Астрид Линдгрен - Дети с Горластой улицы (сборник)
Но я вспомнила, что, когда мы смотрели птичье гнездо, Мишка всё ещё был у Лотты в руках. Мы вернулись к тому дереву, на которое лазали, потому что гнездо находилось где-то поблизости.
И верно, рядом с кустом, в котором было спрятано гнездо, сидел Лоттин Мишка. Лотта схватила его, поцеловала в нос и сказала:
— Мишуточка мой, так ты сидел здесь всё время и смотрел на это гнёздышко?
— Да, и весь день мешал птичке-маме вернуться в своё гнездо, — сказал Юнас. — Или вы не знаете, что поросячьи медведи — самые лучшие в мире чучела?
Лотта страшно рассердилась:
— Мишка не чучело, он никого не пугал, он просто сидел и смотрел на гнёздышко с яйцами.
Домой Юнас ехал, завёрнутый в одеяло, как маленький.
Вечером мама с папой, по обыкновению, пришли в детскую пожелать нам доброй ночи. Папа встал возле Лоттиной кроватки. Рядом с ней лежал её чумазый Мишка.
— Ну, Погремушечка, — сказал папа, — что же тебе сегодня понравилось больше всего? Наверное, когда мы нашли твоего Мишку?
— Нет, — ответила Лотта. — Мне больше всего понравилось, как Юнас упал в озеро!
Мы едем к дедушке с бабушкой
Каждое лето мы с мамой уезжаем в деревню к дедушке с бабушкой.
Папа тоже приезжает туда, когда у него бывает отпуск. В деревню мы ездим на поезде, потому что мама плохо переносит автомобиль.
— Ведите себя в поезде тихо и прилично, чтобы маме не было стыдно за вас, — напутствовал нас папа перед отъездом.
— Мы должны вести себя тихо и прилично только в поезде? — уточнил Юнас.
— Нет, всюду и всегда, — сказал папа.
— А сперва ты сказал, что только в поезде! — вмешалась Лотта.
Но тут поезд тронулся, папа успел лишь помахать нам рукой и крикнуть «до свидания!», и мы ему тоже.
Мы сидели почти одни в маленьком купе. Почти одни, потому что с нами в купе ехал пожилой господин, а больше туда никто не поместился, ведь у Лотты был с собой её Мишка, а у меня моя самая большая кукла, которую звали Мод Ивонн Марлен.
У пожилого господина на подбородке была бородавка, и, когда он вышел из купе и остановился в проходе у окна, Лотта громким шёпотом сказала маме:
— А у этого дяденьки бородавка на подбородке!
— Тише! — шикнула на неё мама. — Он может тебя услышать!
Лотта удивилась:
— А разве он сам не знает, что у него бородавка?
Потом пришёл проводник и проверил у нас билеты. Билеты были только у мамы и Юнаса, а мы с Лоттой пока ездим бесплатно.
— Сколько лет вашей малышке? — спросил проводник и показал на меня.
Я сказала, что мне скоро будет шесть лет.
Сколько лет Лотте, он не спросил, и так видно, что она ещё слишком мала и билет ей не нужен. Но она всё-таки выпалила:
— Мне четыре года, а маме тридцать два. А это мой Мишенька.
Проводник засмеялся и сказал, что у них в поезде все медвежата ездят бесплатно.
Поначалу мы тихонько сидели и смотрели в окно, но вскоре нам это наскучило. И мы с Юнасом вышли в коридор и заглянули в соседнее купе, чтобы поговорить с пассажирами, которые там ехали. Время от времени мы возвращались к маме, чтобы она о нас не беспокоилась. А мама без передышки рассказывала Лотте сказки, чтобы Лотта не убежала из купе. Потому что никто не знает, что ей взбредёт в голову, если она выйдет из купе, говорит мама.
— Рассказывай мне всё время о козлике Брюсе, а то я убегу в коридор, — пригрозила ей Лотта.
В поезде мы ели бутерброды и пили сок. Неожиданно Лотта схватила с бутерброда кусок колбасы и прилепила его к окну. Мама страшно рассердилась.
— Зачем ты это сделала? — спросила она у Лотты.
— Потому что колбаса приклеивается лучше, чем тефтельки, — ответила Лотта.
Тогда мама рассердилась ещё больше. Ведь ей пришлось долго протирать стекло бумажной салфеткой, чтобы на нём не осталось следов от колбасы.
Когда поезд остановился на очередной станции, Юнас предложил мне прогуляться по перрону и подышать свежим воздухом. Дверь была тяжёлая, и мы никак не могли её открыть, но какая-то тётенька помогла нам справиться с этим.
— Вы действительно выходите на этой остановке? — спросила она у нас.
— Действительно! — хором ответили мы. Ведь мы в самом деле хотели выйти, правда, собирались потом вернуться обратно.
