Арабская принцесса - Валько Таня

– Так я не еду? – задает Марыся риторический вопрос.

В душе же она благодарит Бога, потому что после всех испытаний пообещала себе больше ни во что не вмешиваться.

– Я собралась пойти на курсы перед приездом в Саудовскую Аравию, а здесь нет такой возможности. Эх!

Все же ей становится обидно, потому что она хотела бы участвовать в таком важном и не опасном, как кажется, мероприятии.

Маха похлопывает ее по руке в утешение.

– Ну, что ж! У меня уже более ста желающих героинь, – докладывает она. – Меньше всего – в Эр-Рияде, но нечего удивляться. Наша столица – это наиболее ортодоксальный уголок страны и логово мутавв.

– Из каких городов согласились?

– Больше всего в Эль-Хубаре, потом, конечно, Джидда, – гордая местная патриотка выпячивает грудь. – Пара девушек из Медины и, разумеется, из бунтарской Абхи. До июня у нас есть немного времени, поэтому я рассчитываю на бóльшее количество. Соорганизатор этой акции, а также моя сердечная подруга Фатима бен Ладен, – выразительно смотрит она на Марысю, – сегодня размещает информацию на Фейсбуке. Потом еще добавит Твиттер, Hi5, Linkedln и что только возможно. Двинемся штурмом на завоевание Саудовской Аравии! – с улыбкой она выбрасывает вверх крепко сжатый кулак.

Дорота под впечатлением от четкой организации.

– Ну, это неплохо. Вау! Браво, саудовские женщины! Да здравствуют феминистки! – выкрикивает она взволнованно.

– Но вы, белолицые девушки, успокойтесь. Будьте только наблюдательницами этого события века. – Маха обращается к Дороте и иностранным студенткам. – Для вашей безопасности.

– Я в таком случае поеду со своим мужем и буду вас в безопасности поддерживать. Я должна увидеть, как среди бела дня саудовки сядут за руль, – решает Дорота. – А вы будете закрывать лица?

– Запрещено. И перчатки тоже. Нельзя ограничивать себе обзор или ослабить захват.

– У большинства женщин бахрейнские водительские права, но много также и с американскими, британскими или международными, – отчитывается Сафиха, которая, конечно, досконально знает все о запланированной акции. – Все же эти документы не имеют здесь никакой ценности, поэтому нет смысла их предъявлять. Если какую-нибудь женщину задержит дорожный патруль, то что же делать? Забрать саудовские права? Таких для женщин в этой стране нет. Штраф влепят? Но за что? Криминальную статью пришьют?

– Нет предписаний, так нет и правонарушения! – смеется Дорота. – Должно получиться!

– Sha’ Allah [93]! – говорит Маха, а все конспираторши радуются и хватаются за руки.

– Мы в самом деле должны туда идти?

Марысе не очень хочется проводить вторую половину дня с многочисленной семьей Хамида.

– Мы так часто ходим к ним в гости? Гм?

– Нечасто, – признает она.

– Поэтому сделай мне любезность и, по крайней мере, сделай довольный вид. Мы не проводим с ними каждую пятницу, а сегодняшний случай действительно важен.

– Каким чудом твой дядя знает, когда он родился, коль скоро еще двадцать или тридцать лет тому назад никто этого не записывал? Для вас, арабов, день рождения никогда не имел никакого значения.

– Для нас, арабов.

Муж очень недоволен и обижен.

– Ну, да, конечно…

Вздыхая, Марыся надевает скромное, длинное, почти до щиколоток платье.

«Одеться нужно аскетично, зато украшениями можно обвешаться, как рождественская елка, – мысленно критикует она саудовский стиль. – Такие встречи – это переливание из пустого в порожнее, искусство ради искусства».

Она все еще бесится.

«Сколько же за эти пару часов я могла бы выучить латинских слов! Тяжело быть женой и матерью и одновременно студенткой, – думает она. – Но этот парень не в состоянии этого понять!» В волнении она кусает губы. Большинство времени она проводит среди арабских бунтарок и феминисток и набралась враждебного отношения ко всем мужчинам, в том числе и к доброму мужу и даже к кроткому, как ягненок, Лукашу. И вообще не отдает себе отчет, что буквально все ее в них раздражает. Она видит только их недостатки, не замечая положительных черт характера.

