Номер 11 - Коу Джонатан

Снимков было выложено около тридцати. На всех студенты на разной стадии пьяного веселья, но никому, подумала Лора, по-настоящему весело не было. Неестественно широко растянутые губы изображали улыбки, бледная лоснящаяся кожа и красные от вспышек глаза делали этих молодых людей похожими на пришельцев с другой планеты, что каким-то образом сумели колонизировать человеческие тела и обучиться внешнему проявлению эмоций, тогда как глубоко под кожей, там, где сердце, зияла холодная механическая пустота. Что касается Рэйчел, Лора увидела то же, что подметила еще в пабе: ее двойственное отношение к компании и стремление держаться на обочине. На всех снимках Рэйчел смотрела куда угодно, но только не в камеру, и казалось, что она разом всматривается вдаль и заглядывает в себя. Фотографии были скомпонованы по хронологии, на самых первых на заднем плане мелькало плечо Дэнни и даже раз или два левая рука Лоры. Но после ухода Лоры и Дэнни попойка продолжалась еще долго, и последние снимки были сделаны на улице, когда паб закрылся. Среди них был один крайне неприятный, если не сказать порнографический, — девушка (с тегом «Ребекка»), стоя на тротуаре, согнулась пополам; очевидно, ее стошнило. А Лору покоробило: момент, такой личный и постыдный, нельзя было снимать и уж тем более выкладывать в интернете, чтобы это увидели все друзья прыщавого парнишки (и друзья друзей, и, если уж на то пошло, — любой, кто проявит любопытство). У девушки спрашивали разрешения на съемку? Вряд ли. Она знала, что фотографии выставят на всеобщее обозрение? В этом Лора тоже усомнилась.

Она захлопнула ноутбук, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и легонько потерла веки. От работы за компьютером у нее побаливали глаза, причем резь возникала уже минут через десять. Одно из неизбежных условий существования в 2012 году.

Рэйчел она не видела до конца недели, но в пятницу, как обычно, та пришла на индивидуальную консультацию. День клонился к вечеру, за окном уже темнело. Некогда это было любимое время суток Лоры — час, когда сгущаются сумерки и по всему колледжу зажигаются огни, а на плиты внутреннего двора ложится фиолетовая решетчатая тень от бесчисленных оконных переплетов, за которыми желтовато светятся одинаковые настольные лампы. Но с недавних пор — а если не ходить вокруг да около, то со смерти мужа — ощущения Лоры изменились и она стала бояться этого часа, особенно по пятницам с перспективой долгих выходных за городом в обществе лишь пятилетнего сына. От этой тягостной мысли нелегко было отделаться, хотя Лора честно старалась сосредоточиться на теме, выбранной Рэйчел для эссе о Мильтоне, до сих пор, кстати, не написанном.

— Я совершенно точно закончу эссе к понедельнику, — говорила Рэйчел, наматывая на палец светлую прядь и рассеянно оглядывая книжные полки Лоры.

— Правда? Это было бы замечательно. Но не торопитесь. Я серьезно. Конечно, не хотелось бы создавать прецедент в наших с вами занятиях, но я привыкла к тому, что студенты сдают работы много позже назначенного срока.

— Обязательно закончу, — сказала Рэйчел. — В выходные отвлекаться в общем не на что. К тому же все мои друзья разъезжаются по домам.

Еще одно новшество в университетской жизни, про себя отметила Лора: в ее годы студенты были только рады пожить самостоятельно от каникул до каникул, нынешние же на каждые выходные отправляются к родителям, где их обстирывают и кормят домашней едой. Но не Рэйчел, как выяснилось.

— Вам, наверное, будет немного одиноко, — сказала Лора.

— Да, но… мама не хочет, чтобы я болталась у нее под ногами. Она теперь работает по семь дней в неделю.

— Чем она занимается?

— Она адвокат.

— Ага! Значит, вот где вы взяли сюжет для рассказа.

— Вы прочли его? — Глаза Рэйчел вспыхнули от удовольствия.

— Да. И мне понравилось. Когда читаешь что-нибудь, приятно сознавать, что автор… словом, автор знает, о чем говорит.

— У мамы много клиентов-«свистунов». На самом деле только ими она сейчас и занимается. Это бурно развивающаяся отрасль в юриспруденции.

— «Тебя пустят в расход, лишь посмей взбрыкнуть», — припомнила Лора строчку из песни, вызывавшей столь неординарный интерес у Рэйчел. — Надо полагать, ваша мама такого навидалась.

