Андрей Гуляшки - Убийство на улице Чехова
— Прекрати смеяться! Рассказывай, что ты можешь рассказать, — сказал я строго. Наступил психологический перелом, и я бесцеремонно перешел на «ты». — Рассказывай, ну?! — и стукнул ладонью по столу.
Кодов достал новую сигарету, щелкнул золотой зажигалкой и опять пустил пышное облако дыма поверх моей головы.
— Нет проблем, — сказал он. — Я по природе кроткий. Разъяряюсь только в том случае, когда три раза подряд плохо бросаю игральные кости.
— Я надеюсь услышать, гражданин Кодов, каким образом ты обеспечил себе виллу в Бояне!
— Послушай! — сказал он, и его насмешливый взгляд с неприязнью остановился на мне. — Послушай! Если ты думаешь, что из-за какой-то паршивой виллы я способен убить человека, причем своего тестя, то тебя надо тут же уволить и отправить на лечение в психбольницу.
— Я надеюсь услышать, гражданин Кодов, КАК и КАКИМ ОБРАЗОМ ты обеспечил себе виллу в Бояне! — сказал я в третий раз. И, поскольку он продолжал молчать, предупредил: — Ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не ответишь мне на этот вопрос. Говори!
— Профессор заявил это вчера вечером при всех, при ВСЕЙ компании, — ответил раздраженно Кодов.
Я помолчал. Прислушался к тому, что происходит в моей душе, — там оставались лишь слабые отзвуки колокольного звона.
— Когда он это сказал?
— После первого тоста. Мы все сидели за столом, только моей жены еще не было.
— В котором часу?
— Около десяти.
— Ты говоришь, все сидели за столом. Кто?
— Я, доктор Беровский, доктор Анастасий Буков, Веселин Любенов и профессор, разумеется. В тот час он был еще жив, с ним еще ничего не случилось…
Я закурил. В душе воцарилась такая мертвая тишина, что я даже испугался. Помолчав некоторое время, я спросил:
— Значит, Веселин Любенов и доктор Анастасий Буков были за столом, когда профессор Астарджиев заявил, что виллу в Бояне он переведет на свою дочь?
— Да сколько вам раз повторять: все были за столом, кроме моей благоверной!
— Ты когда явился на ужин?
— Беровский, Буков, Любенов и я — мы вчетвером, все вместе пришли. Кажется, в начале восьмого.
— И кого вы застали в квартире?
— Только профессора. Он хлопотал, накрывал на стол.
— А его экономка Дора Басмаджиева?
— Она обычно уходит в пять.
— По какому поводу профессор завел разговор о своей вилле в Бояне?
— Он был в приподнятом, торжественном настроении, но и немного грустном — из-за болезни. У него с сердцем хуже стало в последнее время. Но вообще настроение у него в тот вечер было приподнятым.
— Могли быть личные причины для такой приподнятости?
— Да. Все знали об этом и раньше, а я узнал, когда он поднял первый тост. «Дорогие мои, — говорит, — сегодня я передал в министерство заявку на свое открытие — вакцину против гриппа. Эта вакцина не сможет, как я думал первоначально, бороться против всех видов гриппа, но все равно… Она, — сказал старик, — абсолютно точно защитит людей от заболевания такими-то и такими-то гриппами! — Он перечислил их. Поэтому, — говорит, — сегодня я встречаю свои именины, окрыленный большой радостью!» И выпил, бедный, одним махом целую рюмку вина. Это было невероятно, и по одному этому я делаю вывод, что в тот вечер профессор был просто в удивительно приподнятом настроении. Обычно-то он отопьет несколько глотков — и все.
— Значит, он сказал, что уже подал свою заявку? Не так ли?
— Ну да, это мы все слышали. После я понял, что Беровский и Буков знали, но он еще раз сказал, потому что ему это приятно было.
Я, вздохнув, замолчал. Моя гипотеза о том, что Беровский убил профессора (или участвовал в убийстве), чтобы украсть его открытие, разбилась вдребезги, как стеклянная рюмка, уроненная на камень. Какую «тайну» мог «украсть» Беровский, если она была уже зарегистрирована Астарджиевым? На кой черт было его убивать?
— Как держался доктор Беровский?
— Поцеловал руку профессору! А тот заявил, что без его помощи не достиг бы своей цели.
— Расскажи теперь о вилле! — сказал я.
С Беровским я провалился, но сейчас у меня была хоть маленькая надежда на Кодова. Что профессор обещал ему виллу, что другие гости слышали это его обещание — эти вещи были еще в сфере сказок. Может быть, Кодов их сам сочинял?
