Неверная - Али Айаан Хирси
А когда дедушка, к тому времени уже пожилой человек, умер, мама совершила нечто невообразимое: она сказала мужу, что хочет развода.
Конечно, по мусульманским законам она не могла уйти от него. Это допускалось только в двух случаях – если муж импотент или оставил жену без средств к существованию. Все члены ее клана в Кувейте говорили, что ее решение смешно. Ахмед богат и, хотя мог позволить себе нескольких жен, все же приходит каждую ночь к ней. Чего ей еще нужно? Если она разведется, то будет никому не нужна, ведь она уже не девственница. К тому же, убеждали они, пойдут разговоры о том, что она теперь не baari.
Женщина baari – словно благочестивая рабыня. Она почитает семью мужа и кормит ее без единого вопроса или упрека. Никогда не жалуется и ничего не просит. Сильна в том, что делает, но всегда склоняет голову. Если муж свиреп с ней, если бьет и насилует, если решит привести в дом еще одну жену, она лишь опускает глаза и скрывает слезы. И работает упорно, безупречно. Она преданная, приветливая, хорошо обученная трудовая лошадка. Вот что значит быть baari.
Если вы сомалийская женщина, то должны постоянно напоминать себе о том, что Господь справедливый и всеведущий наградит вас после смерти. Пока же все, кто знает о вашем терпении и стойкости, будут хвалить ваших родителей за то, что они воспитали такую прекрасную дочь. Ваши братья преисполнятся благодарности за то, что вы храните честь семьи. Они станут хвалиться перед знакомыми вашим героическим смирением. И возможно, когда-нибудь семья вашего мужа оценит вашу покорность, а муж отнесется к вам как к человеческому существу.
Если, стараясь быть baari, вы испытываете скорбь, унижение, усталость или чувство, что вас бесконечно используют, – скройте это. Если вам хочется любви и комфорта – молча молите Аллаха о том, чтобы ваш муж стал терпимее. В молитве ваша сила. Матери кочевников должны стремиться передать дочерям это умение, названное baari.
Долгие годы мама была идеальна. О ее целомудрии ходили легенды, хозяйство она вела безупречно. Отчасти это было у нее в крови: Аша Артан находила утешение в четких правилах и абсолютной уверенности в том, что, если будет вести себя смиренно, попадет в рай. Хотя, наверное, она боялась ослушаться отца и навлечь на себя его проклятие. Отцовское проклятие – самое страшное, что может случиться, это прямая дорога в ад.
Но после его смерти Аша Артан восстала против мужа, обрушив на него все презрение, которое копила в себе долгие годы. Она перестала разговаривать с ним. В конце концов муж решил дать ей развод. Судья клана в Кувейте разрешил ей оставить при себе сына на семь лет. Когда Мухаммеду исполнится десять, он переедет к отцу, а пока маме позволили воспитывать малыша одной.
Когда мама была маленькой, Сомали еще не существовало. Хотя все кланы говорили на одном языке, пусть и на разных диалектах, в основном они жили и воспринимали себя обособленно. Территория нынешней Республики Сомали была тогда поделена на две части между британцами и итальянцами. В 1960 году колонизаторы покинули страну, оставив после себя совершенно новое, независимое государство. Так родилась единая нация.
В Сомали были демократия, президент, флаг, армия, даже собственная валюта: светло-коричневые банкноты с красивыми изображениями домашних животных и людей, работающих в полях, – ничего общего с тем, что мама видела в своей жизни. Те, кто привык жить в деревнях, стали стекаться в столицу нового государства, которую колонизаторы назвали Могадишо. Им кружила голову идея создания единой нации, великой и могущественной. Столько прекрасных надежд затем обратилось в прах, сколько было распрей между кланами, коррупции и жестокости, захлестнувших Сомали, да и почти всю Африку. Но мама не знала, что ждало ее в будущем. Как и многие другие, она собрала пожитки: все, что муж подарил на свадьбу, – и вместе с сыном вернулась в Сомали, в Могадишо, где она никогда раньше не была.
