Арабская принцесса - Валько Таня

– Прекрати! – успокаивает ее мать. – Девушке обидно. Как бы то ни было, это ее отец.

– Извините, госпожа… – Духа смотрит жестким взглядом и сжимает челюсти, а на ее нежном лице читается ожесточение и злость. – Мой папочка – исключительный мерзавец. Если уж ты вспомнила о том, что я отсылаю ему деньги…

Она сглатывает, потому что взбудоражена.

– Когда я выехала учиться, он, не моргнув глазом, выдал мою младшую тринадцатилетнюю сестру за тридцатипятилетнего парня.

– Бог ты мой! – Маха хватается за голову. – Это же преступление, торговля живым товаром!

– Педофилия, – с досадой говорит Юстиниан.

– Покупатель заплатил очень неплохо за девушку из деревни, – Духа просто кусает пальцы от бешенства.

– Сколько?

– Дал семнадцать тысяч риалов, но девочка уже беременна, значит, окупилось. От игры в куклы просто по прямой перейдет к заботе за своим ребенком.

– Нельзя это как-то остановить? Что-то сделать? – возмущенная Анка бледнеет до такой степени, что выглядит как труп.

– Дорогая, это давняя традиция! Попробуй ее нарушить, и пригвоздят к позорному столбу.

– Но в других арабских странах с этим борются, – включается Марыся. – Достаточно взглянуть на Ливию или Египет, где выдача девочек замуж считается преступлением и наказывается тюрьмой, штрафом или как-то иначе.

– В городах, дорогая, в городах, – видно, Маха знает, о чем говорит. – В деревнях по-прежнему отцы делают, что хотят, – просвещает она хозяйку дома. – На кардинальные перемены нужно время, много времени…

– Даже в такой традиционной стране, как Йемен, женщины объединяются, организуют клубы и союзы, большие и даже очень большие манифестации! Я сама в одной участвовала, – признается наполовину полька с типично арабскими чертами лица. – Здесь тоже женщины должны начать друг с другом сотрудничать.

– Надеюсь, что пикеты или протесты не будут заканчиваться так, как этот наш последний, – интеллигентная Духа полна скептицизма.

– Дорогая! Никто не ожидал такой агрессивной реакции! – Сафиха бесится при вспоминании, какая сила была направлена на безоружных невинных женщин.

– Захватили демонстранток на закрытой территории, вот что! – указывает на организационную ошибку Аня. – Нужно из этого сделать выводы.

– Конечно, – поддакивает Марыся. – Только бы девушки не разуверились.

– Не собираемся, – Сафиха твердо возражает, а другие арабки к ней присоединяются.

– Моя доченька разбирается в людях. Она рассказала, что вы, дорогие студентки, достойны доверия и что я могу вас посвятить в планируемую нами акцию, – делает Маха таинственное выражение лица.

– Ой! – все наклоняются, стараясь лучше расслышать слова, которые женщина говорит шепотом.

– Вместе мы можем попробовать что-то изменить в этом ортодоксальном уголке мира, – твердо говорит она. – Сила – в массах!

Польки молча кивают, потому что годы упадка во времена социализма и времена появления и победы «Солидарности» кое-чему научили. У Марыси мелькает мысль, что ей повезло опять вляпаться в проблемы. Духа сразу же вспоминает злобно улыбающегося отца, сообщающего ей о замужестве сестры, и ни о чем больше и не мечтает, как обвинить его в преступлении.

Две другие молодые саудовки, сестры Басра и Джамиля, последняя и вправду dżamila [91], несколько лет провели с родителями в Америке. Теперь они сидят рука в руке, ожидая деталей, потому что им в Эр-Рияде буквально нечем дышать. Если что-то изменится, они должны будут покинуть родную страну.

– Есть такое феминистическое товарищество с названием «Айша», – Маха начинает открывать подробности. – Мы общаемся через Интернет, только в исключительных случаях по телефону.

– Я что-то об этом слышала, – Марыся не может припомнить, откуда знает название. – Не помню только, когда и где с этим сталкивалась.

