Марина Гельви - Там, где папа ловил черепах
Спасибо вам, люди!
Весь день заходили соседки, поздравляли папу с выздоровлением, выспрашивали, как с ним произошла в совхозе беда и почему он так долго лежал в больнице. Папа охотно рассказывал. И снова они поздравляли его, и маму, и всех нас.
Под вечер пришли мужчины: дядя Эвгени, дядя Резо и дядя Ило. Увидев его, я вспомнила свою подружку Ламару, Отара, Федьку, Гертруду, Зину. Как давно я там не бывала!
— Ну здравствуй, — потрепал меня по щеке дядя Ило. — Что это тебя не видно у нас? Уже не дружишь с моей Ламарой?
— Нет, что вы, дружу! У нас папа долго болел…
— Но теперь все в порядке, правда?
— Да. А мы с Ламарой друзья навсегда. Мы клятву друг другу дали. Прокололи пальцы иголкой и кровь свою смешали на камне.
— Ох-хо-хо, какие китайские церемонии. Кто вас научил такой глупости?
— Дети так делают.
— Так дураки делают, если уж быть точными. А друзьями дорожи. «Кто себе друзей не ищет, самому себе тот враг». Так сказал великий поэт и мудрец Шота Руставели. Про поэму «Витязь в тигровой шкуре» слыхала?
— Нет.
— Подрастешь, прочти.
Нужно было видеть, как папа обрадовался гостям. Встав с кровати, он засуетился, огорченно взглянул на маму: еды, которой следовало бы угощать таких дорогих гостей, у нас не было.
— Вот тут кое-что, — как бы между прочим невинным топом проговорил дядя Эвгени и протянул маме кулек. — Знаете, чтобы в тот же миг, как говорится: не теряя времени.
— Ах, боже мой! Зачем, зачем?
— Как зачем, как зачем? — Дядя Резо выкладывал на стол из своего пакета жареную курицу, сыр. — Юлия навязала мне, понимаешь, разную тут хара-хуру…
Дядя Ило разгружал свой кулек молча.
— Товарищи, ну что это такое? И зачем столько?
— Что, нельзя маленькое пур-марили[43] устроить?
— Что, директор нашего совхоза этого не заслужил?
— Да, но…
— Дорогая Анна Павловна! Клянусь детьми, это не с базара, это все свое, из деревни!
— Да-а-а, наша деревня…
— Мы, грузины, деревней сильны. Разрушь эту привязанность, и пропадем.
— Правильно. Спасибо земле, кормит.
— Да здравствует…
— Постой, Резо, еще не сели за стол.
— Ну хорошо, говори ты.
— Дорогой Эрнест Эмильевич! Наш местком и парторганизация передают тебе привет и заверенье: мы, железнодорожники, готовы помочь нашему подсобному пригородному хозяйству чем только сможем. Горы сдвинем! Мухатгверды за время твоей болезни немножко заплошало, но мы…
— Так давайте вместе подумаем, как наладить там…
— Аух, дай бог тебе здоровья, дорогой Эрнест Эмильевич!
— Я, лежа в больнице, думал над некоторыми вопросами и…
— Постой, сначала посидим, поздравим тебя с выздоровлением…
Гости прихватили с собой из дома по кувшинчику вина. Это норма каждого уважающего себя южанина за скромным пиршественным столом. Принесли и чачу — домашнюю водку. Мама и тетя Тамара стали накрывать на стол. Гости балагурили, папа улыбался и затянул слабым голосом «Мравалжамиэр». Это грузинская застольная песня «Многие лета». Гости понимали: петь еще не время, но, радуясь его хорошему настроению, они стали чуть слышно подтягивать.
— Мы еще повоюем! — вдруг хорохорился папа.
— Ладно, ладно, — сказала мама. — Слыхал, что сказал Ахметели?
— Что?
— Окрепнуть сначала надо. Хоть на месяц на море выехать.
— Нет, я поеду в совхоз.
— «И вечный бой, покой нам только спится!..» — продекламировала тетя Тамара.
— Зачем покой?! Скажите, зачем покой?! — с отчаянным грузинским акцентом воскликнул дядя Резо. Вскочил, снова сел. — Конечно, окрепнуть надо, кто спорит, но потом… Работа — это жизнь!
— Мой отец, — сказал дядя Эмиль, — выйдя на пенсию, купил этот дом. Казалось бы, что может быть лучше заслуженного отдыха?! Прослужил он на железной дороге сорок пять лет, так нет: почти каждый день ходил в депо, смотрел, как там работают. Тосковал он без работы и вскоре умер.
Все завздыхали, кивая сочувственно головами.
— Для меня тоже было бы трагедией, если бы я не смог больше работать, — сказал папа.
