Николай Верещагин - Любовь к велосипеду
На сороковом километре равнина кончилась, и дорога, петляя, уходила в гору. Это был самый тяжелый, самый длинный тягун на всей дистанции. Здесь не было смысла идти на колесе, и группа рассыпалась — каждый в одиночку одолевал подъем, но далеко не расходились. Поставив малую передачу, Володя встал на педалях, но скорость совсем упала, и он еле полз, поминутно взглядывая на гребень холма и прикидывая оставшееся до него расстояние. Всем было трудно: согнутые спины ребят в разноцветных веломайках сплошь были мокрыми от пота, парни дышали запаленно, тяжело.
Дорога на этом участке по характеру своему походила на горную. Здесь даже откосы были пологие и травянистые, а крутые, усыпанные крупным щебнем, а кое–где и порядочными глыбами, которые бульдозером сбрасывали вниз, когда расчищали полотно дороги. «Это сложный участочек, — машинально отметил Володя. — Дальше будет крутой спуск с поворотами: там смотри в оба, а то костей не соберешь».
До вершины они добрались рваной цепочкой, все выдохшиеся и взмыленные. Один Крикунов, казалось, меньше устал — его слоновьи ножищи будто и не почувствовали затяжного подъема. Он все время шел впереди, но группу не бросал, а лишь оглядывался, словно ощупывая глазами каждого. Чаще других он перебрасывался взглядами с худощавым жилистым парнем под номером сорок два. Они старались держаться рядом в группе п и явно собирались атаковать. Володя заметил это и приготовился.
С вершины дорога шла вниз, по но не так круто, как можно было ожидать. Небольшой спуск виднелся лишь до следующего километрового столба, а там снова подъем, правда, пологий и недлинный. На этом пологом подъеме, где все поменяли передачу на меньшую, лишь Крикунов и сорок второй не сделали этого. Володя заметил — и тоже не стал менять. Что–то подсказывало ему, что парочка эта собирается рвануть, и он не ошибся. Выйдя лидировать, Крикунов внезапно встал и, танцуя на педалях, неистово рванулся вперед. В тот же миг, не раздумывая, Володя рванулся за ним. И как тень справа метнулся вместе с ним «сорок второй».
Танцуя на педалях, раскачиваясь из стороны в сторону, словно одержимые, они мчались втроем, стараясь как можно дальше уйти от преследователей, которые быстро спохватились я организовали погоню. Крикунов крутил, не оглядываясь, пригнувшись до самого руля. А Володе просто некогда было оглянуться назад — все ого внимание было устремлено на крутящийся диск крикуновского колеса: только не отстать, не дать ему уйти хотя бы на метр! «Сорок второй» все так же, как тень, висел справа. Никто на них не мог выйти вперед, я и они мчались за Крикуновым, будто спаянные, колесо в колесо.
Но вот тень справа скользнула назад. Не выдержав заданного темпа, «сорок второй» отстал, и группа, накатив, сразу же поглотила его. Группа не собиралась их отпускать, но ей не хватило скорости. Пока поменяли передачу, на это ушли какие–то мгновения, и разрыв увеличился метров до тридцати. Так они и мчались несколько минут с тем же просветом. Один, несмотря на все усилия, не могли увеличить разрыв, другие при всем желании не могли достать беглецов. Но вот среди преследователей кто–то сдал, снизил темп, произошла заминка, и просвет стал неуклонно возрастать.
И Володя с Крикуновым остались вдвоем впереди. И теперь уже, если разрыв сохранится, кто–то из них должен был выиграть гонку. Оба они страшно вымотались в рывках. Усталость была огромна. Володя ощущал ее уже не просто в ногах или в руках, в мучительно согнутой спине, в затекшей пояснице — она заполняла все тело, словно свинцовым грузом отягощая каждую клеточку его.
И Крикунов тоже устал. Смуглое скуластое лицо его, залитое потом, уже не казалось свежим и беззаботным. Рот застыл в каком–то напряженном оскале, дыхание со свистом вырывалось из груди. Но его ноги, мощные крикуновские ноги, крутили, словно не зная усталости. Обветренные, загорелые, но не тем золотистым загаром, какой бывает у светлокожих людей, а отливающие металлической смуглотой, будто закопченные, они казались не из плоти, а из железа. Не ноги, а какие–то чудовищные шатуны, будто впаянные в педали, бесчувственно и мощно вращающие их, передавая стремительный ход колесам.
Володя уже видел, что Крикунов — хороший «финишер», «резвач». Он силен в коротком рывке, и если они придут к финишу вместе, то на последних метрах Крикунов обойдет его. Сам же Володя был «темповик» — не так силен в рывке, зато относительно долго мог поддерживать высокий теми. Из этого и возникала теперь несложная тактика, которой придерживался каждый из них. Крикунову выгодно было как можно дольше идти вдвоем, чтобы рвануть на последних метрах, а Володе заранее нужно было предложить высокий темп и оторваться настолько, чтобы на финише сопернику не хватило времени его достать.
