Игорь Атаманенко - Сага о шпионской любви
Очарованный благоухающим ароматом ее роскошного обнаженного тела, которое дразнило и возбуждало фантазию, нежась в лучах ее безрассудного желания, Аристотель испытывал глубочайшее упоение и свою неисчерпаемость. Безумному по своей силе соитию в сопровождении сладострастных стонов Ширин, казалось, не будет конца. Аристотель чувствовал, как пригоршнями черпает счастье, но еще в большей мере дарит его своей возлюбленной. Мгновения испепеляющих конвульсий экстаза обернулись новой волной обоюдных ласк и нежности, слившись в единый миг доселе не изведанного блаженства. Ни он, ни она не хотели покидать царство музы Эроса…
Как только прозвучал последний аккорд гимна плоти, Аристотель, отдавший возлюбленной всю силу своей страсти, едва слышно прошептал:
— Для кого-то Париж стоил мессы. Нет! По мне, он стоит лишь мига райского счастья, которое я испытываю каждый раз, обладая тобой, Ширин!
— Ты не ошибаешься, Ари? С другими женщинами ты разве не испытывал того же? — турчанка вперила взгляд прямо в зрачки грека.
У Аристотеля от удивления округлились глаза, он расщепил пересохшие губы, чтобы ответить, но Ширин своей ладонью зажала ему рот и жарко зашептала:
— Ари, милый, дорогой, любимый не надо ничего говорить, я все знаю и без твоих слов — ты любишь только меня… Прости меня, дурочку, за мое глупое кокетство… Прости и забудь! Я спросила об этом, потому… потому, — из глаз Ширин брызнул фонтан слез, — потому что меня никто никогда не любил. Только ТЫ! Клянусь могилой моих предков! Я поняла это еще там, в России, но там была лишь прелюдия любви. Любви украдкой, ворованной любви… Наконец-то мы можем принадлежать друг другу без остатка и без оглядки, так ведь?
«А как же твои агентурные отношения с Селлерсом? — чуть было не спросил Аристотель. — Ведь рано или поздно он обязательно попытается встретиться с тобой — из Москвы в Париж он, наверняка, прилетел по твою душу, дорогая. Как тогда поведешь себя ТЫ? Я ведь по-прежнему для тебя разведчик. А Селлерс, “охотник за головами”, просто не сможет пройти мимо такого лакомого куска, если ты представишь ему меня как начальника отдела Главного штаба ВМФ России. Какие клятвы тогда я услышу от тебя? К черту! Сегодня о Селлерсе ни слова, но завтра, завтра мы с тобой, Ширин, должны расставить все точки над “i”. Это, кстати, и в твоих интересах тоже. Заодно это будет и проверкой твоей любви ко мне…
Хотя какая, к черту, может быть проверка любви?! В любви все определяет вера. Если хоть раз проверить любовь, как меня учил генерал Карпов перепроверять информацию и людей, ее поставляющих, то может случиться предательство, более страшное, чем случайные постельные связи у Ширин в прошлом или шальная баба у меня завтра…
Прочь всякие проверки! Я и без того вижу, что ты влюблена в меня по уши, как, впрочем, и я в тебя… А вот что касается Селлерса, то завтра же надо все обсудить и что-то придумать на случай его появления!
Кстати, а где та волшебная сумочка с диктофоном? Может быть, ее отсутствие — знак того, что ты, Ширин, решила порвать агентурные отношения со своим оператором? Все, на сегодня хватит, объяснимся, ненаглядная моя, завтра!»
— Ари, дорогой, ты почему замолчал? Ты сейчас был похож на Пифагора, решающего сложнейшую теорему. Что с тобой? Ты устал? Тебе не понравилось, как я себя вела? Ну, говори же!
— Нет-нет, дорогая, все в порядке! — как можно беззаботнее заулыбался Аристотель. — Я просто вспоминал, куда я засунул ту тысячу долларов, что сэкономил в Турции. К тому же я очень голоден…
— О деньгах ты можешь не беспокоиться, как, впрочем, и об ужине тоже! Значит, так, Ари. В Париже существуют два типа ресторанов. Одни — дорогие, потому что там изысканная и добротная кухня. Поэтому там всегда очень много народу. Другие — дешевые, с отвратительным меню, беспардонным обслуживанием и… отсутствием посетителей. В этих дешевых ресторанах мы можем сидеть в полном одиночестве. Так что выбирай!
— А нет ли чего-нибудь усредненного, где и кормят хорошо, и страждущих набить свое чрево вкуснятиной немного, и цены доступные?