— И для меня, — подхватил дядя Резо. — Вот сейчас у нас на заводе организовали разные кружки: технический, историко-революционный, экономический… Для всех, кто хочет учиться. Потому что есть лозунг: «Кадры решают все!» Так верите, я, уже пожилой человек, хожу на эти занятия охотней, чем в театр. Разве раньше так цацкались с рабочими? Разве обучали бесплатно: при царе кто выбился в одиночку в высший разряд, тот и имел заработок. Остальные с голоду дохли. А сейчас?.. Пожалуйста! Учись, генацвале! Хочешь инженером стать, иди на рабфак! Что, неправильно я говорю?
— Правильно, — улыбнулся папа. — А что, правда новый цех на заводе открыли? Я в больнице слышал.
— И еще какой! Теперь магистральные электровозы ремонтировать будем. Их нам московский завод «Динамо» посылает. Наши лучшие машинисты проходят переквалификацию. Да-а, меняются времена. Через Сурамский перевал, было время, на лошадях ездили, а теперь… электрификация.
Дядя Эмиль начал рассказывать про то, как ходили поезда из Поти до постройки тоннеля через Имеретинские горы. Поезда доезжали до станции Бежатубань, и, так как железная дорога дальше шла по узкому ущелью реки Чхеримелы, а затем реки Цыпы, где часто случались обвалы и разливы этих рек, пассажирам приходилось пересаживаться в экипажи и садиться снова в поезд только в Сурами.
— Тогда это было как кругосветное путешествие, — усмехнулся дядя Ило. — Однако как хорошо вы знаете тот район Грузии!
— А помнишь, Эмиль, как мы мальчишками переплывали Квирилу? — спросил задорно папа. — Под полотном железной дороги, помнишь?
— Я помню, как ты тонул в Квириле, — сказал с усмешкой дядя. — Как раз там, у моста.
— В Дзеруле я тонул, — уточнил папа.
— Нет, ты в Квириле тонул.
— В Квириле я тонул, когда уже большим был, — подумав, сказал папа.
Видно было, что им очень приятно вспоминать детство и те места.
— А не пора ли за стол? — спросила с улыбкой мама.
— А где Адель?
Тетя Адель как раз пришла со службы. Я позвала ее. Когда все уселись за стол, мама начала растроганно:
— Дорогие мои, давайте выпьем за…
— Э, Анна Павловна, так нельзя, — бодро проговорил дядя Резо. — Сначала тамаду выбрать надо. Какой же стол без тамады?
— Правильно, правильно, — поддержали его товарищи.
— Ило, будь ты тамадой!
— За что такая честь?
— Выбираем тебя, все выбираем! — крикнул Эвгени.
Дядя Ило встал, расправил широченные плечи:
— Все, что есть на земле: хлеб, вино, дома, сады, — все создано руками наших предков. Наших бабушек, дедушек, родителей… Не было бы их, не сидели бы мы сейчас и не радовались жизни. Так выпьем за наших предков, за родителей! Пусть земля будет им пухом!
Дядя Ило подождал, пока выпьют и помощник наполнит стаканы, и провозгласил следующий тост:
— Что человеку надо? Человеку немного надо. Но чтобы была вера в то, что делаешь. Тогда и черный хлеб шоколадом покажется, трудности будут нипочем. Когда человек понимает, зачем живет, для какой большой цели, душа у него поет, он настоящий человек. Эрнест Эмильевич! За тебя хочу выпить, ты такой человек! Разреши поцеловать тебя и пожелать тебе полного выздоровления!
— Эрнест, генацвале, как ты нас, деповских, кормил, пусть так все другие совхозы своих шефов кормят! — Эвгени тоже поцеловал папу.
Дядя Резо, сидевший рядом, обнял моего отца и сидел, не снимая руки с его плеча.
Мама вдруг сказала:
— Бедный Михаил Силованович, — и беззвучно заплакала.
— Эх! — в сердцах воскликнул дядя Ило, сел, низко опустил голову.
— Неужели его и вправду?..
— Ох, шакалы!
— А говорят, будто он… — тетя Адель умолкла.
— Вранье! — дядя Ило поднял голову. — Михо мой сосед, я-то знаю, какой он человек. Мешал он им, шакалам.
— А как теперь его семья?
— Жена врач, в деревню работать уехала, так что нужды они не узнают. Но человека жалко, ох как жалко!
— Выпьем за Михаила Силовановича, за нашего Михо!
Мама попросила слова, встала.
— Хочу, чтобы мы выпили за всех добрых, честных и благородных, — она хотела добавить еще что-то, не нашла слов, на глаза опять набежали слезы. — Верю, жив он! Не может быть, чтобы судьба распорядилась так несправедливо!.. И еще я хочу предложить тост за нашего спасителя — хирурга Ахметели! За всех вас, за всех! Спасибо вам, люди!
Она села и тихо заплакала от переполнявших ее чувств.
— Ну не надо, не надо, — попросил папа.
— Нервы, — вздохнул дядя Резо.
— Плакать сегодня нельзя, сегодня праздник, — бодрым тоном проговорил дядя Эвгени. — Помощник! Почему не помогаешь тамаде? Наполни стаканы!
И дядя Ило провозгласил тост за детей, за всех сразу, и закончил его так:
