Сергей Ченнык - Вторжение
Дата … Количество умерших
24 июля 1854 г. … 25
25 июля 1854 г. … 6
26 июля 1854 г. … 4
27 июля 1854 г. … 8
28 июля 1854 г. … 7
29 июля 1854 г. … 9
30 июля 1854 г. … 15
31 июля 1854 г. … 23
1 августа 1854 г. … 16
2 августа 1854 г. … 25
ВСЕГО … 138
Если смотреть по числу зараженных, то арифметика англичан выглядит лучше. В то же время, если смотреть по процентному соотношению к общей численности личного состава, то картина у союзников в принципе одинаково безрадостная. Холера национальностью интересовалась мало.
В середине XIX в. болезни были неразлучным спутником английской армии и ее особой проблемой. Объем воздуха в казармах был меньшим, чем у заключенных в британских тюрьмах. Очень плохо соблюдались правила общественной гигиены. Питание было явно недостаточным по количеству и неудовлетворительным по качеству. Смертность в солдатской среде была почти в два раз выше чем среднестатистическая среди остального населения страны. По данным комиссий, число умерших от болезней в частях, дислоцированных в метрополии, составляло 17,5 чел. на 1000, «…между тем как смертность в тех же возрастных категориях (20 и 30 лет) равняется в Англии 9,9 на 1000».{504} В 19-м пехотном полку «Зеленых Говарда» перед началом Крымской войны из 910 человек солдат и сержантов больных было 44, кроме этого, 10 сидели в военной тюрьме и 6 находились в самовольной отлучке.
Английские медики-гигиенисты, опередив своего французского коллегу доктора Дежобера, еще до Крымской войны приписывали большую смертность от заболеваний в армии основным трем причинам: недостатку пищи, изнурительной ночной службе и отсутствию вентиляции казарменных помещений. По статистике английской (и французской), армий смертность была уменьшена вдвое после устройства вентиляции жилых помещений.{505}
Среди солдат были не редкостью драки, азартные игры, венерические заболевания. В том же 19-м полку этот диагноз был преобладающим при общей оценке состояния здоровья личного состава как «хорошее». Во время пребывания армии в Скутари полковой врач 53-го пехотного полка докладывал, что «…венерические заболевания стали его основной проблемой. А ведь эта часть считалась одной из наиболее дисциплинированных в армии».{506}
Не меньшей проблемой было пьянство в солдатской среде, принявшее после переброски войск на театр военных действий масштаб бедствия. Согласно докладу полковника Стерлинга, в одну из ночей в Скутари было задержано около 2400 пьяных английских солдат. «Армия спивается, — горько заметил он, — нам не к чему придраться в поведении наших людей, когда они трезвы. Когда же они напиваются, устраивают избиения турок. Нам пришлось высечь одного из солдат для примера остальным».{507}
Хуже всего было в кавалерии: 22 умерших и 104 больных. При и без того малой численности этого рода войск можно говорить о том, что после морского перехода, угробившего еще десяток солдат, само его существование в составе английской армии было под угрозой. Гвардейские драгуны потеряли 4 офицеров.{508} За время, прошедшее с момента высадки в Варне, погрузки, перехода в Крым и до окончания сражения на Альме 8-й гусарский полк потерял умершими от болезней 95 человек (интересно, но в этом полку от холеры почти не умирали — в основном от лихорадки). Немалое число нашло последний приют в волнах Черного моря, куда были брошены их тела.{509} Болезням были в большей степени подвержены части, прибывшие из самой Англии, несколько меньше — те, где личный состав прошел некоторую акклиматизацию, например в Гибралтаре или на Мальте. Тяжелее всех страдали полки Легкой дивизии, особенно 23-й и 88-й, меньше — Стрелковая бригада (к концу июля 7 умерших).{510} В 28-м пехотном полку за один месяц потеряли 33 солдат и сержантов. Три офицера (капитан Хью, лейтенанты Римедж и Канди) и полковой хирург Юнг были списаны по инвалидности и эвакуированы в Англию.
У шотландцев, хотя и более щепетильных в вопросах гигиены и чистоты, было тоже плохо. В 93-м полку заболели 416 человек, 54 случаев оказались смертельными.{511}
Отдельные полки болезнь атаковала на подступах к Болгарии. На 26 августа 1854 г., как написал в своем письме командир легкой роты капитан Хедли Вайкарс, в 97-м Графа Ольстерского полку, который не успел прибыть в Варну и находился в Греции, умерло 118 человек. В том числе и из-за этого полк не вошел в состав первого эшелона экспедиционных сил.
