Александр Бушков - Возвращение пираньи
Сочтя, что теперь они чуть больше похожи на странствующих ученых, чем час назад, пустились в плаванье. Примерно через четверть часа показались первые приметы цивилизации — на правом берегу появились неописуемые хижины, то сколоченные из досок, то без затей сбитые из распотрошенных картонных ящиков. Лачуги там и сям перемежались палатками, а то и домами, по здешним меркам невероятно роскошными — с крышей из рифленого железа, даже с крылечками в три ступеньки и неким подобием веранды (тент на дюралевых трубках). Мазуру уже доводилось видеть бедняцкие кварталы здешних городов — по сравнению с Поселком опалов они теперь для него выглядели дачами на Рублевском шоссе.
— Народ разный, — оживленно пояснял Фредди. — Кому и палатки достаточно, а кто хочет выглядеть техасским плантатором — вот и платит бешеные бабки за рифленку. Вон, видите? Даже стекло в окошке. По здешним ценам такое окошечко хозяину баксов в триста обошлось. Такие кысок и покупают. Один, простая душа, к себе в дом унитаз заказал — простите, мисс, за такую деталь… Вырыл яму, досками застелил, над дыркой унитаз приспособил — и теперь фасон держит, друзья в гости ходят, посидеть…
Лачуг, хижин, палаток, хибар и просто навесов с натянутыми под ними гамаками становилось все больше, а деревьев на правом берегу — все меньше. Повсюду виднелись похожие на лунные кратеры валы желто-бурой земли.
— Видите? — показал на них Фредди. — Это и есть ихние «бокаминас». — И захохотал так, будто сказанул что-то ужасно смешное.
Ольга пояснила Мазуру:
— Бокаминас — это вход в шахту, в настоящую шахту. Юмор такой.
— Ага, — подхватил Фредди. — Только вы при них это словечко не вспоминайте, побить могут. Говорите просто — «шахта». Они за «бокаминас» по шее дают враз… Во-он туда держи, Майк!
Кацуба повел моторку к длинному причалу, выглядевшему довольно новым, он был сколочен из досок явно фабричного изготовления, тянулся метров на триста, и возле него пестрело невероятное множество самых разных плавсредств — от надувных армейских лодок без мотора до парочки довольно приличных катеров с полузакрытой палубой.
— Это вместо машин, — трещал Фредди. — Все время копаться в шахте — даже крот сбрендит. Вот и заводят лодки, на охоту там, просто проехаться, покатать… — он сбился, покосился на Ольгу, — дам, которые тут, гм… обитают. Майк, давай в самый конец, во-он там у них для приезжих стояночка отведена, а то штраф выпишут, что твоя дорожная полиция, не посмотрят, что ты полковник и дипломат, на пару сотен баксов взгреют, и ничего ты не попишешь, везде свои законы… Во-он, сторожка стоит! Приготовсь, сейчас с нас за стоянку сотенку сдерут… я, конечно, долю внесу, я ж с вами бесплатно плыл, кой-чем обязан…
Правда, перепутать места для стоянки было бы мудрено — на столбике красовались две широченных стрелы, старательно вырезанные из фанеры, указывавшие в разные стороны, с надписями «ПРИЕЗЖИЕ» и «ГОРОЖАНЕ».
Привязав лодку, Кацуба первым прыгнул на причал. За ним полезли остальные. Из сторожки тут же появилась колоритная парочка — жилистый старик в джинсах и клетчатой рубашке, шляпа по тулье украшена множеством крокодильих зубов, на боку кобура с громадным револьвером, и субъект помоложе, без шляпы, но со столь же впечатляющим ожерельем в три нитки на толстой шее, давненько нуждавшейся в мыле. Револьвер у него был еще больше.
Мазур огляделся. Рядом со сторожкой торчал щит, а на нем большими буквами изображено: «ГОРОД ОПАЛОВ. ВСЕ ЗДЕСЬ ИМЕЕТ ХОЗЯИНА. Говорят на всех языках, но не всегда». Пониже — шеренга знаков, напоминающих дорожные: в красном кружке — перечеркнутая красным пятерня со скрюченными пальцами, тянущаяся к кошельку, в двух треугольниках — пистолет и петля. Простенько и доходчиво…
Старикан отдал честь двумя пальцами и объявил на чистом английском:
— Дама и господа, имею честь приветствовать вас в Вольном Городе опалов. Прошу заплатить налог за шлюпочную стоянку — сто долларов. Помощник, книгу регистрации!
Тот, что помоложе, нырнул в сторожку и тут же выкатился обратно с толстой конторской книгой и авторучкой. Мазур рассчитывался, Кацуба тем временем диктовал имена и род занятий.
