Джон Фоллейн - Шакал (Тайная война Карлоса Шакала)
Канцлер Австрии согласился передать сообщение Карлоса по радио лишь в 6:22 вечера. Оно не могло произвести большого впечатления на австрийскую публику, хотя в нем и выражалось “сожаление по поводу того затруднительного положения, в которое данная операция поставила миролюбивый народ Австрии”. Австрийский диктор зачитывал его серьезным голосом на смехотворном французском языке каждые два часа до четырех часов утра следующего дня.
Сделав одну уступку, канцлер Крайский потребовал проведения консультаций с заложниками перед тем, как предпринять следующие шаги. По просьбе Крайского все 13 министров и главы делегаций написали ему письма, и Карлос демонстративно с большим уважением отнесся к их конфиденциальности. Все просили Крайского выполнить требования Карлоса и сообщали, что хотят покинуть пределы Австрии под его охраной. Ямани просил Австрию незамедлительно выполнить его требования, чтобы избежать бессмысленного кровопролития.
Чтобы накормить своих боевиков и заложников, никто из которых не ел с самого утра, Карлос потребовал доставки ста бутербродов и фруктов. Австрийцы поспешно выполнили эту просьбу, однако оказалось, что большинство бутербродов было с ветчиной. Поскольку в зале находились преимущественно мусульмане, Карлос отправил все обратно, попросив взамен цыплят и чипсы. Решить проблему помог отель “Хилтон”. В тот вечер там был запланирован прием в честь участников конференции ОПЕК. И поскольку ни о каком приеме речь уже не шла, еда была отправлена в здание ОПЕК к 10 часам вечера. Так как большинство лампочек в конференц-зале было перебито во время стрельбы, министрам и членам делегаций пришлось ужинать при свечах. Карлос не высказывал никаких сожалений по поводу пролитой утром крови. Возможно, ливийский экономист, которого он убил, принял его за агента Моссада. “Но я не виноват, что похож на еврея”, — громко шутил он.
После полуночного заседания совета министров выглядевший очень напряженно канцлер Крайский заявил, что между Карлосом и австрийским правительством совместно с руководством ОПЕК достигнуто соглашение. Австрия уступает, желая предотвратить дальнейшее кровопролитие, в обмен на обещание, что заложники будут освобождены по прибытии в свои страны. Когда один из репортеров усомнился в правильности принятого решения, Крайский рявкнул: “А что вы предлагаете? Штурмовать здание? Это не выход. Мы не имеем права рисковать жизнью других людей”.
Далее канцлер напомнил об убийствах в первые минуты нападения на ОПЕК, о взрывчатке, размещенной по периметру конференц-зала и о требовании Карлоса, чтобы тяжелораненый Кляйн был доставлен к самолету, даже если это будет стоить ему жизни, и указал, что все это свидетельствует о том, насколько мало банда террористов ценит человеческую жизнь.{180}Алжир, одна из стран, перечисленных Карлосом как возможное место назначения, согласился принять самолет с террористами и их заложниками. Крайский не видел оснований отказываться от подобного предложения, но выдвинул при этом условие, чтобы Карлос освободил всех служащих ОПЕК перед вылетом из Вены.
Требование канцлера привело Карлоса в бешенство. Он обрушился с бранью на иракского посредника: “Здесь я отдаю приказы Крайскому и всем остальным. Я решаю, кого отпустить, а кого нет”. Правда, затем, несколько поостыв, он раздраженно добавил: “Я и не собирался увозить их. Но я не желаю, чтобы мне указывали, кого брать, а кого нет”. Что же до места назначения — Карлос еще не принял решения. Ранним утром в понедельник он попросил иракского посредника уточнить, какие из арабских стран готовы их принять.
Заложники провели тяжелую ночь, расположившись кто в креслах вокруг стола, кто прямо на полу. Труп ливанского экономиста, вступившего в единоличную схватку с Карлосом, так и не был убран.
На следующее утро без двадцати семь к черному ходу здания ОПЕК подъехал желтый автобус австрийской почтовой службы — единственный, в котором оказались занавески. “Если бы мы захотели, мы могли бы заставить Крайского даже танцевать на столе”, — хвастался Карлос. Стоя в снегу рядом с автобусом, как школьный учитель, вывозящий своих подопечных на загородную экскурсию, Карлос сердечно пожимал руки и похлопывал по плечу тех, кого он согласился отпустить. На виду у телевизионных камер он даже попытался обнять одного из заложников, но этому помешала “беретта”, висевшая у него на груди. Карлос выполнил требования Крайского, оставив при себе 42 заложника.
