Джон Хьюз-Уилсон - История катастрофических провалов военной разведки
Полюбовная сделка между Гальтиери и ЦРУ фактически означала оттеснение Британии на второй план. Америка всегда подчеркнуто холодно относилась к британским притязаниям на Фолкленды: право QUA безраздельно распоряжаться западным полушарием, вытекавшее из доктрины Монро, заставляло Штаты занимать двойственную позицию в отношении фолклендского вопроса. В результате последний разведывательный источник, на который могла надеяться Британия, не был для нее полностью доступным — по крайней мере до того момента, как разразился серьезный вооруженный конфликт.
Государственным органом, ответственным за контроль над всеми британскими разведывательными оценками, является Объединенный разведывательный комитет Великобритании. JIC вышел на первое место среди других организаций подобного рода в годы Второй мировой войны. Под давлением судьбоносных событий в период между 1939 и 1945 годами как текущие, так и долгосрочные оценки JIC приобрели точность, четкость и оперативность, принесшие им заслуженное признание. В военное время Черчилль требовал реальных прогнозов, основанных на неопровержимых фактах и тщательном анализе. После 1945 года опасности и тревоги холодной войны вынуждали оттачивать умения, в результате JIC стал не только надежным источником национальных стратегических разведывательных оценок, но и фильтрующим механизмом, собиравшим все разведывательные источники за одним столом с целью сглаживания противоречий между различными службами. Система работала эффективно. Управление национальных оценок США могло только завидовать авторитету JIC, чьи доклады, свободные от ведомственных амбиций, сыграли большую роль в предотвращении конфликтов между различными службами (вроде тех, что раздирали американскую разведку после 1960 года).
Тем не менее в Уайтхолле непрерывно велась бескровная борьба за контроль над влиятельными ресурсами, которые могли бы произвести впечатление на министров. Борьба велась не только за плоды деятельности JIC, но и за контроль над самим комитетом. МИДу удалось вырвать контроль из рук военного министерства в 1940 году. Когда разразился Суэцкий кризис, в пределах секретариата кабинета министров было создано новое специальное управление, контролировавшее и направлявшее деятельность JIC от лица секретариата, а не МИДа. Однако МИД по-прежнему в значительной степени контролировал деятельность JIC благодаря своему постоянному председательству в комитете. Таким образом, МИД имел двоякую возможность влиять на политику — не только как primus inter pares[20] в многочисленных региональных подкомитетах JIC, известных как группы текущей разведывательной информации, но и как организация, поставляющая постоянных председательствующих при составлении национальной оценки. Такая схема более чем устраивала МИД.
Несмотря на увеличение объема настораживающей информации и рост политической напряженности в период с декабря 1981 по февраль 1982 года, JIC не придавал проблеме Фолклендов первостепенного значения. Даже упоминавшийся нами отчет JIC от июля 1981 года был охарактеризован после кризиса одним информированным источником как «обычный ежегодный отчет, отличавшийся от предыдущего разве что именами лидеров хунты». Не существует никаких свидетельств в пользу того, что после захвата власти Гальтиери в декабре 1981 года JIC произвел новую разведывательную оценку с учетом произошедших перемен. Группа текущей разведывательной информации по Латинской Америке (LACIG) в период с июля 1981 по январь 1982 года собиралась восемнадцать раз, но фолклендский кризис, похоже, ни разу не появлялся в ее повестке дня. Только после открытия финального раунда двусторонних переговоров в Нью-Йорке в январе 1982 года МИД наконец поручил комитету составить новую оценку, которая могла бы служить обзорным документом для очередного заседания комиссии по военной и внешней политике кабинета министров, запланированного на 16 марта 1982 года. Таким образом, британцам недоставало не только информации, но и расторопности.
Аргентинцы не страдали подобной бюрократической инертностью. После того как 12—13 января штаб адмирала Анайи уведомил избранных офицеров о секретном плане вторжения, оставалось только решить, какой из вариантов, предлагаемых «двухколейной» стратегией Аргентины, следует выбрать — мирный или военный. Это решение зависело от результата двусторонних переговоров в ООН в начале 1982 года.
