Жажда. Книга сестер - Нотомб Амели

– Они считают, что он волшебный?

– Да.

Младшая подняла на нее удрученный взгляд, словно оценивая скудоумие родителей. Тристана рассмеялась и сказала:

– Оставь им их иллюзии.

– Что такое иллюзии?

– Когда люди верят во что‑то хорошее, но это неправда.

– Зачем?

– Потому что приятно.

– Мне не нравится.

– Ты права. Но некоторым это необходимо.

Вернувшись домой, Нора снова включала громкость. Хотя никогда не усаживалась перед телевизором до ужина. Однажды Летиция спросила, зачем ей нужен звук телевизора.

– Это как бы живое присутствие.

– Что такое присутствие?

– Ну, как будто рядом с тобой кто‑то есть.

– Рядом с тобой кто‑то есть.

– Да, верно. Не могу объяснить. Бабушка то же самое говорит.

Тристана считала, что тетя Бобетт ведет себя более осмысленно. У нее телевизор включен постоянно, потому что она его все время смотрит. Она знает все программы и всех ведущих. Со своим самым любимым ведущим она переписывается.

Тристана предложила Норе подарить тете Бобетт на Рождество икону святой Клары.

– Ты что, в религию ударилась?

– Я узнала, что святая Клара – покровительница телевидения, – ответила Тристана.

– А ее мученичество состояло в том, чтобы смотреть дебильные передачи, пока не окочурится?

Никто не понимал, с чего эта святая выбрала столь странный объект для покровительства. Но как бы то ни было, Бобетт получила в подарок икону святой Клары, которая с тех пор красовалась у нее около телевизора среди фотографий любимого ведущего с его автографами.

Когда Летиция пошла в подготовительный класс, она обнаружила, что молва бежит впереди нее.

– Ты же сестра Тристаны! – говорили ей, словно она принадлежала к королевской династии.

Это была палка о двух концах. Но у нее хватило ума отнестись к своему положению правильно. Она не огорчалась, что никого не удивляют ее многочисленные достижения. Да, она умела читать и писать с двух лет и не считала, что тут есть какая‑то особая ее заслуга. Для гордости ей требовались более высокие свершения.

Когда она видела детей, которые никак не могли научиться читать, она не испытывала чувства превосходства. Она понимала, что эти бедолаги просто не имеют счастья быть братьями или сестрами Тристаны.

Кроме того, у Летиции имелись таланты, отсутствовавшие у ее сестры: она блистала в гимнастике и в музыке. В один прекрасный день она попросила записать ее на курсы гитары. Тристана изумилась:

– Почему гитары? Почему не фортепиано?

– Хочу стать рок-певицей.

Старшую восхитили эти речи в устах шестилетней девочки.

Летиция искрилась жизнью. Она могла быть озорной, могла быть непочтительной. В таких случаях учительница произносила сакраментальную фразу, но уже с другой интонацией:

– Ты же сестра Тристаны! – как бы говоря, что ей надлежало перенять хорошее поведение старшей сестры.

Старшая в свои одиннадцать посмеивалась. И еще ей было слегка неловко: она досадовала на себя за хорошее поведение. Она не считала это своим выбором. Она мечтала быть способной на дерзость и восхищалась сестрой за ее подвиги.

Подсознательно это всякий раз напоминало ей убийственный материнский вердикт: “тусклая маленькая девочка”. То, что другие именовали хорошим поведением, на самом деле было ее ахиллесовой пятой. Увы, как перестать быть тусклой, если такова твоя натура? “Нет, по натуре я вовсе не такая, – думала она. – Просто я росла в одиночестве”.

– Мама и папа меньше заботятся о нас, чем другие родители, – сказала как‑то Летиция.

– Они работают.

– Многие родители работают. Это не мешает им заботиться о своих детях.

– Ты бы хотела, чтобы наши родители больше нами занимались?

– Не знаю. Мне бы хотелось, чтобы наши мама и папа были нормальными.

Это рассмешило Тристану.

– Если бы они больше занимались нами, мы бы с тобой реже бывали вдвоем.

Летиция задумалась:

– Как ты думаешь, они нас любят?

– Конечно, – ответила Тристана.

