Владимир Шигин - Герой Трафальгара
— Мне надоело слышать о твоей дорогой леди Гамильтон, а потому я требую, чтобы ты наконец выбрал кого-то из нас двоих!
Все разговоры мгновенно смолкли. Назревал скандал.
Теперь уже вскочил со своего места и Нельсон:
— Фанни! Выбирай слова! Я люблю тебя всей душой, но не могу забыть, чем я обязан этой женщине, а потому всегда буду говорить о ней только с восхищением!
Но леди Нельсон тоже проявила характер.
— Я для себя уже все решила! Я никогда не уподоблюсь сэру Уильяму! Впрочем, если хочешь быть со мной, то приезжай! — твердо сказала она несколько ошарашенному ее смелостью мужу и покинула прием.
Бедная Фанни! Она явно недооценила степени влияния леди Гамильтон на своего мужа, если попыталась таким путем его образумить. Пройдет время, прежде чем она поймет, какую ошибку совершила, развязав своим демонстративным отъездом Нельсону руки. Возможно, если бы Фанни терпела сложившееся положение и дальше, то разрыв с ней был бы для Нельсона весьма затруднительным, так как он предпочитал решать семейные дела тихо и мирно. Сам он инициатором разрыва выступать явно не желал. Думается, что происшедшему Нельсон был даже рад, ибо теперь многочисленные свидетели могли подтвердить, что истинным виновником разрыва явился не он, а его жена.
В тот вечер Нельсон домой не вернулся. Больше Фанни и Горацио уже никогда не были вместе. Спустя несколько недель был продан и дом в Раундвуде, Фанни демонстративно удалилась к своим друзьям в Брайтон.
— Пусть едет куда хочет! Мне все равно! — заявил Нельсон, узнав о ее отъезде, и отправился в Плимут.
Четырнадцатилетняя супружеская жизнь с Фанни подошла к концу.
Впрочем, Нельсон во время своих приездов в Лондон не остался бездомным. Сэр Гамильтон, не без совета со стороны своей жены, тотчас предложил «другу семьи» переехать к ним, и Нельсон сразу же согласился. Леди Гамильтон оставались считанные недели до родов, а потому она страшно ревновала Нельсона, боясь, как бы тот не вернулся к своей жене или не увлекся кем-либо еще. С этого момента Нельсон жил с Эммой практически открыто.
* * *В это время Нельсон предпринимает весьма дерзкую попытку представить свою новую избранницу к королевскому двору, но затея с треском провалилась. Дело испортила и сама Эмма, которая своей излишней напористостью в деле приобщения к светскому обществу еще больше настроила против себя высший свет. Женщину со столь скандальной репутацией и темным прошлым не пустили даже на порог Сент-Джеймского дворца. Нельсону было объявлено, что его всегда рады видеть на светских раутах, но одного. Когда же герой Абукира попытался настаивать на присутствии и леди Гамильтон, Георг III на первом же приеме сделал ему публичный выговор. Это была весьма звонкая пощечина, и Нельсон тяжело переживал ее.
Не слишком хорошо складывались у Нельсона отношения с Адмиралтейством. Если лорд Спенсер и его ближайшее окружение относились к Нельсону с пониманием, то основная масса чиновничества его явно недолюбливала.
Вскоре, устав от семейных дел и чиновничьего произвола, Нельсон снова запросился в море. Разумеется, он хотел бы вернуться на Средиземное море, однако новый главнокомандующий британским средиземноморским флотом лорд Кейт и слышать не желал о возвращении взбалмошного младшего флагмана Получение нового назначения осложняли слухи об отношениях Нельсона с Эммой Гамильтон, ухудшение зрения его единственного глаза и, наконец, скандальная тяжба из-за призовых денег с одним из адмиралов. А потому вместо хорошо знакомого Нельсону Средиземного моря ему предложили командовать эскадрой, готовящейся к походу в Балтийское море. Иных предложений не предвиделось, и Нельсон согласился. Ему предписали отправиться в Плимут и поднять свой флаг на линейном корабле «Сан-Джозеф», том самом, который некогда был захвачен Нельсоном в абордажной схватке при Сент-Винсенте. Капитан Харди уже вывел корабль на рейд и принимал припасы. 16 января 1801 года Нельсон ступил на палубу своего нового флагмана и поднял вице-адмиральский флаг.
