Джон Фоллейн - Шакал (Тайная война Карлоса Шакала)
Сопротивление, оказанное ливанским экономистом Юсе-фом Исмирли, чуть было не погубило Карлоса. Карлос находился в полутемном коридоре, так как несколько лампочек оказалось разбитыми выстрелами, когда безоружный Исмирли, по всем свидетельствам обладавший тихим и ровным характером, внезапно выхватил у него пистолет. К несчастью, ливанец не знал, как обращаться с “береттой”, и начал неумело вертеть ее в руках. Карлос же тем временем вытащил из-под кожаной куртки второй пистолет. Хватило бы одного выстрела, чтобы вывести Исмирли из игры. Но Карлосу этого было недостаточно. Сначала он прострелил ливанцу руку, отчего тот выронил “беретту”, потом ногу, затем выпустил пулю в живот и лишь после этого прикончил его выстрелом в затылок. “Я был в бешенстве, — хладнокровно объяснил потом Карлос. — Но кроме этого я хотел всех проучить”. Это полностью соответствовало его любимому девизу: “Хочешь достичь результата — научись шагать по трупам”.{168} Кляйн придерживался иных взглядов. “Это было просто издевательство, чистая показуха и неоправданная жестокость, потому что этот человек уже не мог сопротивляться”.{169}
* * *Когда группа Карлоса вошла в здание, в обшитом деревянными панелями конференц-зале шла полемика, ставки сторон в которой составляли миллионы долларов. Терпение всех одиннадцати министров по делам нефти было на исходе — все были выведены из равновесия сорвавшимся подписанием договора о ценах на нефть, который предполагалось заключить еще в пятницу.
После того, как шестьдесят с лишним человек, находившихся в конференц-зале, услышали первые выстрелы, туда вошли двое вооруженных налетчиков с масками на лице, которые выпустили в потолок несколько очередей. Полностью проигнорировав протокол и не проявив никакого уважения к министерской должности, один из террористов приказал всем лечь на пол и не шевелиться. Первой мыслью шейха Ямани было то, что он стал жертвой нападения европейцев, желавших отомстить ОПЕК за резкий подъем цен на нефть. Уверенный в том, что вскоре ему предстоит умереть, сорокапятилетний Ямани начал повторять про себя строки Корана: “И скажут праведникам: покойтесь в мире и блаженстве. Вернитесь к своему создателю в согласии с собой и на радость ему. Войдите в ряды верных; и да откроются для вас небеса”.{170}
Министры и прочие официальные лица пытались из своих неудобных положений рассмотреть высокого человека с бледным круглым лицом и орлиным носом, который отдавал распоряжения на арабском языке, говоря с сильным акцентом: “Юсеф! Положи свою взрывчатку”. Потом Карлос задал вопрос на английском: “Вы нашли шейха Ямани?” Прятаться было негде. “Я здесь”, — сказал министр. Позднее он вспоминал, как боевик осмотрел всех присутствовавших и, “встретившись со мною взглядом, издевательски меня поприветствовал и представил своим сообщникам”.{171}
И только позднее, когда Карлос обнаружил министра нефти Венесуэлы Валентина Эрнандеса Акосту, до Ямани дошло, что происходит: “Главарь очень доброжелательно начал беседовать с венесуэльским министром. И тогда мы поняли, что это всемирно известный террорист Карлос. Для меня это было весьма неприятным открытием, поскольку во время обыска в его квартире предыдущим летом французские власти обнаружили среди его бумаг и документов план моего убийства”.{172}
Кляйн вместе с Юсефом, который, по его словам, до того момента где-то прятался, расположился в коридоре, который вел к конференц-залу. К этому моменту они уже целиком контролировали весь второй этаж. “Наверное, и снаружи это понимают, — подумал он. — Теперь в штаб-квартире ОПЕК царила гробовая тишина”.{173} Нападавшие при этом не знали, что через несколько секунд после звонка инспектора Янды дежурный офицер центрального полицейского управления Вены поднял по тревоге спецподразделение полиции. Еще через несколько минут, в то время, когда Карлос уже находился в помещении конференц-зала, три бойца в стальных шлемах и бронежилетах, вооруженные “узи”, ворвались в фойе нижнего этажа. Удостоверившись в том, что спасти инспектора Тишлера, тело которого наполовину вывалилось из лифта, невозможно, они бросились наверх. На втором этаже их встретил шквал огня.
