Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I
«…Итти на ту Великую реку Лену из Мангазеи судами Тазом и Волочанскою реками вверх озеры и режмами[31] на кочах и на каюках до Енисейского волоку десять дней, а волоку мало болши полуверсты, да с того волоку судами ж в озера, а из озер режмами до реки Турухана ходу два дни, а Туруханом и шаром вниз до Туру ханского зимовья — десять дней, а от Туруханского зимовья шаром же и Туруханом и чрез Енисей итти вниз же — два дни, а Тунгускою-рекою вверх до устья реки Титеи и до Чоны волоком два дни, и в том де месте зимовать и делать суды, а на весну итти Чоною рекою до Вилюя-реки — десять дней, а Вилюем-рекою до Великой реки Лены три недели».
Трудно поверить, что эта «наказная память подорожная» составлена была в Москве в 1638 (!) году и выдана она была стольнику Петру Головину да дьяку Филатьеву, направлявшимся на Лену-реку для постройки острога, менее чем через десяток лет после если и не открытия, то уж включения Лены в «границы России»{50}.
Не мудрено, что к 1650 году в Сибири была регулярная «государева почта»!
Видно, и впрямь инструкции были точными.
3.6. Цена вопроса
Если кому-то покажется, что слишком легко все получалось у первопроходцев, то на самом деле потери были. Потери немалые.
Пожалуйста. Из 132 участников научно-разведывательного «даурского похода» воеводы Василия Пояркова чуть живыми вернулись в Якутск 30 человек. От сотни с лишком спутников Федота Попова-Холмогорца, впервые прошедших проливом между Старым и Новым Светом, выжили 15. Из 177 -письменно подтвержденных! — морских походов по Ледовитому океану, имевших место с 1633 по 1689 год, две трети оставили после себя лишь безымянные кресты на кромке ледяной пустыни. Недаром сибирская поговорка гласит: «Под кем лед трещит, а под кем ломается».
Иногда чудится что-то роковое в почти маниакальном, граничащем иной раз с безрассудством упорстве наших «землепроходцев» и «мореходцев» в их стремлении на Восток. Сибирь — до сих пор чуть ли не синоним Севера. И уже в наше время — в 1994 году — арктический караван судов, ведомый могучими атомными ледоколами, вынужден был отступить перед Арктикой. А XVII век — напомним — пик так называемого «малого ледникового периода».
Чтобы оценить масштаб потерь, вспомним, что население гигантского Московского Царства в то время было меньше, чем обретается нынче в одной Москве — без приезжих! Да и в Сибирь шли не абы какие людишки, а «штучные», в отбор, с другими вряд ли бы что вышло. Но также скажем, что бесконечно меньше эти потери не только потерь в Северной войне со шведами, но в одной только крымской авантюре Василия Голицына — правителя при царевне Софье.
Была еще одна разница. И разница существенная.
Потери от военных действий составляли в сибирских походах, как правило, малую часть. В основном причиной был голод. Недаром все население 10-миллионно-квадратно-километровой Сибири, на территории которой свободно поместятся что Штаты, что Китай, что Бразилия и еще для разных Франций и Германий место останется, к началу XVII века составляло приблизительно 100 тысяч человек. За век прибавилось еще 100 тысяч. Больше людей Сибирь прокормить не могла.
Хлеб в Якутске — столице Восточной Сибири — стоил 10-15 копеек за фунт. По крайней мере, раз в 50-100 дороже, чем в целом по России. Да и за такие деньги иной раз его было не достать.
Вот почему так жизненно важно было для русского дела в Сибири то, что, несмотря на все невероятные трудности «эпопеи Сибирской», «охочие люди» при неусыпном отеческом надзоре царской власти к середине XVII века вывели левый фланг русского государства почти вплотную к теплым морям на Амур.
4. Развилка русской истории
Все же невероятное было время! Царские указы не поспевали иной раз за «охочими людьми». Как писал исследователь Сибири С.В. Бахрушин, растерявшись «перед фактом подвига»: «Служивых людей охватила какая-то “горячка”. Внешне проявилось это как некое наваждение, порою в событиях проявлялась полная “анархия”»{51}.
Лев Николаевич Гумилев недаром характеризует это время нашей истории как пассионарный перегрев. Энергия исторического процесса била через край. Атмосфера событий была наэлектризована до предела. Казалось, малейшая искра — и произойдет что-то невероятное. К ногам русских служивых людей рухнет не только Сибирь, но и вся Восточная Азия до Великой Китайской стены. И вы увидите сейчас, что это не преувеличение и не метафора. Случилось, однако, иное.