Всю оставшуюся жизнь бабушка бранила маму за это решение. Могадишо стоял не на землях Дарод. И даже не на землях Исак. Он находился в глубине земель Хавийе – клана, к которому моя мать не принадлежала. Бабушка всегда говорила, что это, наверное, бывший муж проклял маму, вот почему она совершила такой безрассудный поступок. Или джинн вырвался на свободу от того, что мама открыто пренебрегла браком, устроенным ее отцом. Бабушка ненавидела дома из бетона, узкие улицы Могадишо, ей не хватало открытого пространства, горизонта – и чувства, что ее семья в безопасности, как это было на севере, в землях Дарод. Но мама вновь порвала с традициями предков. И вновь последовала за сводной сестрой Кхадиджей Артан, которая поселилась в Могадишо вместе с мужем.
Кхадиджа была яркой женщиной, такой же высокой и стройной, как моя мать, с аккуратными, чуть заостренными чертами лица, соколиным взором и властными манерами. Ее голос был сильным, а жесты изящными. Бабушка терпеть ее не могла. Кхадиджа была уверенной в себе, носила длинные платья европейского покроя, которые доходили до щиколоток и сидели по фигуре. Иногда на ней можно было увидеть традиционный деревенский goh или городской наряд dirha, но не из простого хлопка, а из самых изысканных тканей – шелка или шифона. И драпировала она их так, что другие женщины рядом с ней казались неуклюжими. Кхадиджа зачесывала волосы наверх и убирала под тюрбан. Она придерживалась современных взглядов, ратовала за независимость, увлекалась политикой и участвовала в ночных уличных дискуссиях.
Кхадиджа была замужем (и ее брак был удачным), но она не могла иметь детей. Горькая участь. Злые языки болтали, что это из-за того, что она ведьма. Бабушка бормотала, что это проклятие за непокорность и своенравие. Но если проклятие и существовало, Кхадидже удавалось его не замечать.
Она посоветовала маме купить участок земли напротив компании, занимавшейся грузоперевозками, которой владел старший сын ее мужа от предыдущей жены. Это было неподалеку, в новом районе, и теперь, когда Могадишо стал столицей, люди из клана Дарод стали потихоньку перебираться туда. В Ходене было заметно чище, чем в центре города, где элегантные старинные итальянские здания стояли на грязных людных улицах. Дороги в новом районе были немощеными, не во всех домах было электричество – у нас оно так и не появилось. Но мама купила участок. Она переехала к Кхадидже и стала планировать, как построит собственный дом.
Строительство продвигалось скачками, по мере появления материалов. В доме было всего две большие комнаты со стенами из шлакобетонных блоков и цементным полом. Площадку перед главным входом тоже зацементировали, а все остальное было покрыто песком. Дом строили очень долго. Когда он наконец был готов, его выкрасили в белый цвет. Только двери и ставни сделали зелеными – мама считала, что приличная мусульманская дверь должна быть именно такой. Кухню с жаровней обустроили на улице, под навесом, рядом с высоким деревом талал, в тени которого можно было постелить циновку в жаркий полдень.
Кхадиджа вечно была занята: распоряжалась судьбами других людей и устраивала свадьбы. А мама была совсем юной и не знала, что делать: работать ей не подобало. Тогда Кхадиджа предложила Аше чаще оставлять маленького Мухаммеда с ней и выбираться куда-нибудь, например записаться на курсы чтения и письма. Молодой человек по имени Хирси Маган, недавно вернувшийся из американского университета, преподавал простым людям в Могадишо основы грамотности.
Этот молодой человек и стал моим отцом. В детстве он был для меня кем-то вроде героя сказок, лишь чуть-чуть реальнее, чем бабушкины ведьмы и оборотни. Старшая сестра отца, тетя Хаво Маган, приходила к нам в гости и рассказывала истории о нем, о его детстве и юности в северной пустыне. Их отец, Маган, был легендарным воином. Его имя означало «Защитник» – или, точнее, «Защитник тех, кого завоевал». Маган был из субклана Осман Махамуд, ветви клана Дарод, которая всегда отстаивала право завоевывать народы и править ими. Маган сражался на стороне короля Бокора, правителя земель Мачертен. Позднее, около 1890 года, он заключил союз с соперником Бокора, Кенаидиидом, который был младше и сильнее жаждал военных побед и власти. (Бокор, Маган и Кенаидиид были двоюродными братьями.)
