Сергей Базанов - Великая война: как погибала Русская армия
Следует также подчеркнуть, что продолжение курса большевиков на братание в послеоктябрьский период, когда они объявили себя оборонцами, в политическом и военном отношении было в интересах противника, так как безнадежно подрывало воинскую дисциплину. Исполняющий должность начальника Генерального штаба генерал-лейтенант В.В. Марушевский в разговоре по прямому проводу с Верховным главнокомандующим генерал-лейтенантом Н.Н. Духониным в ночь на 11 ноября, касаясь этого вопроса, особо подчеркивал: «Мне лично кажется, что если на всем фронте происходило братание в течение многих недель и что если предложение о немедленном перемирии, переданное комиссарами на фронт, проникло уже в сознание войсковой массы, то положение делается, вероятно, трудно поправимым»{654}.
В период заключения «солдатских миров» с представителями командования противника — с 14 ноября по 5 декабря — братание было практически непрерывным на всех русских европейских фронтах (только на Кавказском фронте все попытки турецкой стороны вызвать русских солдат на мирный контакт заканчивались безрезультатно). Для этого времени было характерно, что инициатором встреч с русскими солдатами часто выступало австро-германское командование с целью получения разведывательных данных и посылало на такие акции одних и тех же лиц, как правило, офицеров разведки, переодетых в форму рядовых. Кроме сбора разведывательной информации, противник открыто занимался и разложением русской армии, прибегая к спаиванию алкоголем наших солдат и обильно снабжая их своими агитационными изданиями на русском языке. Накопив же достаточный разведывательный материал, командование противника в одностороннем порядке приостанавливало братание{655}.
Несмотря на очевидный вред рассматриваемого явления, большевики не отказались от него и после заключения перемирия. Более того, при выработке текста договора о перемирии со странами Четверного союза именно по предложению советской стороны в него был включен пункт о братании{656}. Примечательно, что по этому поводу восторженно высказался советский Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко. В телеграфном обращении к солдатам от 4 декабря он отмечал, что «братание — одно из могучих средств нашей революционной борьбы», и «поставлено братание на почву правильной социалистической пропаганды международного братания»{657}.
Однако целый ряд случаев свидетельствовал о том, что вместо «правильной социалистической пропаганды международного братания» наши солдаты все больше втягивались в меновую торговлю с солдатами противника. В частности, в сводке сведений, составленной 21 декабря Военно-политическим и гражданским управлением при Верховном главнокомандующем, сообщалось, что братание чаще всего выражалось в «обмене вещей; солдаты группами… собираются для этой цели и братаются с немецкими солдатами». В рапорте этого управления за 4 января 1918 г. по-прежнему указывалось, что на фронте «братания продолжаются и носят в большинстве случаев характер натурального обмена». А 16 января начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-майор М.Д. Бонч-Бруевич в сообщении советскому правительству о состоянии действующей армии вынужден был также признать, что «братание превратилось в бойкую торговлю»{658}. Таким образом, надежды Крыленко на братание как на «могучее средство революционной борьбы» не оправдались. Если вначале солдаты связывали с ним свои чаяния о мире, то после заключения перемирия политические цели большевиков стали безразличны фронтовикам и в основу братания легли материальные интересы.
РЕАКЦИЯ СОЛДАТ-ФРОНТОВИКОВ НА ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ
Растущей деморализации солдат-фронтовиков и распаду действующей армии содействовало не только братание со всеми его аспектами. В значительной степени способствовал этому и не решенный Временным правительством земельный вопрос. В результате после обнародования принятого Совнаркомом декрета о земле солдатская масса все больше втягивалась в аграрное движение в прифронтовых районах и зачастую выступала в роли инициатора аграрных погромов. Аграрное движение крестьянства в тылу вызывало беспокойство солдат-фронтовиков, подавляющее большинство которых составляли крестьяне, усиливало их тягу домой и рост дезертирства, так как многие солдаты опасались, что при разделе помещичьей земли они будут обойдены. На этой почве значительная часть солдат, находившихся в отпусках, выжидала и не желала возвращаться на фронт.
В ноябре — декабре большевистским ревкомам и большевизированным солдатским комитетам пришлось столкнуться с принявшими обвальный характер погромами зажиточных хозяйств в прифронтовых районах. Многочисленные сводки сведений командования, приказы ревкомов, солдатских комитетов и другие документы свидетельствовали о массовости участия солдат в аграрных беспорядках{659}.