– Мы из Джидды, – продолжает преподавательница, – а там женщины наиболее свободны. Организация собирает главным образом жительниц этого города, хотя в последнее время подключилось тоже много женщин из Эр-Рияда, Абхи, Медины и Дамана. Женщины всей страны хотят изменить к лучшему свою судьбу.

– Это сенсация! – радуется Юстиниан, как будто это касается ее землячек. – Так дальше продолжаться не может! У вас нет никаких прав!

– Как это?! – спрашивает Джамиля с издевкой. – У нас есть право на жизнь! Нас не топят, как котят, тут же при рождении, что, говорят, случается в Азии. У нас есть право выйти замуж и благодаря этому пополнить капитал семьи. У нас есть также право родить ежегодно по ребенку, поэтому в возрасте двадцати двух лет иногда мы уже являемся матерями пятерых или шестерых карапузов и выглядим как старушки. Никуда не годный вид. Никого не волнует, как такие частые роды влияют на здоровье! Наши драгоценные «низы», строго охраняемые в молодости семьями, после частых многочисленных родов выглядят как ворота, и кажется, что матка висит у такой заезженной бедняги буквально на волоске. У молодых матерей недержание мочи, они часто должны делать операцию подвязывания яичников, если не хотят их носить в сумке.

– Откуда ты все это знаешь? – спрашивает пораженная Анка.

– У меня три сестры, – поясняет Басма, так как Джамиля, нервничая, не может выдавить из себя ни слова. – Старшая после пяти родов умерла год назад, истекла кровью в провинциальной больнице. Ее матка, говорят, была величиной с таз, потому что ей не хватило времени сократиться после предыдущего ребенка, не говоря уже о восстановлении организма. Ее супруг с темпераментом жеребца оплодотворял ее раз за разом буквально после выхода из роддома. Мясник!

– А кто теперь заботится о детях?

– Ну, конечно, не он! Его бедная мать. Наверняка чертовски этому рада, но такова традиция: дети принадлежат семье отца, даже если он сам не хочет для них пальцем пошевелить. Парню на них наплевать, у него уже следующая жена, и он снова может быть производителем, а это для таких типов самое важное.

– Свинья! – произносят польки.

– Chmar [92]! – говорят арабки.

Девушки умолкают, погружаясь в размышления.

– Возвращаясь к теме… – Маха прерывает тишину. – Теперь мы организуем акцию, которая должна охватить всю страну.

Она сообщает вполголоса, но очень решительно.

– Верьте мне, что запланируем ее намного лучше, чем последнюю студенческую демонстрацию.

– Мамуль! Нельзя всего предвидеть, – прерывает ее дочка.

– Может, ты права. Но наученные горьким опытом, мы должны быть осторожнее.

– Что на этот раз? – спрашивает Марыся.

У нее душа не на месте. Она знает, что не может вырваться из группы активисток и должна участвовать в манифестациях, готовящих перемены в этой стране, но очень боится и охотнее всего спрятала бы голову в песок. «Я не могу быть такой трусихой! – говорит она себе мысленно. – Нельзя жить, постоянно избегая чего-то. Мне просто везет, я всегда нахожусь там, где что-то происходит».

– Что на этот раз? – повторяет она вопрос.

– Hello! – с треском открывается входная дверь, и в комнату, как буря, врывается Дорота с распущенными длинными светлыми волосами. – Простите за опоздание, но страшные пробки сегодня в городе.

– Я хотела бы, чтобы вы познакомились с моей мамой.

После последней сессии Марыся, разумеется, помирилась с Доротой, потому что мать и дочь не могут держать друг на друга обиду. Теперь она встает, забирает из рук вошедшей абаю и целует ее в обе вспотевшие щеки.

– Это Дорота, женщина, пережившая тяжелые испытания с арабским мужем. Плодом их связи является такая полностью арабская дочь, как я, – шутит она.

Девушки подходят, чтобы представиться.

– Не говори, Марыся!

Почти пятидесятилетняя женщина выглядит очаровательно и очень молодо. У нее светлая кожа. Полька улыбается и демонстрирует ямочки на щеках.

– Моя сестра похожа на маму, а брат от другого отца – это настоящий херувимчик с вьющимися светлыми волосами и голубыми глазками. Я родилась, переняв все черты ливийской семьи, – хозяйка настаивает на своем.