Русское продвижение будто замирает почти на полвека, а затем резко меняет направление с юго-восточного на северо-восточное.
На нашем пути к тому же Печилийскому заливу и Корее лежала только Маньчжурия, представлявшая собой последний «клин» еще не занятой нами евразийской империи, последний этап нашего сухопутного марша на Восток. Марша, результаты которого сделали бы Россию не только величайшей сухопутной евразийской державой, но и величайшей морской державой на Тихом океане, подобно тому какой Англия была на Атлантическом.
Трудами «охочих православных людей» Провидение зажгло на Амуре маяк, свет которого стал виден всей России, и ясно сказало русскому человеку: «Вот твоя дорога!» Но далее начинается нечто настолько нелепое и непонятное, так отличающееся от всего предыдущего этапа продвижения России «встречь солнца», что уже не одно поколение историков вынуждено выискивать в действиях московских властей обычно присущую им мудрость и, по сути, оправдывать неоправдываемое.
Трагизм этого момента русской истории чуть ли не первым осознал и описал генерал и разведчик Алексей Вандам в работе «Наше положение», увидевшей свет в 1912 году. Изложим дальше внешнюю канву событий, следуя в основном описанию генерала, иногда пользуясь его генерально-штабным языком, беря дословные заимствования в кавычки.
По словам Вандама, небольшое препятствие, которое судьба положила нам на пути к теплым морям в лице Маньчжурии, было необходимо, чтобы задержать шедшие налегке и слишком выдвинувшиеся вперед головные части «русской добровольческой армии» «охочих людей». Заставить их уцепиться за землю, выждать подхода новых воинских эшелонов и затем уже неостановимо идти от «теплой реки» к «теплому морю».
«Если бы на прохождение этого последнего этапа и на обращение самого слабого из остатков Золотой Орды в совершенно русскую страну нам понадобилось даже полтораста лет, то и в этом случае уже сто лет назад[32] мы стояли бы на берегах Желтого моря столь же безопасно, как сейчас на берегу Балтийского.
А теперь возьмите циркуль, измерьте, во сколько раз ближе были бы мы с этой базы к Индии, Сиаму, Зондскому архипелагу, Филиппинам и находившемуся бы на одном с нами дворе Китаю, чем вся Западная Европа или Америка, долженствовавшие путешествовать вокруг мысов Доброй Надежды и Горна, — и вам станет ясно, что главнейшая задача всей государственной политики нашей заключалась в обладании богатым югом Азии, являющимся естественным дополнением бедного Севера…
Мы… должны… закончив наше наступление через Сибирь выходом к Желтому морю, сделаться такою же морскою державою на Тихом океане, как Англия на Атлантическом, и такими же покровителями Азии, как англосаксы Соединенных Штатов — американского материка.
При этом условии мы были бы теперь не беднее и не слабее страшно теснящих нас ныне жизненных соперников.
К несчастью, задача эта не была понята нами и к самому важному историческому моменту, когда указанная нам самим Провидением арена была еще свободна.
Когда англосаксам Америки предстояло еще перейти от Атлантического океана к Тихому через всю ширь своего материка, а Франция и Англия вступили в борьбу, долженствовавшую решить, которое из этих государств впредь до полного истощения вынуждено будет вращаться в орбите честолюбия своего противника, мы оказались точно распятыми на кресте нашего Нерчинского недомыслия».
5. Нерчинское недомыслие? Это что? И откуда оно?
Что же все-таки произошло? С внешней стороны дело обстояло так. Первая линия русского движения к Тихому океану пошла по Крайнему Северу. При холодном климате и огромных расстояниях расположенные вдоль этой линии остроги и городки терпели нужду во многом, особенно в хлебе. Хлеб в Охотском крае иногда нельзя было достать на вес золота, а цена на него, как мы помним, была запредельной.
В 1638 году русские люди впервые получили от тунгусов сведения о существовании за Становыми горами никем не занятой страны, где люди пашут землю и разводят рогатый скот. О «богатой» реке «Чирколе», как тогда называли Амур. Тогда же в Якутске — реальной столице Охотского края — было принято решение о походе «в землю незнаемую — Даурскую». Тем более что с легкой руки шамана Томкони — эвенка «Лалагирского роду» — ходили упорные слухи, что в этой вожделенной, манящей своими богатствами стране есть чудесная Серебряная гора. Что сие за диво, никто толком не знал, но эффект от рассказов шамана был большой.
