Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт

– Пожалуйста, пройдите в мой кабинет, – сказал бригадир. – Вообще-то здесь у нас нет семейных пар и отдельных лиц такого возраста. И девушки с такой внешностью здесь тоже нет.

Раздался звук закрывающейся двери. Сердце Кионы бешено колотилось. Это, конечно же, приходили полицейские, и она уже мысленно представила себе, как ее принудительно отвозят обратно в Роберваль. У нее мелькнула мысль, что ей, возможно, следует удрать отсюда через окно, но она решила этого не делать.

«Пока они находятся в кабинете бригадира, мне следует выйти отсюда не спеша и с невинным видом, иначе секретарша потом расскажет, что здесь находился какой-то паренек и что появление полиции его напугало. А еще мне необходимо поставить в известность Делсена. Если папа дал полицейским фотографию, на которой я хорошо причесана и красиво одета, никто меня не узнает».

Она улыбнулась и засунула руки в карманы своей спецовки.

– Мадам, я иду за деньгами, – сказала она по-французски. – Извините, мне просто приспичило.

– Ты вполне можешь позвонить из близлежащей деревни! Там есть телефонная кабинка на почте.

Киона, почувствовав облегчение, вышла и отправилась на поиски Делсена. Она нашла его сидящим на пне. Его кирка валялась рядом с ним на земле. Он курил сигарету, а между его ступнями на земле стояла бутылка пива.

– Ты здесь один? – спросила Киона.

– Мой напарник скоро придет. Он пошел за инструментом. А тебе что здесь нужно?

– Сюда нагрянула полиция! Нам нужно спрятаться. Ненадолго, потому что полицейские скоро уедут. Меня разыскивают, Делсен. Они показали мою фотографию бригадиру. Также назвали твое имя, они знают, что ты индеец.

– Мне следовало бы предвидеть, что ты доставишь мне неприятности! – пробурчал Делсен, а затем разразился серией ругательств. – Но меня они не найдут, потому что я записался здесь под другим именем: Том Митчел.

– Но в твоих документах, удостоверяющих личность, написано твое настоящее имя, разве не так?

– У меня нет с собой документов, удостоверяющих личность. Только агент по найму, работающий в резервации, может сказать, кто я такой, – и никто больше.

– И все же давай укроемся в лесу, прошу тебя!

Киона почувствовала себя необычайно слабой. Ей показалось, что она уже не может использовать свой разум и свой природный дар. Ее сознание было захвачено одной одержимостью – не расставаться с Делсеном.

– Нет! – отрезал он. – Ты уж лучше пойди к этим полицейским и вернись к своему папочке в его красивый дом. Ты ведь все равно меня не любишь.

– Нет, я тебя люблю, я в этом уверена!

– Я поверил в это, потому что ты поехала со мной, дала мне денег и позволяла себя обнимать и целовать. Но этого мне недостаточно. Ты еще всего лишь девчонка!

– Делсен, ты пообещал мне быть терпеливым. Мы с тобой находимся вместе всего лишь пять дней. Я не готова. Если бы ты меня любил, ты бы меня понял!..

– Я тебя не люблю, я вообще никого не люблю! – проревел Делсен. – Впрочем, тебя я мог бы и полюбить. Прошлой зимой, когда я пришел на берег Перибонки, я был рад снова увидеть тебя там – ласковую, нежную. После этого часто думал о тебе. Но здесь ты меня разочаровала. Ты за кого меня принимаешь? Ты спишь рядом со мной, ты купаешься голой, и я при этом не должен к тебе прикасаться. Оставь меня в покое, уезжай, а иначе…

Делсен, сжав челюсти, посмотрел на Киону своим суровым, мрачным взглядом. Кионе показалось, что она слышит, как ее бабушка Одина твердит: «Делсен, дитя демонов, Делсен с черной душой…»

– Ты меня пугаешь! – прошептала Киона, начиная пятиться.

– И ты меня пугаешь – пугаешь своими желтыми глазами и рассказами о своих видениях, – сказал в ответ Делсен.

Чувствуя обиду, Киона внимательно посмотрела на того, кого она мысленно называла своим возлюбленным. Даже в таком виде – разъяренный, в грязной и рваной одежде, с растрепанными волосами – он был настолько красивым, что его красота почти гипнотизировала. Она вспомнила, как когда-то увидела его во дворе школы-интерната для детей индейцев – гордого, надменного, готового вынести какие угодно наказания ради того, чтобы не опускать головы и продемонстрировать свое мужество. В ту пору он казался ей жертвой, символом страданий их народа, постепенно истребляемого на протяжении вот уже нескольких столетий.