Переговоры между Аргентиной и Соединенным Королевством в январе 1982 года потерпели фиаско. Британцы предложили в будущем повторить традиционный вялотекущий раунд дипломатических встреч и в очередной раз поздравили себя с изящным уходом от решения проблемы и приобретением нескольких спокойных месяцев для увещевания непреклонных островитян (тем более что положение хунты Гальтиери оставалось крайне неустойчивым). Аргентинцы же в очередной раз убедились, что британцы продолжают тянуть канитель и что переговоры ведут в никуда. Встреча закончилась принятием ставшего уже привычным краткого и бессодержательного коммюнике.
Лидеры хунты в Буэнос-Айресе пришли в ярость: они хотели усиления дипломатического давления на британцев, а не принятия пустого документа. Похоже, британцы не понимали, что их тактика затягивания решения проблемы подталкивает Аргентину к выбору другой колеи своей политической стратегии — к использованию силы. К ужасу британских дипломатов, правительство Аргентины на следующий день, 2 марта, выпустило свое собственное одностороннее коммюнике, где было прямо заявлено:
На встрече в Нью-Йорке... представители рассмотрели предложение Аргентины о встречах, целью которых является признание суверенитета Аргентины над Мальвинами... получение осязаемых результатов... так как время не терпит. Аргентина вела переговоры с Великобританией... терпеливо и добросовестно в течение пятнадцати лет. Новая схема представляет собой эффективный шаг, нацеленный на быстрое разрешение спора, однако, если этого не произойдет, Аргентина оставляет за собой право остановить действие этого механизма и самостоятельно выбрать процедуру, в наибольшей степени отвечающую ее интересам.
Встревоженный Форин-офис немедленно потребовал разъяснений по поводу этого одностороннего заявления. Министр иностранных дел Аргентины Никанор Коста Мендес и его представитель в ООН Энрике Рос клялись, что, если переговоры пойдут хорошо, не будет никаких проблем. Но было уже слишком поздно. Несмотря на утешительные заверения дипломатов, аргентинская военная хунта и, в частности, военно-морской флот теперь были решительно настроены на другой вариант. Фитиль Фолклендской войны был подожжен.
Последовавший инцидент был чистой воды фарсом и авантюрой. До сих пор неясно, в какой степени это было намеренным вводом в заблуждение и в какой — испытанием терпения британцев. 19 марта 1982 года группа патриотически настроенных аргентинских рабочих компании по торговле металлоломом высадилась со вспомогательного судна аргентинского ВМФ «Буэн Сусесо» на студеный берег острова Южная Георгия в 800 милях к востоку от Фолклендов. Высадившиеся торопливо подняли аргентинский флаг, дали ружейный залп и спели государственный гимн. Их начальник сеньор Давидофф заявил, что партия в количестве 41 человека прибыла на остров для выполнения давнишнего договора по сбору всего лома со старых китобойных судов в гавани Лейт-Харбор (что соответствовало истине), и предложил сотрудникам местного отделения Британской службы изучения Антарктики помощь своего врача и медицинских работников, если те в ней нуждаются. Командующий ВМФ Аргентины адмирал Ломбардо был взбешен: эта получившая широкую огласку выходка ставила под угрозу секретность его плана вторжения на Мальвины; она не могла не заставить британцев насторожиться. Адмирал Анайя развеял его страхи: британцы не предпримут никаких действий.
Форин-офис пришел в замешательство. Фолклендская проблема превратилась в «кризис Южной Георгии». Начался обычный обмен дипломатическими нотами, причем МИД Аргентины изображал полное неведение. Затем 22 марта пришла новость, что «Буэн Сусесо» и команда сборщиков металлолома во главе с сеньором Давидоф-фом покинула остров. Однако спавшее было напряжение резко усилилось, когда стало известно, что судно «Эндыоранс», проведав об оставшихся-таки на острове десятерых аргентинцах, взяло курс на Южную Георгию, чтобы забрать их и доставить в Порт-Стэнли.
Полковник Лав — похоже, единственный, кого беспокоил растущий кризис и кто мог глядеть на происходящее с точки зрения Буэнос-Айреса, британского МИДа и вооруженных сил как Британии, так и Аргентины одновременно,— на сей раз встревожился не на шутку. 24 марта он отправил в британское министерство обороны сообщение, подкреплявшее его более ранние предупреждения. Он сделал особый акцент на том, что корабль британского ВМФ рискует быть перехваченным (его коллега военный атташе предупредил его, что аргентинские корабли вышли в море) и что любая попытка снять с острова оставшихся на нем аргентинцев будет расценена как провокация и вынудит аргентинские военно-морские силы принять «меры по спасению».
