Марина Гельви - Там, где папа ловил черепах
— До-до, пе-рес-тань, — по слогам проговорила гостья и снова о воздухе: — Это богатство, богатство… Ведь подумать только: человек каждую минуту вдыхает…
— Додо, надо знать меру, — с раздражением проговорил дядя.
Мальчик, качнувшись напоследок изо всей силы, спрыгнул и нырнул под стол.
— Вы представляете, как вредно жить там, где воздух загрязнен?
— Да, но все же в центре города. — Тетя Тамара уставилась на стол. Он приподымался. — В Баку мы жили в самом, в самом…
— Еще бы! Ваш отец был предводителем дворянства.
— Дали, вы помните моего отца?
Гостья не ответила. Набрав в легкие побольше воздуха, она, однако, воздержалась от крика, только прошептала с присвистом:
— Сейчас же вылезайте, Додо, Коко! — И сразу же, мило улыбнувшись, продолжала: — Ваш отец, Тамара, как живой передо мной, как живой. Красавец!
— Да, женщины были от него без ума. Моя мама страдала…
— Что они там делают? — не выдержал дядя.
Стол двигался в сторону передней.
— Додо, Коко, я ударю вас чем-нибудь тяжелым.
— Обманула, — сказал из-под стола Додо.
— Почему обманула? — заинтересовалась его мама.
— Мы хотели пойти в Муштаид[19], на карусели кататься. А ты сказала: «Поедем лучше в Нахаловку. Там, у черта на куличках, можно делать что угодно».
Тетя Дали густо покраснела.
— Как вы остроумно подметили! — шумно рассмеялась тетя Тамара. — Действительно, у черта на куличках!
— А где Эрнест? — спросила тетя Дали.
— Он днюет и ночует в совхозе. У него большие неприятности. Оказалось, что у бывшего помещика Назарбекова в Тифлисе брат…
— Доктор? Так он напротив нас живет. Между прочим, я не раз видела, как ваш квартирант заходил туда вместе со своей мадамой.
Наступила такая тишина, что было слышно, как шепнул под столом один брат другому:.
— Она деньги на карусель жалеет.
— А ну, живо в сад! — повернулась ко мне мама.
Мальчики только того и ждали. Выскочили в сад, я и Люся за ними. И начали играть в пятнашки. А тут еще пришел шарманщик. За ним ватага детей из других дворов. Он установил шарманку на замощенном кирпичом Дворе и заиграл «Песню угольщика». Мы ликовали: как хорошо, что он пришел, когда у нас гости! Если бы сегодня еще и кизил продавали на улице! А еще к паи приходят точильщик и «Стари вещь покупаэм». Да, у нас совсем не скучно, у нас просто замечательно!
Шарманка сыграла «Дунайские волны» и умолкла. Снова сыграла «Угольщика». Что-то в ней шипело и скрипело, вздыхал шарманщик, поглядывая на окна квартир. Шарманка, пискнув напоследок, совсем заглохла.
Тетя Тамара и тетя Дали вышли на балкон, бросили мелочь. Мы поспешно подобрали и передали ее шарманщику. Глядя на балкон, он с достоинством приподнял край потрепанной фетровой шляпы, еще раз прозвучали «Дунайские волны». Потом он привычно взвалил шарманку на плечо, еще раз приподнял в приветствии шляпу и пошел размеренным шагом к воротам. Ватага детей такой же походкой за ним. Мы с Люсей тоже было зашагали, но тетя Дали окликнула: пора прощаться.
— Так, значит, узнаете? — напомнила ей о чем-то мама.
— Непременно.
Ляльку мы победили, но…
Приехала с дачи Лялька и опять стала показывать язык.
Наш дом со стороны двора был полутораэтажный. Правда, под балконами ютились весьма неказистые дощатые сарайчики со всяким хламом, но эта «высота» меня и Люсю несказанно радовала: хоть Лялька и ломается и хвастается игрушками, мы — выше.
— Ага, а мы наверху! А ты где-то там, внизу, фи!
Не довольствуясь этим явным превосходством, мы спустились во двор. Лялька насторожилась. Но ей было скучно. Она вытянула свое остренькое личико, чтобы рассмотреть, чем мы занимаемся, усевшись на корточки в углу двора. А мы с желудями играли. Я привезла из Мухатгверды много желудей. Из них при помощи спичек сделали свинюшек. Вот они пасутся. Все хорошо и прекрасно. Но мы, пастухи, наткнулись нечаянно на логово барса. И несколько желудей стали очаровательными барсятами.
— Давай возьмем их на воспитание, Люся.
— Да, да, лови их, лови!
— Ой, какие пушистые, какие толстые!
— И даже красивее котят!
Конечно, сценарий этот мы придумали на ходу, но потом до того увлеклись, что забыли о главной цели. Лялька тоже забыла об опасности. Она подходила все ближе и ближе и наконец не выдержала — стала рядом со мной. Сгоряча мы предложили ей посторожить свиней — ведь барсиха могла явиться в любую минуту, а у нас ни ружей, ни сетей. Мы хотели побежать в сад за палками.
— Я — сторож? — возмутилась Лялька. — Ни за что!
Тут мы вспомнили, для чего вся эта игра затеяна, и я трах Ляльку по голове, а Люся хвать ее за волосы.
Зато потом попало пам. Немного успокоившись, мама сказала:
— Ты вот безобразничаешь, а отцу твоему из-за твоей глупости плохо будет.
— Почему?
— Гжевского назначили ревизором подсобных хозяйств. И так много неприятностей из-за крыши, а теперь еще…
— Знаю. Гжевский со своей мадамой ходит к брату Назарбекова.
— Откуда ты знаешь?
— А я слышала, как тетя Дали…
— Боже ты мой! И даже фамилию запомнила! Оставьте Ляльку в покое, иначе я не знаю, что с тобой сделаю!
— Хорошо, мама, хорошо, больше не буду.
— И вообще я запрещаю тебе болтать об этом!
— Хорошо!
— Отца своего не жалеешь! — Мама снова шлепнула меня.
— Ой, жале-ею!
Когда разрешено было выйти из угла, я пошла в сад, Села под кустом сирени, задумалась: почему мама считает, что я не жалею отца?.. Я его очень даже жалею…
По двору прошел Гжевский. Я внимательно поглядела на него: тощенький, лысый… Что он может сделать моему сильному пане? Пойти расспросить бабушку, что ли?
Только просунула нос в комнату, а там мама:
— Растолкуйте своему сыну, Мари Карловна, что не к лицу директору совхоза есть на подоконнике и спать на полу! Посмотрите, как себя обставил Гжевский, и его уважают. Но если и не уважают, то хотя бы считаются с ним. А мой муж: ему чем проще, тем слаще. И конечно, если он сам на себя плюет, с ним и в управлении не считаются. Скотина Гжевский был с ревизией в совхозе, а потом за спиной у Эрнеста раскритиковал его работу! Это Гжевский подстроил, чтобы управленцы не утвердили проект прокладки водопровода. Им-то что? Они думают: а действительно, кто такой Эрнест? Он когда-нибудь что-нибудь требовал для совхоза? Нет! Значит, и теперь обойдется. Ему хоть плюнь, хоть поцелуй, все равно рад до смерти неизвестно чему! — И она в бессилии заплакала.
Я снова убежала в сад. Скорей бы папа приехал. Мама плачет, а по двору ходит… скотина. А почему же тогда мама завидует ему? Ну и пусть он не спит на полу, ну и пусть не ест на подоконнике! В совхозе нет кроватей. Папа сказал: «Трактор бы получить, вот мечта». А чем занимается этот Гжевский? Что он делает? В совхозе я его ни разу не видела. И на субботнике он там не был. Деповские рабочие лес корчевали, чтобы побольше земли для посевов отвоевать. Они привезли из Тифлиса зурну[20], гармошку и барабан. Такие танцы были, такие песни! И мама, хоть и ругается сейчас, в те дни готовила вместе с поварихой обеды, а мы с Колей и другими совхозными ребятишками собирали ветки и жгли костры. А как много кроликов развелось в клетках, а какие цыплята вылупились в инкубаторе! Пищат, сбиваются в кучу около больших электрических ламп. Они, оказывается, думают, что лампа — курица. Нет. Завидовать Гжевскому не стоит.
Убедив себя таким образом, я попробовала убедить и маму. Тетя Тамара тоже как могла успокаивала ее. Бабушка в той тете Тамаре поддакивала и грозила кому-то кулаком. Пришел с обхода дядя. Разговор о Гжевском, принявший более спокойный характер, продолжался, и я поняла, что не так-то просто отмести «преимущество» Гжевского — он теперь папино начальство.
— Неужели Адель — делопроизводитель в управлении — не могла бы там как-то помочь Эрнесту? Вместо того чтобы крутить роман с машинистом…
— Адель дура.
Я, конечно, не была согласна с мамой. Но меня никто и не спрашивал. В самый разгар обсуждения этого вопроса пришла тетя Адель. Она как-то умела появляться в самые острые моменты. Села в качалку и рассмеялась: дверь у нее от постоянных хлопаний — папа не рассчитывает силу — повисла на одной петле. Это ужасно забавляло тетю Адель.
— А твой здоровенный альфонс на что? — взорвалась мама. — Ишь повадился! Загсом тут и не пахнет! Пусть чинит! И вообще, Адель, я тебя не понимаю. О чем ты думаешь?
— Ни о чем. Будущего у меня нет. Есть только сегодня. Я это знаю.
— Неправда! Будущее нужно строить!
— Я не умею.
— Что там уметь? Найди себе мужа, создай уют!
— Как люди не понимают, что быт мешает жить? Я бы все выбросила: кушетки, стол, но на чем есть? — И она опять рассмеялась.
Мама съязвила:
— На подоконнике, как твой братец в совхозе.
