Валерий Шамбаров - Гитлер. Император из тьмы
А советская агентура в Англии и в Японии работала хорошо. Сталин об этих переговорах знал. Конечно, поступающая информация никак не располагала к доверию и дружбе. Зато немцы вели себя куда более лояльно, выражали искреннее стремление к сотрудничеству. 3 августа началась разработка дружественного договора. Она велась одновременно в Москве и Берлине, но осуществлялась в атмосфере настолько глубокой секретности, что о даже в правительствах и военном командовании СССР и Германии о ней знали немногие [11].
Не знали и англичане с французами. Они раскачались аж 5 августа, направили в Россию миссию адмирала Дрэкса и генерала Думенка. Эта делегация настолько не торопилась, что пустилась в дорогу не на самолете и даже не на поезде, а на корабле. Добралась до Москвы 11 августа. И опять же, прибыла «для галочки», дабы изобразить готовность договариваться. Дрэкс и Думенк были начальниками невысокого ранга и полномочия имели очень расплывчатые (у Дрэкса вообще не оказалось письменных инструкций). Когда Ворошилов назвал количество дивизий, которые наша страна готова выставить в состав союзных вооруженных сил, представители Англии и Франции промямлили неопределенные, чисто символические цифры.
С нацистами они вели переговоры на куда более высоком уровне, и обещания раздавали куда более щедрые. Но на этот раз для Гитлера закулисные интриги в Лондоне были отвлекающим маневром. Он густо добавлял дезинформацию, 11 августа встретился с верховным комиссаром Лиги Наций Буркхардтом и «доверительно» поведал ему: «Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну».
А тем временем советская сторона рассмотрела германский проект договора, выдала ряд замечаний – дополнить договор торговым соглашением, четко разграничить сферы интересов в Восточной Европе. 19 августа немцы согласились с этими условиями, и только после этого Сталин донес информацию о предстоящем соглашении до членов Политбюро. Для простых граждан информация была обнародована еще через два дня. 21 августа в 23 часа германское радио передало, что Третий рейх и Москва договорились заключить пакт о ненападении.
Среди европейских политиков и даже среди германских генералов это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Как ни парадоксально, но последней обо всем узнала англо-французская делегация в Москве. Она германского радио не слушала, утренних европейских газет не читала. 22 августа Дрэкс, Думенк и сопровождающие их лица искали Ворошилова для очередного бездельного заседания, а маршал почему-то опаздывал, и никто не мог толком ответить, куда он отлучился. Ворошилов появился только после обеда и огорошил иностранцев заявлением: «Вопрос о военном сотрудничестве с Францией висит в воздухе уже несколько лет, но так и не был разрешен… Французское и английское правительства теперь слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…». Вечером в Москву прилетел Риббентроп, и был подписан пакт о ненападении. В дополнение к нему были оформлены секретные приложения, признававшие, что Западная Украина, Западная Белоруссия, Прибалтика и Бессарабия входят в зону влияния Советского Союза. По сути, русским предоставлялось забрать их.
Но в этот же день, 22 августа, Гитлер созвал в Оберзальцберге совещание высших военных чинов. Разъяснил смысл сделанного шага, расставил ориентиры дальнейшей политики. Говорил, что наступило время войны с Польшей и с западными державами, что предстоит «сначала выступить против Запада, а потом уже против Востока. Нам нет нужды бояться блокады. Восток будет снабжать нас зерном, скотом, углем… С осени 1933 года… я решил идти вместе со Сталиным. Сталин и я – единственные, кто смотрит только в будущее… Несчастных червей – Даладье и Чемберлена – я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не смогут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье… В общем, господа, с Россией случится то, что я сделаю с Польшей… Мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства» [149]. Таким образом, гитлеровский вариант «плана Шлиффена», о котором он упоминал еще в начале 1930-х, – сперва разгромить Запад, а потом напасть на СССР – остался в силе. Пришла пора его выполнять.
24. Как сгинула Польша
Большинство немцев с радостью восприняло подписание договора с Россией. Ведь в самые тяжелые времена, после Версаля, наша страна показала себя надежным другом Германии. Славили мудрость фюрера – вон какой молодец, подурачил Запад, урвал все мыслимые выгоды, а потом повернул в прежнее, проверенное русло. Приободрились солдаты: поколотить поляков в союзе с русскими представлялось не столь уж сложной задачей.