Мы пошли вдоль перрона к концу поезда, и тут поезд медленно тронулся, но мы всё же успели вскочить в последний вагон и через весь состав дошли до своего купе. А в это время наша мама разговаривала с той тётенькой, которая помогла нам открыть дверь. Рядом с ними стоял проводник.
— Сейчас же остановите поезд! — требовала мама. — Мои дети остались на перроне!
Но тут как раз подоспели мы, и Юнас сказал:
— Не волнуйся, мамочка, мы успели сесть в поезд!
Тогда мама заплакала, а проводник и тётенька стали нас бранить. Хотя непонятно, почему нас бранила эта тётенька? Разве она не сама помогла нам открыть дверь?
— Сейчас же отправляйтесь в купе к Лотте и только попробуйте ещё раз выйти оттуда! — строго сказала нам мама.
Мы вошли в купе, но Лотты там не оказалось. Мама опять чуть было не расплакалась. И мы все принялись искать Лотту. В конце концов мы её нашли — она была в дальнем купе, где занимала разговором сидящих там пассажиров.
— С нами едет дядя с бородавкой на подбородке, — услышали мы Лоттин голосок, — но он даже не знает, что она у него есть.
Тут мама взяла Лотту за руку и отвела её в наше купе. И мы сидели там тихо-тихо, как мышки, потому что мама ужасно рассердилась и сказала, что легче уследить за стадом взбесившихся телят, чем за её тремя детьми.
Это напомнило мне, что уже совсем скоро я увижу настоящих телят, и я ужасно обрадовалась.
Дедушка с бабушкой стояли на веранде, когда мы подошли к их дому. Пёсик Лука лаял и прыгал вокруг нас, и в саду пахло летом.
— Внучата мои золотые, приехали наконец, — сказала бабушка.
— Золотые… Что верно, то верно, — согласилась с бабушкой мама.
— Завтра я вас покатаю на Буланке, — пообещал дедушка.
— Идёмте со мной на гумно, я покажу вам, какие котятки народились у нашей Мурки, — позвала нас с собой бабушка.
Но Лотту интересовало совсем другое, и она потянула бабушку за фартук.
— Бабушка, а у тебя в буфете ещё остались карамельки? — спросила она.
— Может, и остались, — улыбнулась бабушка. — Думаю, несколько штучек мы там отыщем.
Вот теперь-то я наконец почувствовала, что мы действительно приехали к дедушке с бабушкой.
Лотта говорит плохие слова
У дедушки с бабушкой нам всегда весело. Вы только представьте: на большом дереве, что растёт у них в саду, наверху сооружено что-то вроде терраски. Высоко-высоко.
Туда ведёт лесенка, и когда поднимешься по ней, попадаешь как раз на терраску. Там стоит стол со скамейками, а к террасе приделаны перила, чтобы никто не упал вниз. Бабушка называет эту терраску Зелёной беседкой. Из всех мест, где мне приходилось есть, мне больше всего нравятся те, что расположены на деревьях.
В первое же утро, как только мы проснулись, Юнас попросил у бабушки:
— Бабушка, а давай сразу договоримся: завтракать, обедать и ужинать мы будем в Зелёной беседке!
— А как думаешь, что на это скажет наша Майкен, которой три раза в день придётся подниматься с едой по шаткой лесенке? — спросила бабушка.
— Я скажу: «Ни за что!» — заявила Майкен.
Майкен — это бабушкина работница. Она очень добрая, но есть на деревьях не любит.
— Но, бабушка, мы можем сами носить еду в Зелёную беседку! — сказала я.
— А то мы на тебя рассердимся! — вмешалась Лотта. Она хитрая и иногда встревает очень кстати.
Тогда бабушка сказала, что не хочет, чтобы Лотта на неё сердилась, и разрешила нам взять блины в Зелёную беседку.
Она напекла блинов так много, положила их в корзинку вместе с мешочком с сахаром и мисочкой с вареньем, а ещё дала нам с собой тарелки, вилки, бутылку молока и три пластмассовых кружки.
И мы полезли на дерево. Сначала Юнас с корзинкой, потом я, а за нами Лотта.
— Если Юнас уронит корзинку, я буду смеяться, — сказала Лотта.
Но Юнас корзинку не уронил, и мы накрыли на стол, уселись на скамейки и принялись за блины с сахаром и вареньем, запивая их молоком. А вокруг нас шелестели листья. Блинов было так много, что Лотта не смогла справиться со своей порцией, и тогда она развесила оставшиеся блины на ветки.
— Я играю, как будто это листья! — сказала она.
Когда налетал ветер, блины качались на ветках и выглядели совсем как настоящие листья.
— Смотри, как бы мама не узнала о твоих листьях! — сказала я Лотте.
Но Лотта не обратила на мои слова никакого внимания. Она не спускала глаз со своих блинов и пела песенку, которую обычно напевал наш папа. Песенка начинается так: «Как славно шелестит листва!»