— Профессору было неприятно, что его сына Радоя нет на торжестве, — начал Кодов. — Он вспомнил вдруг о каком-то письме, которое недавно получил, и словно кто нажужжал ему в уши — прочесть нам это сыновнее письмо. Он и говорит доктору Беровскому: «Иди в кладовую, пожалуйста, и вынь из шкатулки то письмо от Радоя!» Беровский был не только первым его помощником на работе, но и одновременно его домашним секретарем, и любовником его экономки — в общем, хорошо знал каждый уголок в квартире. Он принес письмо Радоя, и профессор прочел его вслух. Откровенно говоря, я просто-таки ошалел от благородного жеста Радоя! Этот парень не испытывал братских чувств к своей сестре. Поэтому, услышав, что он написал, я просто ошалел. И крикнул: «Слушай, а не написал ли он все это в пьяном состоянии?» А мой тесть вздохнул, покачал головой и говорит: «Радой стал большим человеком в Ливии, директором смешанной компании по добыче нефти, женился на богатой ливийке и поэтому ни в грош не ставит свои наследственные права. Он отказался от боянской виллы в пользу своей сестры, отказался от участия в дележе этой квартиры и, когда приедет на днях в Софию, откажется, вероятно, и от моего имущества в селе. Насколько я понял, он — миллионер, для него эти вещи теперь — мелочь!» Я, не сдержав радости, воскликнул: «Да здравствует мой шурин, я всегда считал его благороднейшим человеком на свете!» — и вылил себе в горло половину кувшина. Мой тесть хмуро посмотрел на меня, но, поскольку он тоже выпил сверх меры, он простил мне сие расточительство и продолжал: «Я полагаю, ты и Надя откажетесь от своей части квартиры, ведь у вас уже есть своя, а теперь и вилла в Бояне. Я думаю, — говорит, — что доктор Беровский выплатит ту часть, которая вам причитается, а он — продолжатель моего дела — унаследует эту квартиру!» Я крикнул: «Ура!», а доктор Беровский встал и второй раз поцеловал ему руку… Это было около десяти часов вечера, приятель… Как вас зовут? Канделаров, да. Около десяти часов. Моя жена пришла около четверти одиннадцатого. У нее в магазине ревизию проводили, а я был уже довольно пьян, чтобы осведомлять ее о вещах, которые написал Радой в своем письме. Да и она не осталась с нами, а поспешила на кухню приготовить пандишпан — традиционное пирожное, которым мой тесть позволял себе угощать гостей раз в год, в день своих именин. Незадолго до одиннадцати мы пошли в гостиную, ожидая, пока остынет пандишпан. Тогда мой тесть послал меня в подвал за вином, а пока я цедил его в подвале, позвонил проклятый телефон…
Я сказал Кодову, что, если свидетели подтвердят его слова, он будет освобожден не позже восьми часов. Перед тем как попрощаться, я спросил:
— По-твоему, у профессора были враги?
— Кроме этих его гриппов — не было, — ответил Кодов.
Я чувствовал себя растерянным, смущенным, отчаявшимся. Как те несчастные собаки, которых хозяева теряют на самых оживленных улицах города.
3Любенов ждал меня в гостиной покойного профессора Астарджиева.
— Любенов, — спросил я, — профессор Астарджиев прочел вчера вечером письмо от сына Радоя?
— Прочел!
— Заявил ли профессор Астарджиев, что он переводит свою виллу в Бояне на имя дочери?
— Заявил.
— Сообщил ли он о своем намерении перевести свою квартиру на доктора Беровского?
— Сообщил.
— В котором часу он прочел письмо и сделал это сообщение?
— Было около десяти часов.
— В таком случае Кодов и Беровский являются людьми, которые были кровно заинтересованы в том, чтобы профессор остался в живых — по крайней мере до того дня, когда он сможет уладить законно их наследственные права. Это люди, которые были меньше всего заинтересованы в его преждевременной смерти. Не так ли?
— Хм… Наверное! — пожал плечами Любенов.
— Доктор Анастасий Буков подтвердит твои показания?
— Еще бы ему не подтвердить! — улыбнулся Любенов.
Я поблагодарил его и проводил к выходу.
4
Дора Басмаджиева ожидала меня в спальне Радоя. Она была в пальто, готовая уйти, стояла посреди комнаты и смотрела на меня с нескрываемым озлоблением.
— Вы не имеете никакого права злоупотреблять моим терпением! — сказала она.
— Пожалуйста! — развел я руками. — Вы можете идти, когда пожелаете! Если хотите — идите хоть сейчас.
Она пошла к двери.
— Только я попросил бы вас ответить на один вопрос — в отношении ключа от черного хода. Как так случилось, что вы забыли запереть дверь на ключ?