– Ты думаешь, они нас достаточно сильно любят?

– Что значит “любить достаточно сильно”?

Младшая посмотрела на нее сердито. Она поняла, что, отрицая проблему, сестра лицемерит. Тристана глубоко вздохнула, прежде чем ответить:

– Понимаешь, Летиция, наши родители не совсем такие, как все. Они любят друг друга.

– Любят кого?

– Самих себя. Они влюблены друг в друга.

– Ну да, они муж и жена.

– Нет, все сложнее. Посмотри на других женатых людей. Очень скоро они перестают быть такими уж влюбленными. Они вместе живут, вот и все. А наши родители влюблены, как молодожены.

Летиция обдумала эту информацию, потом сказала:

– А родители моей подруги Полин разводятся.

– Да. Так бывает. Полин тяжело. Она бы предпочла иметь таких родителей, как наши.

Это умозаключение показалось Летиции приемлемым, и она подвела итог:

– Другие сестры не любят друг друга так, как мы. Другие родители не любят друг друга так, как наши.

– Очень правильный взгляд на ситуацию.

– Я хочу жениться на тебе.

– Хорошо. Давай тайком поженимся.

– Почему тайком?

– Это запрещено. Нельзя вступать в брак с сестрой или братом. От таких браков рождаются чудовища.

– Мы не будем заводить детей.

– Конечно.

Тристана организовала тайную брачную церемонию. Сделала из картона цилиндр для Летиции, раздобыла два пластмассовых кольца и нацепила себе на голову белую тюлевую занавеску. Раздвоившись в роли чревовещательницы, она изображала одновременно и священника, и невесту.

Летиции венчание понравилось. Она не задумывалась о распределении ролей – само собой разумеющемся. Тристану эту заинтересовало. Летиция была прелестной маленькой девочкой, с мальчиком не спутаешь. Почему ей досталась роль жениха? Летиция ярче самоутверждалась, не страдала от комплексов, шла напрямик.

Однажды, когда они играли в шахматы, произошла ужасная вещь.

Тристана, как всегда, выигрывала. И вдруг Летиция издала злобный крик. Она смахнула фигуры на пол и убежала к себе в комнату. Тристана бросилась за ней, спрашивая, что случилось.

– Не хочу играть с тобой!

– Это же просто игра.

– Я с тобой развожусь.

Тристана заставила себя рассмеяться, но ее это задело. Она слишком уважала сестру, чтобы поддаваться ей в шахматах: она знала, что со временем та станет действительно сильнее ее. Играть в полную силу казалось ей правильным способом развить интеллект Летиции. Ей и в голову не приходило, что это может ранить самолюбие сестры.

Они редко ссорились. Недовольство обычно проявляла младшая, потом смягчалась. Тристана страдала от этих недолгих конфликтов. Она знала, что инициатива примирения должна исходить от Летиции, и терпеливо ждала. Но все равно каждый раз на сердце у нее оставался шрам.

В случае с шахматами Летиция дулась до следующего утра. Это был рекорд. Впервые она вынудила сестру спать с таким грузом на душе, иначе говоря, не спать вовсе.

Тристана провела жуткую ночь, тем более что она слышала, как Летиция сладко спит. Она на чем свет стоит ругала себя: “Пять лет – огромная разница. Я не отдавала себе отчета. Летиция почувствовала себя униженной. А если она разлюбит меня навсегда? Лучше смерть”.

Ночные страдания в тысячу раз тяжелее дневных. Одиннадцатилетней Тристане казалось, что она пересекла целый океан страдания. Наутро она была настолько измучена, что у нее ломило все тело.

Летиция проснулась свежая как роза.

– Ты все еще разводишься?

– Нет, ты что, какая глупая!

Она прыгнула к Тристане в кровать и обняла ее. Та хотела попросить сестру никогда больше не вести себя настолько жестоко, поделиться своими ночными переживаниями, но радость нахлынула так бурно, что она передумала. Однако она осознала, что у нее есть слабое место, которое делает ее уязвимой в подобных ситуациях. Но разве Летиция может понять? Куда там! Ей же всего шесть лет. И Тристана предалась душой и телом несказанному счастью прижимать к себе сестру.