Вячеслав Красиков - Северная война или блицкриг по-русски
Но, видимо, звезды на небе имели для Бауэра в тот день счастливую конфигурацию. Или российский самодержец просто пребывал в хорошем настроении. Как бы то ни было, но встретил он перебежчика весьма ласково, произведя его из ротмистров сразу же в полковники. А через несколько месяцев уже назначил руководить капитальной реконструкцией оборонительных сооружений в Новгороде, что после катастрофы под Нарвой являлось одной из главных задач момента. Впрочем, количество по-европейски обученных специалистов в 1701 г. у Петра I было столь мало, что практически каждый из них получал возможность испытать свои способности на каком-либо более или менее высоком посту.
Бауэр воспользовался вырванным им у судьбы шансом по максимуму. Новгородские фортификационные работы прошли успешно, преобразив старую крепость, после чего бывший ротмистр вернулся в кавалерию и, возглавив один из первых русских драгунских полков, все лето 1702 г. в составе армии фельдмаршала Шереметева воевал в Прибалтике. Ему удалось сыграть видную роль в победном сражении у Гуммельсгофе. А затем разорить несколько небольших укреплений (старых ливонских мыз), выгодно выделившись на фоне большинства русских по крови и мало чего умевших командиров.
Как следствие, со следующей кампании померанец имел в подчинении уже несколько конных частей, которыми он, на взгляд царя, руководил, видимо, столь же успешно, так как к весеннему оживлению боевых действий 1705 г. специальным указом Бауэру присвоили звание генерал-майора. А спустя всего два года он опять получил повышение в чине, став генерал-лейтенантом. И сразу же провел первую крупную самостоятельную операцию. Это случилось, когда литовский гетман перешел на сторону противника, захватив к тому же 40 000 рублей, перевозимых из Москвы в армию. Ясновельможный пан засел в хорошо укрепленной крепости Быхов, имевшей 3-тысячный гарнизон с сотней пушек.
Во главе быстро собранного Петром I карательного корпуса (в состав которого вошло примерно 10 000 солдат) поставили Бауэра. Он сразу же выступил в поход и через четыре недели наказал отступников — осадил и взял цитадель, полонив весь ее гарнизон вместе с главными зачинщиками. Пушки и прочее содержимое арсенала отправил в качестве трофеев в Россию, а город вернул польским союзникам.
Осенью того же года Карл XII начал свой роковой поход на Москву. Петр I долго не мог определить направление главного удара неприятеля и потому разделил армию на несколько частей, расположив их таким образом, чтобы прикрыть все основные дороги. Бауэр принят командование над самым крупным 16-тысячным корпусом, занявшим позицию между Псковом и Дерптом. Но когда выяснилась истинная цель шведского короля, генерал получил приказ оставить на всякий случай пехоту в Прибалтике, а самому вместе с кавалеристами спешить на основную арену борьбы.
Дальнейшие действия выходца из Померании в «Военной энциклопедии» Сытина[118], описываются следующим образом: «1708 год является наиболее выдающимся в боевой деятельности Баура, который, командуя 10-тысячным драгунским отрядом, активно следил за левым флангом шведской армии, непрестанно тревожа ее и опустошая район «для оголожения неприятеля». 9 сентября он атаковал на марше Карла XII и едва не захватил в плен короля. Баур неотступно следовал и висел над тылом шведской армии, а когда Петр предпринял операцию против Левенгаупта, то Баур особенно отличился 28 сентября в сражении при деревне Лесной, довершив победу своим быстрым и своевременным прибытием»[119].
Здесь необходимо уточнить, что Бауэр не довершил разгром противника у Лесной, а внес в битву решающий перелом, склонив результат в пользу царских войск. Весь день упорного боя не выявил победителей, и сражение фактически уже затухло, но появление вечером на поле брани драгунских полков генерал-лейтенанта довело численный перевес русских до значительного. Что, естественно, и придало новый импульс битве.
В главной схватке Северной войны летом 1709 г. Бауэр также не затерялся на заднем плане. Недаром Пушкин в своей «Полтаве» упоминает его в ряду известнейших людей России того времени:
«…И Шереметев благородный
И Брюс, и Боур, и Репнин…»
Вместе с Меншиковым и Ренне он руководил 17 драгунскими полками (более 10 000 человек), которым предписывалось в случае шведской атаки оказать поддержку 5-тысячному гарнизону 10 сторожевых редутов, перекрывавших с юга подходы к основному лагерю русских.