На Северном фронте борьба с погромами крупных хозяйств была на повестке дня даже солдатских съездов. Об этом свидетельствует, например, протокол съезда представителей частей 49-го армейского корпуса (12-я армия) от 27 ноября, где рост «погромного движения в районе расположения корпуса», выражавшегося в разгромах имений и расхищениях, обсуждался на съезде. Было рекомендовано «всем комитетам самым энергичным образом бороться с этим возмутительным явлением, кладущим пятно на революционную армию, привлекать виновных к товарищескому суду, а также препровождать в военно-революционные суды»{660}. Воззвание выборного командира 17-го армейского корпуса (5-я армия) Федорова к солдатам также призывало бороться с погромами. В воззвании указывалось, что гибнет не помещичье добро, а народное достояние{661}. 27 ноября ВРК 35-й пехотной дивизии (5-я армия) издал приказ о борьбе с погромами хозяйств и предании военно-революционному суду их участников{662}.
На Западном фронте фронтовой ВРК в связи с участием солдат 3-го Сибирского стрелкового полка (10-я армия) в аграрных беспорядках предписал 3 ноября ревкому этого полка «принять экстренные меры к недопущению разгрома имений… а равно оказывать содействие волостному комитету в борьбе с грабежами, предварительно расследуя [дело] при участии представителя комитета Сибирского полка»{663}. 8 ноября ревком Западного фронта вновь обратил внимание на эту проблему: в его приказе предписывалось «гражданскому отделу ВРК разбить на районы тыл фронта и назначить в них комиссаров для организации борьбы с грабежами и погромами»{664}. Однако это распоряжение, видимо, не дало желаемых результатов, так как 18 ноября фронтовой ревком в своем приказе вновь подчеркивал: «Военно-революционный комитет, обращаясь ко всем ВРК фронта, квалифицирует мародеров и погромщиков как врагов революции и призывает к беспощадной борьбе с ними. ВРК обращается к солдатам с просьбой помочь военно-революционным комитетам в этой борьбе»{665}.
Ревкомы частей и соединений фронта также старались бороться с этим негативным явлением. Так, 16 ноября только что образованный ВРК 8-го Сибирского стрелкового полка (10-я армия) в приказе № 2 требовал от всех ротных и командных комитетов полка «принимать меры против развивающегося зла — погромов, включительно до подавления таковых вооруженной силой; немедленно арестовывать зачинщиков погромов, кто бы это ни был — солдат или вольный, и предавать их военно-революционному суду»{666}. Следует отметить, что крестьянские организации прифронтовых районов Западного фронта нередко адресовали в военно-революционные комитеты просьбы о помощи. Например, Молодечненский волостной земельный комитет обратился с ходатайством в ВРК 10-й армии принять меры по охране лесов от порубок. В результате приказом от 28 декабря армейский ревком постановил «без ведома земельных комитетов рубку не производить»{667}.
Однако остановить погромную волну военно-революционные и большевизированные солдатские комитеты были не в силах. Как свидетельствовали сводки и донесения командования Северного и еще чаще Западного фронтов в Ставку Верховного главнокомандующего, в их тыловых районах «погромы перекидываются из пункта в пункт, достигая больших размеров», «беспорядки и грабежи в армиях фронта (Западного. — С.Б.) начинают принимать организованный характер…» и т.д.{668}
Особенно сильное погромное движение крестьянства с участием солдат происходило в прифронтовых районах Юго-Западного и Румынского фронтов и в ноябре — декабре охватило огромные территории. Как заявлял один из видных деятелей Центральной рады генеральный секретарь труда Н.В. Порш, имения, сахарные заводы «уничтожаются солдатами и крестьянами на всем протяжении Волыни, Подолии». Вся Киевская губерния была охвачена аграрными беспорядками{669}. Многие солдаты армий Юго-Западного фронта агитировали местное крестьянство захватывать и громить имения. Как информировал Ставку Верховного главнокомандующего главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Н.Г. Володченко, в ближайшем фронтовом тылу уничтожались помещичьи хозяйства и зачинщиками в большинстве случаев являлись солдаты{670}. Иными словами, и прифронтовая полоса, и тыловой район Юго-Западного фронта были объяты пламенем крестьянско-солдатских аграрных выступлений.