— Джимми, что за свинство! — возмутился Фред. — Который раз сюда приезжаю…
— Во всем нужен порядок, — невозмутимо просветил старикашка. — Пиши, Чарли, — Кошачий Фредди, антиквар, деловая поездка…
Дипломатические титулы не произвели на него ни малейшего впечатления. Получив деньги, он немного повеселел, въедливо сообщил, что за провоз наркотиков полагается моментальная петля, а для дуэлей существует специально отведенная площадка, и всякое сведение счетов вне таковой карается, смотря по тяжести обстоятельств, либо кнутом, либо опять-таки петлей. Добросовестно подумав, что бы еще рассказать приятного, поскреб в затылке и вкрадчиво спросил:
— Сами пойдете искать мэра, дама и господа, или Чарли вас мигом проводит за десяток баксов?
— Сами найдем, — сказал Фредди. — Во-он туда…
— Ага! — фыркнул старик. — Это в прошлый раз ты там мэра застал, а теперь мы новую мэрию построили…
— Ладно, я заплачу, — сказал Мазур. — Слушайте, а как, интересно, понимать эту вот фразу — говорят на всех языках, но не всегда?
— Да просто понимать, — пожал плечами старикан. — Когда есть тот, что знает язык, тогда и говорят, а когда нету — уж не взыщите. Был тут у нас один, на малайском говорил, только его в шахте засыпало, соответственно, по-малайски больше говорить некому. Простые дела.
— А по-русски? — поинтересовался Мазур.
— Запросто, — обрадовал старикан. — Русских у нас с дюжину… — Он напрягся, пошевелил бледными губами: — Даже меня научили по-вашему здороваться… йоб твайя матсь! Растуй, писта!
Мазур покосился на Ольгу, но она, похоже, не поняла.
— Пошли? — предложил Чарли. — А что в сумках-то брякает?
— Пустяки, — сказал Мазур. — Автоматов парочка, штурмовые винтовки там, всякая мелочь…
— А… — невозмутимо сплюнул Чарли. — Только чтоб в поселке — ни боже мой! А то чихали мы на дипломатов…
Первого аборигена, вроде бы занятого честным трудом, они увидели, едва спустившись с причала. Правда, труд его выглядел весьма даже странно: абориген сидел на окружавшем вход в «шахту» земляном валу у собранного на живую нитку деревянного ворота — и старательно лизал языком бугристый кусок буро-желтой породы. Вид у него был серьезнейший, сосредоточенный.
— Вот, любуйтесь, — с ухватками заправского гида сообщил Чарли. — Человек только что добыл перспективный образец и сейчас его проверяет по единственному возможному здесь методу… Эй, Гуди, язык покажи!
Абориген, без всякого интереса покосившись на визитеров, на пару секунд высунул язык — такое впечатление, стертый до дыр, распухший. Потом показал свою каменюгу — на буро-желтом боку влажно отсвечивало черное.
— Опал, — пояснил Чарли, двигаясь дальше. — Нас так все и зовут — «стертые языки». Языком надежней всего, чутье какое-то даже прорезается… Только еще неизвестно, что там у него за опал. Может, он цельный. А может, его породой прорезало, и не стоит он ни черта… Тут уж нужно к шлифовальщику… — Он достал из кармана грязных джинсов спичечный коробок. — Вона что из путних получается…
В коробке лежало с дюжину ограненных черных камней, искрившихся загадочным блеском.
— Сколько стоит? — поинтересовался Кацуба.
— Черта с два я их кому продам! — сказал Чарли, глядя на свои камни, как завороженный. — Черта с два! Пошли… Вот тут у нас достопримечательность. Художник живет. Когда нечего делать, разрисовывает, что попадется под руку. Нет, давайте обойдем, мы с ним вчера подрались, вот меня и сунули на неделю в помощники к Джимми, а ему по заднице влепили десять горячих… Художества и отсюда видно. Во-он…
Торцовые стены трех стоявших рядком лачуг были украшены яркими картинами, выполненными в манере, крайне смахивавшей на старый добрый соцреализм: Билли Клинтон с женским лифчиком во рту, Карл Маркс с долларовой бумажкой во рту, сексапильная блондинка, а во рту такое… Мазур ускорил шаг, но Ольга прошествовала с самым невозмутимым видом. Чего в ней Мазур не подметил, так это ханжеского пуританства.
Он с нешуточной радостью подтолкнул локтем Кацубу, когда увидел в конце одной из здешних «авенид» забрызганный грязью джип. Карта не врала, отсюда и в самом деле ведет проезжая дорога, а значит, можно нанять машину, выбраться на «Карретера Панамерикана», Панамериканское шоссе, а там уж легче легкого попасть в Барралоче… Правда, судя по виду джипа, дорога немногим отличается от русских проселочных.
Мэрия, украшенная большой вывеской «Мунисипалидадо», оказалась самым большим зданием поселка — во всяком случае, среди тех, что они уже видели. Вообще-то она больше походила на длинный дощатый барак с крышей из рифленого железа — однако построенный на совесть, по здешним меркам чистый Капитолий… Три окна застеклены, а остальные завешаны противомоскитными сетками.
