитян, поскольку Порт-Стэнли в настоящий момент заполнен грузовиками с восемнадцатилетними новобранцами за рулем, не имеющими представления о том, как ездить по левой стороне улицы. Островитянин со вздохом соглашался.
И все же факт оставался фактом: аргентинцы захватили суверенную территорию силой оружия. В тот момент, когда дипломатический раунд в Нью-Йорке под председательством США, казалось, близился к компромиссу, Королевский военно-морской флот был вынужден прийти в состояние боевой готовности. В течение следующих двух месяцев, по мере постепенного перехода от морской блокады к полномасштабной воздушной, сухопутной и морской войне, в море тонули военные корабли, с неба падали горящие самолеты и в траншеях на серых склонах гор пехотинцы с почерневшими от копоти лицами забрасывали друг друга гранатами и кололи штыками. 14 июня 1982 года все было кончено; над Порт-Стэнли развевался «Юнион-Джек», и тысячи замерзших и усталых аргентинских солдат брели в аэропорт, чтобы быть отправленными на родину — разбитыми и униженными. Многие из их командиров улетели еще до начала последнего наступления британцев, чем вызвали бескрайнее удивление у аргентинских новобранцев и навлекли на себя открытое презрение победителей.
Цена оказалась высокой. Более тысячи человек погибли и более двух тысяч получили ранения. На отвоевание островов было израсходовано огромное количество британской крови и денег — по иронии судьбы, намного больше, чем стоило бы содержание корабля «Эндью-ранс» или пары других военных судов в Южной Атлантике для защиты британских интересов в 1981 году. После войны уже не могло быть и речи о передаче островов
Аргентине, так что в результате одного из типичных парадоксов истории для жителей Фолклендов дело кончилось тем, что на место одной оккупационной армии пришла другая. В 1986 году для защиты островитян была выстроена новая дорогостоящая военно-воздушная база, и к затратам Великобритании на оборону заморских территорий прибавилась стоимость содержания крупного бездействующего гарнизона из трех родов войск. Вопрос об уступке островов Аргентине отпал на долгое время.
Рассуждая задним числом, понятно, что всего этого можно было избежать. Обе стороны конфликта ввели друг друга в заблуждение. Различие между фолклендским кризисом и многими другими международными конфликтами заключается в том, что ни одна из сторон не хотела воевать. Четкий сигнал или добросовестная интерпретация разведывательных данных наверняка изменили бы ход событий.
В основе конфликта лежали два важных момента. Британцы никогда по-настоящему не понимали, с каким трепетом аргентинцы относятся — обоснованно или нет — к nuestras Islas Malvinas. Достаточно было осмотреть тела погибших в бою аргентинских солдат и увидеть поздравительные письма, адресованные безымянными аргентинскими школьниками «нашим храбрым солдатам на Мальвинах», чтобы понять, насколько глубоко было укоренено притязание на острова в национальной жизни и культуре Аргентины. Ученики начальной школы охотно писали «моему старшему „брату” на островах». Аргентинская угроза всегда была серьезной. Британские послы и военные атташе понимали это и докладывали наверх, но, преломляясь в искажающей призме эгоизма и холодного рассудка Уайтхолла, латиноамериканская страстность приобретала черты пустопорожнего шума и буффонады.
Это был серьезный просчет. Если аргентинская угроза действительно была реальной, получалось так, что британцы блефуют. В этом состояла вторая причина конфликта. Невозможно было даже представить, чтобы в 1979—1981 годах правительство Ее Величества занялось обороной Фолклендов. Это было немыслимо для Уайтхолла, всецело озабоченного сокращением государственных расходов, необходимость в котором была вызвана реальной угрозой государственного банкротства в 1978—1979 годах, заставившей чиновников пойти на поклон в Международный валютный фонд.