Помня о спровоцированной в подобных же обстоятельствах бойне, приведшей к убийству израильских спортсменов в Мюнхене во время Олимпийских игр 1972 года, австрийцы даже не попытались застрелить Карлоса или кого-нибудь из его сообщников в течение того часа, что они провели вне здания. Затем автобус с задернутыми занавесками тронулся с места и двинулся по кольцу Доктора Карла Люгера в сопровождении кареты скорой помощи и двух полицейских машин с синими “мигалками”. Стоя возле шофера, Карлос приветливо махал рукой прохожим. За лобовым стеклом значилась надпись “Специальный”. Чуть раньше другая машина скорой помощи доставила Кляйна и врача, согласившегося сопровождать его в полете, к терминалу австрийских авиалиний венского аэропорта, где уже стоял готовый к вылету ДС-9.
Самолет уже готов был тронуться, когда министр внутренних дел Отто Рёш, бывший некогда членом “гитлерюгенда”, бросился пожимать Карлосу руку. Рука Карлоса запуталась в наплечном ремне кобуры, тем не менее он сумел обменяться с австрийцем неловким рукопожатием, которое на следующий день все газеты окрестили “рукопожатием позора” с человеком, чей сообщник застрелил австрийского инспектора полиции. (По прошествии двадцати с лишним лет австрийские офицеры полиции, допрашивавшие Карлоса, отказались пожать ему руку, объяснив это тем, что не желают навлекать на себя критику подобно Рёшу).
Рассаживая заложников в салоне самолета, Карлос отделил от основной группы Амузегара, шейха Ямани и его заместителя. Под их кресла была положена взрывчатка. По словам Кляйна, Амузегар попал в черный список, поскольку он возглавлял тайную полицию “Савак” и разведку шаха, что сам Амузегар всячески отрицал. Созданная при активной помощи ЦРУ и Моссада, “Савак” пустила глубокие корни как в самом Иране, так и за рубежом, доведя число своих агентов до внушительной цифры в 30 000 человек, не считая бесчисленных осведомителей. Для Хаддада одно то, что дипломатия шаха признавала существование государства Израиль, было достаточным основанием для уничтожения Амузегара.
Карлос почувствовал облегчение сразу после того, как самолет взлетел. Это произошло в девять часов утра, в понедельник. Место назначения оставалось для заложников тайной. Карлос, держа свой автомат на коленях, спокойно и вежливо беседовал с Амузегаром и шейхом Ямани. Он даже передал Ямани телефон своей матери в Венесуэле, попросив его дозвониться до нее и сказать, что у ее сына все в порядке. “О чем мы только не говорили — о его личной жизни, юности, его учебе в Лондоне, — вспоминал Ямани. — Он любил жизнь, любил ухаживать за девушками, любил удовольствия. Он был прекрасно одет. Он болтал с нами и шутил, но я не мог отделаться от мысли, что передо мной тот самый человек, который хладнокровно обещал пристрелить меня”.
Воспользовавшись хорошим расположением духа Карлоса, шейх Ямани попытался выяснить у него, что их ждет дальше. Самолет долетит до Алжира, проведет там пару часов, а затем двинется в Триполи. Ямани поинтересовался, не боится ли Карлос, что с Ливией у него могут возникнуть проблемы. Карлос очень удивился: “Напротив, нас там будет ожидать премьер-министр, а затем мы пересядем в боинг, который доставит нас в Багдад”. Когда Ямани спросил, не входит ли в планы Карлоса остановка в Дамаске, тот ответил: “Нет. Они — опасные отщепенцы, и ноги моей там не будет”.{181}
Во время полета Карлос раздавал всем желающим свои автографы. “Он вел себя, как кинозвезда”, — вспоминал венесуэльский министр Эрнандес Акоста. Представителю Нигерии Карлос написал просто: “В память о полете Вена — Алжир. Карлос. 22.12.75”. И подчеркнул свою подпись. Эрнандесу Акосте Карлос похвастался, что в июне этого года в Париже “ликвидировал” французских офицеров контрразведки и Му-харбала. Когда позднее кто-то сказал Амузегару, что эта раздача автографов и то, как Карлос махал рукой прохожим из автобуса, чем-то напоминает поведение Робин Гуда, иранец согласился, заметив, что Карлос жаждет всеобщей любви и чувствует себя борцом за права униженных бедняков.{182}
Все время полета Крёхер-Тидеман сидела рядом с Кляйном в хвосте самолета, вытирая ему со лба пот, смачивая водой потрескавшиеся губы и шепча слова утешения. Она только раз оторвалась от Кляйна, чтобы поразвлечь заложников рассказом, прерывавшимся ее смехом, о том, как она пристрелила “этого старикана” (инспектора Тишлера). Затем она сломалась и зарыдала.