Мучения не прекращались ни днем, ни ночью. Госпитали каждый день пополнялись новыми больными, страдавшими от дизентерии, холеры и тифа. Помещения некоторых были так забиты, что пациентов приходилось размещать «…в коридорах и даже на крыльцах».{512}
У страха глаза велики. Англичане называли разные цифры заболевших, но они всегда были большими. В общей сложности инфекционными заболеваниями у союзников переболело до 10 000 человек, у британцев — по 500–600 человек в каждом полку.{513} Лейтенант Стефенсон из 33-го полка Легкой дивизии говорит, что в английской армии 18 умерших офицеров и 40 ставших инвалидами, 800 солдат и сержантов умерли. По его словам, в бригаде было всего несколько человек, которых болезнь не затронула в той или иной форме.{514}
Элита английской армии — гвардия умирала с такой же средней скоростью, как некоторые заштатные армейские батальоны. В Колдстримском полку из 900 человек умерли около 50.{515} В их числе был уважаемый всеми полковник Тревальян, до перехода в гвардию командовавший 60-м полком. Шотландцы, которых незваный гость посещал реже, чем гвардейцев, тоже почти каждый день совершали марши смерти на кладбище.{516}
Относительно легко отделались саперы. Их лагерь стоял отдельно и они почти не соприкасались с пехотой и кавалерией. Но и у них переболело в общей сложности 40 чел., хотя смертных случаев почти не было.{517}
Больше всего повезло солдатам и офицерам 4-й дивизии. К моменту их прибытия в Варну болезнь пошла на спад и они почти не потеряли людей.
Не обращая внимания, что убыль британцев от холеры была меньше, чем у французов, английские медики предпочитали, что лучше солдаты будут иметь возможность умереть от русской пули, чем от инфекции.{518} Для этого их как можно скорее нужно было отправить в Крым. Недавно назначенный квартирмейстером бригадный генерал Эйри[140] констатирует разрушительный характер холеры и начинает вслух говорить о своих сомнениях относительно продуманности вторжения в Крым. Эти сомнения ему припомнят, когда в 1855 г. начнут обвинять в проблемах английской армии во время крымской зимы 1854/55 гг.
Тяжело переносил эпидемию английский флот, у которого подбор личного состава был более тщательным, чем вербовка новобранцев в армию. Похороны каждого матроса стоили значительно дороже, чем кусок парусины, в которую его заворачивали.
«Сильнейшим недостатком британской морской политики за двести лет, прошедшие с учреждения inscription maritime, было отсутствие у Royal Navy столь же эффективного способа быстро мобилизовать людские ресурсы флота. Система сверхсрочной службы не была способна обеспечить наличие резерва, и начало Крымской войны оказалось весьма неудобным временем для Адмиралтейства. Счастьем для него стало то, что для войны против Николая I понадобилось меньше моряков, чем против Наполеона I. Ста тысяч дополнительных моряков и морских пехотинцев не было и в помине; с 1853 по 1855 годы число моряков увеличилось с 45 000 до 67 000 — но и для этого потребовалось напрячь все силы».{519}
«Британия» потеряла 80, «Альбион» — 50, «Трафальгар» — 35 человек.{520} Лейтенант 20-го пехотного полка Пид в своих записках вспоминает мертвые тела, еще во время погрузки в изобилии плававшие возле кораблей. Некоторые из этих несчастных, для которых война закончилась, так и не начавшись, были без парусиновых гамаков, в которые их заворачивали перед отправкой за борт.{521} В среднем экипажи потеряли десятую часть матросов и офицеров. Был период, когда число заболевших было таким, что некоторые корабли не рисковали выходить в море: не хватало людей, способных управляться с парусами.{522} В связи с дефицитом матросов их набирали с коммерческих судов, также брали много юнг. Но все равно ни один британский корабль не имел экипаж, численно соответствующий штату.
ПОСЛЕДСТВИЯ ЭПИДЕМИИ
Эпидемия оказала влияние на союзные войска. Дело было даже не только в нанесенной им численной убыли. Гораздо тяжелее оказались скрытые последствия, сказывавшиеся на психологическом состоянии армии и флота. Воодушевление сменилось апатией и всеобщей подавленностью.
От болезни все настолько устали, что единственный выход видели в скорейшем уходе прочь с проклятой земли, где «…смерть косила усердно и расчищала ряды союзников».{523} После того, как походы похоронных процессий на кладбище стали пугающе регулярными, английские и французские солдаты и офицеры считали день посадки на корабли едва ли не лучшим в жизни. Они были счастливы от того, что их армия «…с истинным воодушевлением и энтузиазмом радостно готовится покинуть эту проклятую землю»{524} вместе с ее болезнями, пожарами, грязью и другими несчастьями. Среди офицеров и солдат преобладало мнение, что лучше умереть в бою, чем на госпитальной койке.{525}
