Сергей Базанов - Великая война: как погибала Русская армия
На следующий день уполномоченные 32-й пехотной дивизии отправились в расположение противника для переговоров о перемирии. Парламентеры заявили представителям командования неприятеля, что по указанию советского правительства дивизия на своем участке фронта прекращает военные действия, и предложили им принять такое же решение. В тот же день в дивизионный совет прибыли переговорщики противника, которые сообщили, что их командование согласно на «перемирие на участке 32-й дивизии», и предложили заключить также «перемирие на соседних участках»{639}.
12 ноября объединенное заседание солдатских комитетов 11-го армейского корпуса по инициативе большевиков постановило приступить с 13 ноября к переговорам о перемирии с противником, призвав присоединиться к этому соседние корпуса. 15 ноября представители комитетов корпуса и специально назначенные уполномоченные от австро-венгерской стороны подписали договор о перемирии, и военные действия на участке 11-го армейского корпуса прекратились. Следует заметить, что переговоры с русской стороны велись только солдатскими комитетами без участия командования. Об этом, в частности, доносил 19 ноября в штаб фронта командующий 8-й армией генерал-лейтенант Н.Л. Юнаков: «Комкор и командный состав в этих переговорах никакого участия не принимали: совет депутатов захватил всю власть»{640}.
Вслед за 11-м армейским корпусом последовал 33-й армейский корпус. 17 ноября заседавший в городе Хотин съезд военно-революционных комитетов корпуса избрал новый большевистский корпусной ВРК и принял решение немедленно вступить в переговоры о перемирии с противостоящим 13-м корпусом противника. Корпусной ревком избрал комиссию, в состав которой вошли большевик солдат И.Ф. Кучмин, солдат Зубов и прапорщик Кудрин. Командир корпуса отказался участвовать в ведении переговоров, и тогда корпусной ВРК, решив заключить перемирие, минуя командный состав, направил делегацию к противнику. 19 ноября договор о перемирии между этим корпусом и 13-м неприятельским был подписан, и военные действия на занимаемом ими участке фронта прекратились{641}.
21 ноября 2-й съезд 8-й армии, проходивший в Могилеве-Подольском, в первый же день своей работы по предложению большевиков принял резолюцию о перемирии, в которой «признал необходимость избрать парламентерскую комиссию из состава съезда по одному представителю от каждого корпуса и дать ей полномочия для заключения перемирия на фронте VIII армии согласно условиям, указанным в телеграмме Главковерх[а] Крыленко, кооптируя представителя от штаба армии для облегчения ведения технической стороны перемирия». В резолюции также отмечалось, что «перемирие должно иметь целью демократический мир и должно быть связано с организованным братанием»{642}. В состав комиссии по заключению перемирия съездом были избраны солдат Кучмин, уже имевший «дипломатический» опыт, солдат Польский, солдат Крейцберг, подпоручик Ансеров, прапорщик Дивногорский и подполковник Паук. 25 ноября договор о перемирии между 8-й армией и 3-й австро-венгерской был подписан{643}. В 4-й армии 21 ноября усилиями армейских большевиков были заключены локальные перемирия с противником на участках 24-го и 30-го армейских корпусов{644}.
Таким образом, в отношении мирных переговоров главнокомандующий русскими армиями Румынского фронта генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев был поставлен перед фактом изолированных мирных соглашений по всему фронту. В сложившихся условиях он был поставлен перед необходимостью начать переговоры о перемирии во фронтовом масштабе. Щербачев заявил членам эсеро-меньшевистского ВРК Румынского фронта, что «при создавшемся положении считает себя вынужденным заключить перемирие». В кругу же румынских высокопоставленных лиц он сказал, что предпочитает сам объявить прекращение военных действий и тем самым «избежать получения приказов от тех, чью власть он не признает», то есть от советского правительства{645}.