— Ура, Ари! Вспомнила. Есть такое место на Елисейских Полях. Это греческий ресторанчик «Акрополь». Сама я там никогда не бывала, но об этом райском уголке наслышана. Сейчас найду телефонный справочник и попробую заказать там два места, ибо заполучить целый столик на двоих в это время нереально. Впрочем, если ты еще не забыл греческий язык, то попробуй договориться с хозяином сам. Он — понтийский грек. Зовут его Агамемнон. Для друзей он просто Ага. Вот уж он-то накормит нас на славу! Более уютного ресторана не найти во всем Париже, к тому же в «Акрополе» очень добротная кухня, а цены вполне доступные…
— Ширин, дорогая, мы теряем время. Неси быстрее справочник! Да, кстати, какой смысл ты вкладываешь в понятие «понтийский грек»?
— У нас в Турции так называют всех греков, проживающих вне Греции, на побережье Черного моря, от Стамбула до Азовского моря…
— Правильно, милая! Я еще раз убедился, насколько обширны твои познания в средиземноморском и черноморском этносе. Недаром, оказывается, в Москве ты работала советником по этническим вопросам… Знаешь, ведь я и мои предки тоже понтийские греки, и наш язык несколько отличается от того, на котором говорят в Греции. Там говорят на литературном языке, мы же, понтийцы, общаемся на диалекте. Впрочем, и те и другие греки свободно понимают друг друга. Но понтийцы более сплочены, так как им всю жизнь приходилось выживать во враждебной среде, поэтому у них более развиты чувства сопереживания и взаимовыручки…
— Ари, для меня нет никакой разницы, к какой греческой ветви принадлежишь ты. Важно другое — ты мой любимый!
— Нет-нет, дорогая, я имел в виду совсем иное. Если хозяин ресторана понтийский грек, то столик для нас гарантирован. Давай, звони!
Ширин, набрав номер, передала трубку мобильного телефона Аристотелю.
— Здравствуйте, это «Акрополь»?
— Да, «Акрополь». Что вы хотели?
Тембр голоса собеседника показался Аристотелю очень знакомым.
— Простите, а с кем я говорю?
— С хозяином заведения, а что?
— Простите за дерзость, — почти заискивающе произнес грек, — вы не жили в России?
— Слава Всевышнему, уже десять лет, как я с семьей покинул СССР и его коммунистический рай! А вы что? Тоже оттуда? — хозяин «Акрополя» перешел на русский.
— Да-да, оттуда, — по-русски ответил Аристотель.
— А как вас зовут и где вы в СССР, то есть в России, проживали, если, конечно, это не секрет?
— Меня зовут Иоакимиди Аристотель, а жил я в Батуми, Анапе и в Краснодаре. Последнее время — в Москве. А вы из каких мест будете?
Вместо ответа в трубке раздался громкий стон, затем хозяин со слезой в голосе выдавил из себя:
— Ари, ты разве не узнал меня, я же — твой двоюродный брат, Иоакимиди Агамемнон. Ага из Джубги! Боже мой, как тесен мир! Ты давно в Париже? Впрочем, о чем это я?! Приезжай немедленно, выпьем, вспомним наше детство, юность… Бери такси и немедленно, слышишь, немедленно чтоб ты был у меня!!
Аристотель от неожиданности чуть было не выронил трубку из рук. Он вскочил, в диком возбуждении подхватил на руки турчанку и, сбивая стулья, торшеры, напольные вазы и напевая какой-то веселый мотив, закружил по комнате.
— Ари, что происходит?! — в панике закричала Ширин.
Аристотель, едва придя в себя, посадил турчанку прямо на стол и, отдышавшись, произнес:
— Ширин, любимая, хозяин «Акрополя» — мой двоюродный брат, Агамемнон Иоакимиди, представляешь?! Сейчас же берем такси — и к нему! Немедленно!
— А как ты собираешься представить меня своему брату?
— Моей единственной, первой и последней женой-грузинкой по имени Тамара…
— Но ты ведь мне говорил, что ты вдовец, Ари…
— Врал, врал, конечно… Да и вообще, мало ли было вранья между нами там, в Москве?!
— Ты на что намекаешь, дорогой? На диктофон в сумочке? Но я готова хоть сейчас тебе все объяснить. Спрашивай!
Помолчав какое-то мгновение, турчанка добавила:
— В Коране говорится: «Все будет так, как должно быть, даже если все будет иначе». Самое красноречивое подтверждение этим словам — наша любовь. Да, в самом начале наших отношений между нами было много лжи. Но лгали мы друг другу не по своей воле, а по воле людей, от которых зависели. Сейчас все изменилось — мы стали независимы, мы…
Ширин умолкла и, чтобы не расплакаться, до крови прикусила нижнюю губу.
Аристотель понял, что его возлюбленная балансирует на грани истеричного срыва. Он выхватил из бара початую бутылку виски, плеснул в стакан и силой заставил Ширин выпить. Затем крепко обнял ее и, поглаживая по голове, стал ласково приговаривать:
— Ширин, ты — моя вечная и единственная любовь. Не будем портить наш праздник. Пойми, все то, что было между нами в прошлой жизни, там, в России, уже стало прахом… Кроме нашей любви. Хотя… Хотя кое-что нам еще предстоит прояснить. Но мы сообща сделаем это завтра. Согласна?