Кляйн и Юсеф прикрывали коридор и стойку регистрации. Командир антитеррористической группы Курт Леопольдер оттеснил их в глубь слабоосвещенного коридора и приказал открыть ответный огонь. Одна пуля, отскочив от стены, попала Кляйну в живот, другая царапнула по бедру, третья врезалась в его пистолет. Леопольдер, получив пулю в зад, начал отступать. Кляйн, не ощущавший боли от своей раны, бросил гранату, но неудачно: она взорвалась в четырех метрах от него и в шести от его цели. Кляйн успел пригнуться, и большая часть осколков врезалась в стены коридора.
Эта граната, подкрепленная непрерывными предупреждениями Кляйна о том, что все заложники будут убиты, если штурм не прекратится, убедила австрийцев, что им ничего не остается, как отступить. Кляйн прошел в кухню, примыкавшую к коридору, закурил сигарету и, подняв свитер, начал рассматривать свою рану. Как ни странно, крови не было. Когда он вошел в конференц-зал, чтобы показать Карлосу свою рану и сообщить ему о раненом австрийце в зале регистрации, тот ласково потрепал его по голове и велел охранять заложников. Потом к Карлосу медленно приблизилась Крёхер-Тидеман: “Я тоже прикончила двоих”. Карлос ответил ей улыбкой: “Отлично. Я тоже пристрелил одного”.{174} Она спросила о Ямани, и Карлос показал ей министра.
Карлосу было отчего улыбаться. К полудню, после боя, длившегося менее получаса, он уже выполнил первую часть своего плана. Его группа захватила штаб-квартиру ОПЕК и удерживала 62 заложника. Из окон конференц-зала Карлос видел столпившиеся вокруг здания войска специального назначения, вооруженные автоматами и слезоточивым газом. Однако никаких действий они не предпринимали.
Карлос приказал заложникам встать. Пока министры и члены их делегаций отряхивали от пыли свои костюмы, им было приказано разбиться на три группы: “либералы и полу-либералы”, “преступники” и “нейтралы”. Алжир, Ирак, Ливия и Кувейт были отнесены к “либералам”, и их представителей загнали в дальний конец овального стола, неподалеку от окна, где Юсеф складывал взрывчатку и подсоединял ее к электродетонаторам. Представители “нейтральных” стран — Эквадора, Габона, Индонезии, Нигерии и Венесуэлы были размещены на противоположном конце стола. Саудовская Аравия, Иран, Катар и Объединенные Арабские Эмираты, чьего посла Карлос планировал похитить в Лондоне, были объявлены “преступниками”. Повернувшись к Ямани, Карлос сказал: “Я — Карлос. Вы меня знаете”. “Очень хорошо”, — спокойно ответил Ямани.{175}
Карлос чувствовал, что заложники ждут от него объяснений. На достаточно беглом арабском языке он объявил, что командует подразделением палестинских коммандос и что в основном его действия направлены против Саудовской Аравии и Ирана. Он пообещал, что если ему будет оказано содействие, то никто не пострадает. После чего Карлос приказал молодой англичанке-секретарше, Гризельде Кэри, напечатать обращение, составленное на английском языке. Оно было кратким и очень конкретным:
“Австрийским властям.
Мы удерживаем заложников — членов сессии ОПЕК. Мы требуем, чтобы наше коммюнике передавалось по австрийскому радио и телевизионной сети каждые два часа, с тем чтобы первый выход в эфир был осуществлен по прошествии двух часов от настоящего момента.
Завтра в 7 утра нам должен быть предоставлен большой автобус с занавешенными окнами, который доставит нас в аэропорт, где нас должен ждать самолет ДС-9 с заправленными баками и командой из трех человек.
Любая задержка, провокация или попытка проникновения в здание ставят под угрозу жизнь заложников.
Вооруженные силы арабской революции.
Вена. 21.12.75.”
Потом Карлос приказал Кэри напечатать еще одно послание, на этот раз по-французски. Это было довольно бессвязное коммюнике, явно носившее признаки стиля Хаддада и занимавшее семь страниц. Арабский народ, провозглашал манифест, является жертвой страшного заговора, призванного обеспечить победу силам сионизма. В заговоре участвуют американские империалисты, сионистские агрессоры и некоторые арабские правительства, которые стремятся сломить сопротивление палестинских революционеров и посеять раздор в арабском мире. В коммюнике также заявлялось о невозможности заключения каких-либо договоров, ведения переговоров и признания Израиля; капитуляция перед лицом израильской оккупации “арабской земли Палестины” была исключена. Манифест требовал вторжения в Израиль египетской армии с созданием единого ирако-сирийско-палестинского фронта на северо-востоке. В нем заявлялось о необходимости восстановления арабского единства и выдвигалось требование использовать “нефтяные ресурсы на благо арабского народа и других народов «третьего мира»”.