«Он кипит от ненависти, и этот яд отравил его тело и душу, – мысленно сказала она самой себе. – Я могу его спасти, я должна его спасти». А ведь за миг перед тем она была готова бежать сдаваться в полицию. Она уже представляла свое возвращение в Роберваль, где ее встретят с распростертыми объятиями ее дорогая Мин и отец. Ее ждут там радостный смех детей, тявканье Фокси, улыбки Мадлен, задушевные разговоры с Лоранс.

– Сегодня вечером, Делсен, сегодня вечером я сделаю то, что ты хочешь, – объявила она, нервно дрожа, – даже если ты меня и не любишь, я хочу остаться с тобой.

Делсен тут же изменил свое поведение: он одним прыжком оказался возле Кионы, обнял и нарочито страстно поцеловал ее.

– Ну что ж, буду с нетерпением ждать вечера, – прошептал он ей на ухо. – Не переживай, я просто разозлился, но вообще-то я тебя люблю, Киона, да, я тебя люблю. Ты такая красивая! Вот увидишь, мы с тобой будем очень счастливы.

Прижавшись лицом к плечу Делсена, Киона ничего не ответила. Делсен был одет лишь в облегающую кофту без рукавов, и Киона чувствовала под своей щекой его теплую шелковистую кожу. И вдруг она прикоснулась к этой крепкой мускулистой плоти своими губами – как будто в знак полного подчинения.

Провинция Онтарио, тот же день, двумя часами позже

Киона укрылась за большой палаткой, в которой находилась столовая. Закрыв глаза и сжав кулаки, она сконцентрировалась, пытаясь вызвать у себя видение. «Полицейские… они ушли? – спрашивала он сама себя. – Мне нужно это знать!»

Минут через десять в палатку должен был хлынуть поток проголодавшихся людей, а потому Кионе следовало срочно вернуться на рабочее место. Как она ни пыталась активизировать свой природный дар, перед ее мысленным взором не появлялось нужного ей видения.

«Они, должно быть, допросили Ли Мэй и Чена, показали мою фотографию, и те, возможно, сказали им, что я нахожусь здесь. Ну что ж, в таком случае меня отвезут домой насильно. Значит, меня не будет здесь сегодня вечером и мне не придется делать это…» Обещание, данное Делсену, вызывало у нее страх. Она уже собиралась поспешно обогнуть палатку, чтобы оказаться с другой стороны, но тут вдруг появилась китаянка. Выражение ее лица было разгневанным, и она жестом велела Кионе подойти к ней. Киона подошла, чувствуя, как от волнения у нее перехватывает дыхание.

– Ты, я вижу, прячешься, – прошептала Ли Мэй. – Я недовольна. Приходили полицейские, они задавали нам вопросы. Я ничего не рассказала, Чен тоже ничего не рассказал. Но я обо всем догадывалась. Это парень тебе не муж. Ты просто удрала из дому. Ты обманщица, бесчестная девушка. Как только я найду кого-нибудь серьезного, я от тебя избавлюсь.

– Я сожалею, мадам. А еще я благодарю вас. Да, я вас благодарю.

– Оставь свою благодарность при себе, – сердито пробурчала Ли Мэй, отчаянно пытаясь разговаривать на правильном французском. – Мне не нравится доносить на кого-то в полицию. Но мне следовало бы это сделать.

– Почему же тогда вы этого не сделали? – поинтересовалась Киона.

– Соломенный домик, в котором смеются, лучше дворца, в котором плачут, – сказала в ответ Ли Мэй. – Это есть такая пословица на моей родине. Если ты считаешь, что будешь счастлива с этим парнем, мне не нужно вмешиваться. Я подумала, что тебе было плохо у тебя дома, раз уж ты оттуда сбежала. А теперь иди работай. Опасность миновала.

– Иду, мадам. А вообще-то я у себя дома была счастлива. Проблема заключается лишь в том, что я люблю Делсена. Я люблю его уже давно, не первый год.

– Хороший меч из плохого железа не выкуешь, – ответила китаянка. – Это еще одна пословица! Подумай о том, что я хотела ею тебе сказать.