Но в среде германской аристократии, генералитета, интеллектуальной и дипломатической элиты, стойко удерживалось скептическое отношение к Гитлеру. Его до сих пор, невзирая на все достижения, не считали полноценным властителем. Полагали, что он должен был всего лишь исполнить роль «политического ассенизатора» – очистить загаженное государство от накопившихся отбросов, а потом уступить правление более солидным фигурам. Но Гитлер не ушел и уходить не собирался. В нем видели дилетанта и выскочку, каждый его шаг становился мишенью пересудов и критики. Фюрер перечеркивал Версальский договор, возрождал армию, вводил войска в Рейнскую зону, а верхушка общества в ужасе хваталась за головы. Предрекала – англичане и французы этого, конечно, не потерпят, будет война. Но все сходило с рук, и оппозиция успокаивалась. Те же самые генералы и сановники, которые каркали насчет неизбежной катастрофы, получали очередные награды, назначения, и отнюдь не отказывались от них.
Перед захватами Австрии, Чехословакии военачальники и аристократы опять зароптали, что надо бы остановиться на достигнутом, иначе Гитлер обрушит страну в пропасть. И снова дело обернулось блестящим выигрышем. Но подготовка удара по Польше всколыхнула оппозицию с удвоенной силой. Собственные страхи относительно Австрии и Чехословакии она напрочь забыла. В министерских кулуарах и гостиных германской знати заговорили, что раньше-то фюрер был прав. Действовал рука об руку с англичанами и французами, вот и выигрывал. Но теперь «опозорил себя», связавшись с большевиками. Бросил вызов западным державам! Значит, беда неминуема.
Впрочем, вся «оппозиционность» ограничилась лишь разговорами. Да и то потихоньку, без лишних ушей. Ни военные, ни гражданские вельможи не спешили расставаться с теплыми местами, полученными от фюрера. Как уже отмечалось, только еврейские банкиры сообразили (и получили недвусмысленные сигналы), что пора уносить ноги. Их примеру последовали и некоторые деятели вполне арийского происхождения. Например, «стальной король» Фриц Тиссен в 1939 г. решил вдруг уехать в США. Чуть позже, в 1942 г., с помощью американского писателя Эмери Ривса он опубликует сенсационную книгу: «Я оплачивал Гитлера» [7]. Так «мировая закулиса» начала создавать «легенду прикрытия» – что нацистов вскармливали исключительно германские промышленники и банкиры.
Но и финансовый гений Гитлера Ялмар Шахт неожиданно ушел в отставку с поста президента Рейхсбанка. Впоследствии он утверждал, что ушел из-за несогласия с политикой нацистов. Хотя кто-кто, а Шахт беспардонно лгал. В отличие от Тиссена, он ни в какую Америку не убегал, он остался в составе гитлеровского правительства министром без портфеля, неоднократно отмечался фюрером, получал высокие награды. Он ушел только от руководства Рейхсбанком. Почему? Да потому что довел Германию до грани банкротства! Средства для экономического скачка в Германии, милитаризации промышленности, создания армии, авиации и флота были добыты за счет грандиозных афер, наподобие упоминавшихся МЕФО-векселей. Если в 1932 г. консолидированный государственный долг Германии составлял 12,5 млрд. марок, то к 30 июня 1938 г. он вырос до 35,8 млрд. марок. И в дополнение к этому Шахт в 1938 г. бросил еще 11 млрд. на программу вооружений.
6 апреля 1939 г. советник британского посольства в Берлине Форбс доносил: «Ни в коем случае нельзя исключать того, что Гитлер прибегнет к войне, чтобы положить конец тому несносному положению, в которое он поставил себя своей экономической политикой». А 6 мая посол Великобритании Гендерсон писал лорду Галифаксу: «Сможет ли она (Германия) пережить еще одну зиму без войны? А если нет, то не предпочтет ли Гитлер войну экономической катастрофе? [101]». Шахт и ему подобные загнали Германию в тупик. Ей грозил кризис похлеще Великой Депрессии. Избежать его позволяла только война. Перечеркнет традиционные законы финансирования, спишет все долги. Даже «новый Мюнхен» за счет Польши фюрера больше не устраивал. Он обязан был воевать. Но ведь именно для этого американская «закулиса» и связанные с нею эмиссары в Германии взращивали нацистов.