Корабли к походу на Балтику готовились спешно, так как политическая обстановка в этом регионе складывалась далеко не в пользу Англии. Все началось с того, что российский император Павел I обиделся на австрийцев и англичан за их двойную игру во время совместных боевых действий против французов в Италии и на Средиземном море. Особенно оскорбил Павла I отказ англичан от своего первоначального обещания отдать России Мальту. К Мальте у Павла отношение, как известно, было особое, ибо он все еще числился гроссмейстером Мальтийского рыцарского ордена. Разрыв бывших союзников произошел почти мгновенно. Разозленный на предательскую политику англичан, Павел срочно отозвал армию Суворова и эскадру Ушакова, демонстративно вышел из антифранцузской коалиции и, к ужасу Лондона, заключил союзнический договор с Парижем. Для Туманного Альбиона это стало настоящим ударом. Решение российского императора разом перечеркивало все былые успехи англичан и ставило Англию в очень тяжелое положение. Но отпадением России от антифранцузского союза дело не кончилось. Примеру Петербурга решил последовать и Копенгаген, так как датчане не без оснований опасались вторжения французских армий. Профранцузскую позицию заняла и Швеция. На Балтике сложилась ситуация, когда российский, шведский и датский флоты, объединившись, могли представить серьезную угрозу британским берегам.
Теперь забот у Нельсона прибавилось. Главнокомандующий вице-адмирал Паркер письмом препоручил своему младшему флагману заниматься всей подготовкой к плаванию, к тому же состав создаваемого Балтийского флота был весьма пестрым; в него включали всё, что только могли наскрести, — старые, давно стоящие на приколе корабли, всевозможные трофейные французские и испанские суда. Столь же сборными были и команды, куда помимо матросов с торговых и рыбацких судов пришлось набирать и арестантов. Много возни было с парусным снаряжением и артиллерийским вооружением, ибо и французский, и испанский флоты имели свои особенности и в том и в другом.
К этому времени Гамильтоны стали испытывать определенные финансовые затруднения. Лондонская жизнь оказалась не в пример неаполитанской дорога, капиталы таяли слишком быстро, а привыкшая к роскоши и мотовству Эмма и слушать не желала о какой-то там экономии. Вскоре сэр Уильям был вынужден начать распродажу части своих картин и скульптур, что было для старика настоящим горем. Затем и сама Эмма должна была продать часть своих драгоценностей.
Опережая всех иных покупателей, Нельсон выложил огромную сумму в три сотни фунтов за портрет Эммы кисти Ромни. Когда же Эмма попыталась сказать, что это слишком большие деньги за ее портрет, Нельсон лишь усмехнулся:
— Если бы он стоил мне не каких-то триста фунтов, а три сотни капель крови, то и их я отдал бы за него с радостью!
Портрет кисти Ромни он повесил у себя на корабле в адмиральском салоне рядом с дрезденским портретом Эммы кисти Иоганна Шмидта. Оба этих портрета Нельсон почитал как иконы, а изображения на них называл своими ангелами-хранителями, на полном серьезе утверждая, что никогда не пойдет больше в бой, не взглянув в глаза своим ангелам…
В последний день января леди Гамильтон родила близнецов: мальчика и девочку. Мальчик, который родился очень слабым, почти сразу умер, а девочка осталась жива. Эмма назвала дочь в честь ее отца — Горацией.
И беременность, и роды проходили в обстановке строжайшей тайны. Свою беременность Эмма скрывала благодаря платьям с завышенной талией в стиле ампир, в последние же недели перед родами она вообще не покидала дома и никого не принимала, ссылаясь на сильную простуду. И сиделкой, и акушеркой при ней была ее собственная мать. Помимо них в доме находился и сэр Гамильтон, как всегда, хранивший полное молчание относительно всего происходящего вокруг него.
Среди английских историков вот уже два столетия идет ожесточенный спор: знал или не знал сэр Гамильтон о рождении ребенка у Эммы? Большинство историков считают, что он просто не мог не знать об этом, так как жил со своей женой в одном доме и ежедневно с ней общался. Иное дело, какие причины заставили его молчать.
Сразу после родов Эмма отвезла дочь в бельевой корзине в лондонский район Марилебон к кормилице по фамилии Гибсон и время от времени навещала малютку. В свой дом леди Гамильтон заберет дочь значительно позднее.
Сразу после родов Эмма сообщила Нельсону, что у него есть дочь. Этому событию тот был очень рад, ведь это был его первый ребенок! В кругу ближайших друзей Нельсон позволил себе расслабиться, предавшись мечтам о семье и будущем своей маленькой дочки.
В это время Фанни по совету друзей предпринимает последнюю попытку наладить отношения со своим неверным мужем. Она пишет ему письмо, в котором намекает, что готова приехать к нему в Плимут. Но он рад, что их разрыв уже произошел, и ни малейшим образом не хочет возобновлять отношения. Теперь у него Другая жизнь, другая любовь и другие мечты.