Оторваться от Крикунова было немыслимо трудно, и все- таки он не собирался уступать. Усталость давила, но дух его не был сломлен. Он знал, если появится вдохновение — он выиграет даже у Крикунова. А вдохновение, наперекор усталости, уже поднималось в нем. Обойдя фаворитов, он почувствовал вкус победы. Такого он и сам от себя не ожидал. Первый раз в жизни он увидел, на что реально способен, какие возможности таились в нем. Он стремился к победе, он верил в нее, но где–то там, в отдаленном будущем, а оказалось, что она близка и возможна уже сейчас, в оставшиеся до финиша считанные минуты. Всей душой, всеми обостренными сумасшедшей гонкой чувствами, он ощутил себя иным — человеком, необычайно сильным и уверенным в себе, таким, каким хотел быть всегда. Его уже не устраивало второе место. Он забыл, что ему не присудят никакого, — ведь он шел без номера. Но если бы и вспомнил, это но важно было теперь. Они мчались к финишу только вдвоем с Крикуновым, и теперь нужно было выиграть только у него одного. Просто победить, без всяких мест и наград. Именно сейчас победить, чтобы на всю жизнь впитать и запомнить вкус высокого вдохновения, которое в этой гонке осенило его…
Уже оставалось немного до финиша, когда навстречу им снова попался открытый судейский «газик». На этот раз, кроме двух судей с повязками, в нем па заднем сиденье был Полосухин. Газик промчался мимо, но потом вдруг затормозил, развернулся на шоссе и пошел вслед за Володей н Крикуиовым, которые, часто меняясь, неслись к финишу.
— Черт побери, — сказал молодой судья в очках. — А ведь этот, без номера, может выиграть гонку. Красиво идет…
- Так твой или нет? — раздраженно спросил пожилой судья у Полосухина.
- Мой, — ковыряя в зубах зубочисткой, сказал тот. — Бронников его фамилия.
— А как он здесь оказался? Ты его заявлял?..
— Не-а… — ухмыляясь. покачал головой Аркашка. — Самовольно ушел.
Молодой недоверчиво поднял брови.
— А какой у него разряд?
- Да никакого, — ухмыльнулся опять Полосухин. — Всего четвертый месяц в секции.
- Ни фига себе! — присвистнул молодой судья в очках.
— А что же ты его не заявил на гонку? — спросил пожилой.
— Зелен еще, — прищурил глаза Полосухин. — Индивидуалист. Восстановил против себя всю секцию, со всеми перессорился. А тут еще накануне гонки вообще тренировки забросил, из секции ушел. Характер тот еще…
Жаль, — покачал головой очкастый. — А идет красиво. Того и гляди Крикунвова обставит.
Их «газик» уже нагонял гонщиков, которые, чуть разойдясь на спуске, стремительно мчались под уклон.
— Да, черт возьми! — раздраженно сказал пожилой судья. — Он же не имеет права идти по дистанции без номера. Не имеет права лидировать Крикунова. Ведь мы в таком случае обоих должны дисквалифицировать. Крикунов–то хоть знает, что твой не заявлен?
Аркашка с ухмылкой пожал плечами.
— Наверняка не знает, — сказал другой, в очках. — Крикунов бы не стал уходить с ним в отрыв.
Машина поравнялась с гонщиками, и пожилой судья крикнул Володе сердито:
— Сойди с дистанции!.. Ты не заявлен! Слышь, что я говорю…
Володя, будто не слыша, упрямо продолжал крутить, а Крикунов удивленно оглянулся на него, потом на судей, не понимая, в чем дело.
— Перестань его лидировать! — махнул Крикунову судья. — Он не заявлен. Он без номера…
На потном, усталом лице Крикунова так и осталось недоумевающее выражение, но он послушно взял вправо, оставив между своей машиной и Володиной значительный просвет. Теперь они мчались рядом, но каждый сам по себе, а машина с судьями катила за ними следом.
- Скажи хоть ты ему, чтоб сошел! — сердито обернулся пожилой судья к Полосухину. — Чепуха, знаешь, какая–то получается…
- Не послушает, — махнул рукой Полосухин, по–прежнему ухмыляясь так, будто вся эта ситуация его забавляет.
- Нет, надо остановить, — решительно заявил пожилой судья.
Оставь, — попросил молодой. — Красиво идет… Ну, результат не засчитаем, а дистанцию пусть закончит… Слышь, отдай мне этого паренька, — толкнул он в бок Аркашку. — Я из него чемпиона сделаю.