21 ноября Щербачев передал командованию австро-венгерских войск предложение начать переговоры о заключении перемирия на Румынском фронте{646}. К участию в переговорах он привлек членов эсеро-меньшевистского фронтового ВРК, представителей армискомов и командного состава. При этом 23 ноября Щербачев официально уведомил командование противника в лице генерала-фельдмаршала А. фон Макензена, что русские и румынские войска фронта не признают правомочия Совнаркома и что окончательно вопрос о мире решит Учредительное собрание{647}. 24 ноября мирные делегации обеих воюющих сторон встретились севернее города Фокшани (Румыния), около станции Марашешты, и начали переговоры. 26 ноября в Фокшани был подписан договор о перемирии на Румынском фронте, и на протяжении от Днестра до устья Дуная военные действия прекратились{648}.
Таким образом, сопротивление командования Юго-Западного и Румынского фронтов заключению перемирия было подобно «гласу вопиющего в пустыне», в том числе и в военном аспекте. Представители солдатских комитетов и большевистских ревкомов частей и соединений достаточно организованно и быстро — в течение менее чем двух недель после ленинского обращения к солдатам действующей армии, о котором говорилось ранее, — заключили локальные перемирия с противником, образовав многочисленные бреши в линии фронта.
Кавказский фронт. Заключение перемирий на русских европейских фронтах, настойчивые требования солдат Кавказского фронта вступить в переговоры с противником{649} подтолкнули фронтовое командование принять предложение турецкой стороны о мирных переговорах, поступившее 17 ноября. Главнокомандующий войсками Кавказского фронта генерал от инфантерии М.А. Пржевальский дал согласие начать диалог о перемирии, но при условии, что противник не будет производить стратегических перегруппировок и все войска останутся на занимаемых ими позициях{650}. С 29 ноября по 2 декабря в городе Эрзинджан (Турция) работала специально созданная комиссия по перемирию Кавказского фронта. Вместе с турецкой стороной она разработала договор о перемирии. Телеграмма командования Кавказского фронта, переданная частям и соединениям, извещала о начале перемирия с 1 часа ночи 5 декабря{651}.
Таким образом, в середине ноября — начале декабря было заключено перемирие на всех пяти фронтах. Причем на Северном и Западном фронтах договоры о перемирии подписали делегаты военно-революционных комитетов, а на остальных — представители командования. А 20 ноября в оккупированном немцами Брест-Литовске начались переговоры между делегациями, уполномоченными советским и германским правительствами, и 2 декабря было подписано соглашение о перемирии сроком на 28 дней между Советской Россией и странами Четверного союза.
Однако, заключив перемирие, Совнарком не смог дать стране и армии того долгожданного демократического мира «без аннексий и контрибуций», который провозглашался большевиками в дооктябрьский период. Сепаратные действия советского правительства в условиях продолжения войны в Западной Европе во многом предопределили грабительский и «похабный», как признавал В.И. Ленин, мир с Германией. К тому же заключение местных соглашений о перемирии на фронте окончательно подорвало единое централизованное управление войсками и свело на нет роль Ставки Верховного главнокомандующего.
Кроме того, после заключения общего перемирия с противником солдатские массы считали войну законченной, и усилия советского правительства поднять их на так называемую революционную войну были заранее обречены на провал, тем более что солдаты тяготели к любому миру. Советский Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко вынужден был констатировать, что в распоряжении советской власти отсутствовала «революционная армия бойцов», а солдаты в частях являлись «армией тех, кто думает только о своей хате»{652}.
Борьба большевиков за претворение в жизнь декрета о мире неразрывно связана с таким феноменом Первой мировой войны, как братание{653}. Как ранее отмечалось, братание с противником представляло собой проявление наивысшей всеобщей деморализации войск, хотя многие солдаты связывали с этими невраждебными актами надежды на заключение мира. В послеоктябрьский период братание было не только официально узаконено, но и стало одним из главных инструментов борьбы большевиков за заключение сепаратного мира с противником. Лозунг дней, прошедших от декрета о мире до ленинского обращения 9 ноября по радиотелеграфу к солдатам заключать локальные перемирия с неприятелем, «Братание ускорит мир» стал доминирующим на фронте. Фактически поддержка и организация большевиками братаний в этот период психологически подготавливало солдат только к миру. Но не к «справедливому демократическому миру без аннексий», за который ратовали большевики, а к миру любой ценой. Ведь в итоге внедрения ими массового братания непоправимым стало положение в деле обороноспособности действующей армии, а справедливый мир можно было заключить только при наличии крепкого фронта.