Хамид чувствует, что их супружеские отношения становятся все более холодными и их связь развивается в плохом направлении, но решает промолчать и не делать из этого проблему, потому что не хочет выглядеть мужчиной-шовинистом, запрещающим жене встречи с ее любимыми и негативно влияющими на нее подругами. «Нужно подождать, – решает он мысленно. – Эта любовь раньше или позже испарится. Каждый ведь эгоист и заботится только о собственных интересах. Когда дойдет до первого обмена мнениями или конфликта, Марыся вернется в лоно семьи с поджатым хвостом и снова все будет, как раньше. Я не могу закрыть ее в доме, как в клетке, запрещать контакты с окружающими, потому что такое поведение не дает ничего хорошего, – решает современный и толерантный муж. – Очень не хочется, но я должен делить ее со знакомыми, только теперь наука и подруги полностью вытеснили меня из ее жизни, – грустно констатирует он. – Я должен вооружиться терпением».

Хамид снова и снова повторяет это, как мантру, стараясь успокоиться, потому что сегодняшнее поведение жены очень его расстроило.

– Берем Надю с собой? – спрашивает Марыся мимоходом.

– И что с того?! – муж не выдерживает и повышает голос. – В последнее время не только я начал мешать твоей личной жизни, но и ребенок тоже! Не говоря уже о том, что ты вообще Надей не занимаешься и послала ее в жопу! Хорошая же из тебя вышла мать!

– Теперь я также студентка, – полная гнева женщина смотрит ему прямо в глаза. – Ты сам согласился на то, чтобы я училась в университете. Не рассказывай теперь глупостей, что я в чем-то виновата или от чего-то отлыниваю. Извини, что с утра до ночи у меня полно занятий, а потом дома горы материала для заучивания на память. Ничего не могу поделать!

Хамид говорит язвительным тоном:

– Но, моя дорогая, сегодня святая пятница. Хотя бы один день в неделю ты можешь посвятить семье. Ничего больше я не требую, ни о чем больше не прошу, но может, и это для тебя чересчур много?

– Действительно, – Марыся сжимает зубы и смотрит холодно.

– Ведь наш ребенок будет не с тобой, а с няней, и в комнате, предназначенной для малышей. Слишком не перетрудишься! – резюмирует он и, возмущенный, идет широким шагом к машине.

Всю дорогу супруги не говорят друг другу ни слова. Марыся приходит к выводу, что последнее время их ссоры касаются учебы и университета. «Это подлость!» – решает она в бешенстве.

Мужчина ведет машину, поминутно нервно поправляет падающие ему на лицо концы традиционного саудовского платка. Разочарованная женщина борется с черной шалью, соскальзывающей с ее длинных вьющихся волос.

Они подъезжают к резиденции дяди. Марысю не удивляет, что его дом – это настоящий дворец, рядом с которым их собственное жилище кажется маленьким. Внутри – толпы людей. Прибывших обцеловывают все женщины. Лица их Марыся по-прежнему не различает, не говоря уже об именах. Мужчины держат дистанцию, даже руки ей не подают. Молодые парни, если уж и протягивают ладонь, то пожимают только кончики пальцев.

– Это меня сразу в этой стране угнетало: я не могу с парнем нормально поздороваться и подать ему, как обычно, руку, – разозлившись, Марыся чувствует себя здесь еще хуже, чем обычно.

– Успокойся! – шепчет Хамид. – Расслабься! Ты женщина, а они чертовски религиозные мусульмане. Ну, прости им эту маленькую слабость. Это же не фанатики вроде дядюшки «О».

– Wallahi! Как это меня достает! – женщина тяжело вздыхает.

– В последнее время тебя многое достает, – подтверждает муж, – Ну, извини! Кого мы видим?! – с радостью обращается он к молодой женщине.

Марыся раскрывает рот, не ожидая такой встречи.

– Моя чудесная, немного сумасшедшая двоюродная сестра Исра, – Хамид радуется, видя девушку, которая беспардонно целует его в обе щеки.