Рэйчел цитату узнала не сразу, поскольку не ожидала услышать ее из уст Лоры.

— Ах да, «Холм Хэрроудаун»… Мое личное маленькое наваждение.

— Что ж, к наваждениям мы все склонны, — улыбнулась Лора одними губами, глаза оставались строгими. — Вы там бывали?

— Нет. Вроде бы это недалеко от Оксфорда?

— Совсем рядом. А оттуда, где я живу, еще ближе. Мы с мужем купили дом в тех местах за несколько лет до его смерти. Нам обоим нравилась мысль жить за городом, в деревне. Думали, так будет лучше для нашего сына, пока он еще маленький.

— Я не знала, что ваш муж…

— В прошлом году.

— Мне очень жаль. И отчего?..

— Рак? Инфаркт? Нет. Несчастный случай. Тупо несчастный случай. Или, по крайней мере… — Лора не закончила фразу. — На вещи всегда можно смотреть по-разному, все зависит от угла зрения, верно?

В наступившей паузе Лора приняла стремительное, импульсивное решение и, не успев обдумать, правильно ли она поступает, сформулировала его вслух. Почему бы Рэйчел, если ей особо нечем заняться в выходные, не приехать к Лоре завтра в ее загородный дом? Она могла бы сесть на поезд до Дидкота, а Кейша встретит ее на станции. И после обеда они бы вместе прогулялись на холм Хэрроудаун.

Рэйчел колебалась, и Лора забеспокоилась, не прозвучало ли ее предложение слишком официально.

— Там вправду хорошо, — принялась уговаривать она и добавила уже настойчиво: — Если захотите, останетесь переночевать. У нас есть свободная спальня, ею давно не пользовались.

Позднее тем же вечером Рэйчел, поразмыслив, поняла, что приняла приглашение скорее из вежливости, нежели по каким-либо иным причинам.

Деревня Малый Калвертон расположена в нескольких милях к востоку от Дидкота. Происхождение названия загадочно, ибо ни Среднего, ни Большого, ни даже Великого Калвертона не существует и, судя по письменным свидетельствам, не существовало никогда. Это классическая английская деревня, красивая, каких в Котсвольде хватает, и где цены на недвижимость (в общем и целом) по-прежнему не рвутся вверх благодаря близости электростанции Дидкота, чьи массивные трубы вздымаются менее чем в пяти милях от деревни. Если примириться с этим обстоятельством, вас ждет выгодная сделка, и обычно выставленные на продажу дома в Малом Калвертоне находят покупателя недели за две.

— Здесь очень мило, — сообщила Кейша, пока они с Рэйчел ехали по однополосной дороге между зелеными изгородями.

Рэйчел не ответила, но с энтузиазмом кивнула. Она не совсем поняла, что именно имеет в виду Кейша — окрестную природу или Англию в целом, — и опасалась, что ошибочный ответ будет воспринят как проявление высокомерия.

— Наверное, не похоже на Малайзию, — сказала Рэйчел. Эта фраза могла относиться и к природе, и к стране.

— Не похоже. Но мне нравится здесь. Все мне по вкусу. Я очень счастлива здесь. Очень счастлива в Британии. Очень счастлива работать у Лоры. Она — милая дама. Она вас учит, да?

— Точно.

— Давно?

— Пока лишь полгода. Но она хорошая. И учит хорошо.

— Очень милый человек. Добрая, щедрая. Но печальная, да?

— Из-за мужа?

— Из-за Роджера, да.

— Вы его знали?

— Нет. Никогда не видела. Я пришла к ним после его смерти.

Когда они въехали в деревню, февральское солнце ненадолго пробилось сквозь тучи. Слева высилась конусообразная зеленая изгородь. Впереди показалась треугольная лужайка, в остром ее углу стоял памятник павшим на войне и два широких горшка с первоцветами по бокам. Дорога обогнула лужайку, и ярдов через пятьдесят Кейша резко свернула вправо на короткую, с кое-где вдавленным в землю гравием подъездную дорожку, закончившуюся у коттеджа, крытого соломой. Выглядел коттедж как на картинке, а его маслянисто-желтые стены из котсвольдского камня были задрапированы свисающими ветвями вистерии. Стоило выключить двигатель, и на Рэйчел опустилась тишина, поразительная, абсолютная.