Именно они и встретили первый удар Карла XII. Правда, после ожесточенного боя русской коннице пришлось отступить. На втором этапе баталии кавалерия играла вспомогательную роль. Но после того как в столкновении пехоты обеих сторон выяснился вопрос о победителе, инициатива опять перешла к драгунским частям. На их долю выпала обязанность преследования разбитого и быстро отступавшего противника. Погоня, которую Бауэр организовал вместе с Меншиковым и Михаилом Голицыным, растянулась на несколько дней. Но, в конце концов, завершилась полным триумфом у Переволочны.
В кампанию следующего года основная масса русской армии вернулась к побережью Балтийского моря, в те места, где 10 лет назад проходили первые столкновения Северной войны. Впрочем, ход боевых действий ни разу не дал повода вспомнить о дебютных катастрофах российского монарха и его союзников. Петровские полки, словно асфальтовый каток, неспешно, но неотвратимо, прокатились по берегам Рижского и Финского заливов, смяв остававшиеся там очаги шведского сопротивления. Бауэр в период этого «заезда» продолжал оставаться на виду, о чем красноречиво свидетельствуют ключи от городов-крепостей Пернау, Аренсбурга и Ревеля, спустивших флаг и открывших ворота перед солдатами его корпуса.
Вклад бывшего «свейского германца» в победы 1708—1710 гг. отмечен щедрыми наградами. Наверное, более других из этого приятного перечня получателя порадовали украшенный драгоценными алмазами царский портрет и деревеньки с обитавшими в них многочисленными крепостными душами, враз превратившими полунищего немца в состоятельного русского барина. Подобными подарками Петр, как правило, отличал тех иностранцев, кого хотел привязать к своей стране узами гораздо более прочными, чем подпись под контрактом.
В воспоминаниях будущего известного шведского политика и ученого Ларса Эренмальма (оказавшегося в плену после капитуляции Выборга) можно прочесть любопытную характеристику Бауэра, увиденного глазами современника в 1710—1713 гг.: «…человек крупного сложения. Примечательно, что он единственный среди находящихся сейчас в России генералов, кто прощел все ступени от рядового кавалериста. За храбрость и опыт Бауэра считают лучшим теперь генералом в русской кавалерии, почему и царь произвел его в кавалеры ордена Святого Андрея, а также наградил другими отличиями и пожалованиями. Бауэр мог бы пользоваться еще большим расположением, если бы ему не препятствовал князь Меншиков, с которым Бауэр ладит с трудом, так как по складу ума не расположен к угодничеству, притворству и прочим низостям…»
Вполне возможно, что именно по этой причине начинающий помещик не сумел пробиться в узкий круг людей высшего командования. Хотя, по мнению многих очевидцев, необходимый набор качеств и заслуг для столь высокого уровня по российским меркам у него имелся. Но во второй половине Северной войны звезда еще недавно очень популярного генерала стала постепенно меркнуть. Во всяком случае, в разнообразных документах, поступавших с театра боевых действий, его имя с каждым годом встречалось все реже.
Тем временем эпицентр борьбы переместился на побережье южной Балтики, в родную для Бауэра Померанию. И он после долгого перерыва вновь увидел знакомые с детства пейзажи «старой доброй Германии». Его корпус, вместе с полками князя Репнина, образовал армию Меншикова, которая летом 1712 г. попыталась блокировать принадлежавший шведам крупный город-порт Штеттин. Однако затея окончилась неудачно. К осени русские сняли осаду и отступили.
В последующем Бауэр еще несколько раз участвовал в аналогичных — не слишком успешных операциях, после чего фактически сошел на вторые роли. Хотя формально в 1717 г. был, наконец, повышен в звании, получив чин полного генерала от кавалерии. Думается, что одна из основных причин столь незавидного финала карьеры дотоле очень везучего немца кроется в изменении характера боевых действий.
Он все же в первую очередь являлся кавалерийским генералом. То есть лучше всего мог проявить себя во время широкомасштабных маневренных операций на равнинной местности, удобной для рейдов больших масс конницы. Именно такая война и шла вплоть до Полтавы, когда Бауэр заявил о себе в полный голос. Но затем борьба сместилась к морским берегам, сконцентрировавшись вокруг немногих крепостей, где роль союза человека и лошади была, конечно, так же важна, но приобрела несколько иные акценты, более знакомые начальникам интендантских служб, а не лихим строевым рубакам.
