Сестры из Сен-Круа - Костелоу Дайни
— А вы хоть знаете, что такое Эшгроув, дражайший? — спокойно продолжала Сесили, словно он и рта не открывал. — Нет, конечно, не знаете. Не имеете ни малейшего понятия.
— Ну, в общем… э-э-э… — протянул Брэдли. Он и правда понятия не имел.
Сесили вновь его перебила:
— Это мемориал. Вот что это такое.
До сих пор на собрании то и дело слышалась какая-то возня и бормотание, даже когда выступали данные ораторы, зато теперь стало так тихо, что буквально упавшую на пол булавку было бы слышно, и все взгляды были прикованы к Сесили.
— Эшгроув был посажен восемьдесят лет назад, в 1921 году, — сказала Сесили, — в память о жителях нашей деревни, погибших за своего короля и страну во время Первой мировой войны. О наших мальчиках, которые не вернулись домой. Каждое дерево посажено в память погибшего, и один из них — мой брат Уилл. — Говоря, Сесили не сводила глаз с Майка Брэдли. — В будущем году, в июне, мне исполнится девяносто три. Моему брату Уиллу Стронгу было всего семнадцать, когда он ушел на фронт, и погиб он, так и не дожив до восемнадцати: его разорвало на куски снарядом. Все, что осталось от него, — вот это самое дерево, посаженное в его память. Все, что осталось от него и от других мальчиков, которые ушли на фронт. Если единственный способ проложить дорогу — срубить эти деревья, уничтожить памятник этим мальчикам, то вот что я вам скажу, мистер Брэдли, или как вас там, — она обратила к трибуне негодующий взгляд, — только через мой труп!
Весь вечер у Майка Брэдли хлопот был полон рот: он хотел продать деревне Чарлтон Амброуз план застройки участка, а хлопотным это дело оказалось потому, что деревня разделилась на два лагеря: план обновления старой застройки вызвал споры. Как только Сесили Стронг договорила, глухой ропот, слышавшийся на собрании весь вечер, наконец разразился грозой. После секундного молчания, которым были встречены слова Сесили, все заговорили одновременно. Словно не замечая вызванного ею шума, старушка с великолепным достоинством взялась за свои ходунки, медленно прошагала через холл и вышла в ночь.
Майк Брэдли тут же вскочил на ноги и одним лишь психологическим воздействием сильной натуры подавил шум в зале.
— Дамы и господа, — воскликнул он, — дамы и господа, могу вас заверить, что память павших на войне осквернена не будет. Моя компания, разумеется, установит в их честь каменный мемориал — настоящий, на века, памятник их мужеству и самопожертвованию.
— У них и так есть памятник на века, — гневно выкрикнул кто-то, — пока вы его еще не срубили!
Снова раздался шум: люди выкрикивали с мест, стараясь донести до остальных свое мнение по поводу застройки. Майк Брэдли снова сел, весь красный от гнева: он был в ярости из-за того, что угодил в такую западню. Почему ему никто не рассказал об этих мемориальных деревьях? Кто-то из его подчиненных не выполнил своих обязанностей, и, кто бы это ни был, не сносить ему головы! Майк Брэдли не любил попадать в ситуации, не подвластные его контролю.
Проезд к строительной площадке через деревенскую площадь был критически важен для всего проекта — без этого Майк никогда бы не взялся перестраивать этот обветшалый деревенский клуб, что составляло важную часть сделки. Брэдли обвел гневным взглядом присутствующих, но в суматохе о нем уже все забыли.
Поле Шарп, председателю приходского совета, стало совершенно ясно, что дальнейшие обсуждения в этот вечер уже ни к чему не приведут, и она вновь стукнула молотком, пытаясь призвать публику к порядку.
— Дамы и господа, мисс Стронг подняла вопрос, затрагивающий интересы нескольких семей в деревне, и, разумеется, его следует обсудить на каком-то из следующих заседаний. Я благодарю мистера Брэдли за его предложение заменить мемориальные деревья новым памятником, но сегодня мы уже, очевидно, ни к чему не придем, поэтому объявляю собрание закрытым.
Рэйчел Эллиот, корреспондент местной газеты «Белкастер кроникл», прибыла сюда по заданию редактора, чтобы написать заметку о собрании. В краткой записке, которую Дрю оставил ей, было сказано просто: «Открытое заседание, деревенский клуб Чарлтон Амброуз, 7:30. Проект застройки». Прибыв на место, Рэйчел обнаружила, что маленький клуб напряженно гудит в ожидании чего-то, и ощутила легкую дрожь предчувствия: кажется, на этом собрании она узнает нечто более интересное, чем рассчитывала.
За вечер разногласия в деревне по поводу предложенного «Плана реновации Чарлтон Амброуз» вылились в окончательный раскол на два противоборствующих лагеря, и, вопреки одиноким голосам разума, страсти накалялись все сильнее.
С Майком Брэдли Рэйчел до сих пор не встречалась, однако слава расчетливого дельца бежала впереди него, и теперь журналистка с интересом наблюдала за ним с того момента, как он поднялся с места. Это был представительный мужчина лет сорока, с начинающими редеть волосами песочного цвета, с нездоровым румянцем на лице. В его светло-карих, пронзительно острых глазах чувствовалась скрытая безжалостность, которой, как догадывалась Рэйчел, он и был обязан своим нынешним положением. Рэйчел почувствовала, как эти глаза на мгновение остановились на ней, вычисляя, зачем она здесь. С ручкой наготове она ждала, когда он заговорит.
Уверенным и, как показалось Рэйчел, довольно снисходительным тоном Майк Брэдли изложил свои планы по застройке участка, выкупленного им у приходского совета. Он без запинки отвечал на вопросы о количестве молодежных домов, о размерах другого, элитного жилья и предполагаемого нового деревенского клуба. Набрасывая заметки по ходу его речи, Рэйчел не могла не отдать ему должного: это было весьма профессиональное выступление человека, знающего, чего он хочет, и решительно настроенного добиться желаемого. Он сохранял спокойствие и невозмутимость перед лицом довольно враждебной группы антизастройщиков, и лишь после того, как Сесили Стронг метнула свою бомбу, Рэйчел заметила, что он утратил самообладание. Эти красные пятна, ползущие по шее за воротник, этот гневный блеск в глазах наверняка заставили бы всех его подчиненных в офисе испуганно пригнуть головы. Для Рэйчел все это не прошло незамеченным. Она с интересом наблюдала, как Майк Брэдли, всеми забытый среди взволнованно гудящей публики, сует свои бумаги в портфель и готовится выскользнуть за дверь. Ясно было, что сейчас ему хочется только одного: убраться из этого неприветливого клуба и выяснить, кто же его так подставил.
Рэйчел перехватила его, когда он сошел с трибуны. Увидев, что она преградила ему путь, он сердито нахмурился, но она была не новичком в своем деле, и грозной миной ее было не запугать.
— Мистер Брэдли, — улыбнулась она ему. — Я Рэйчел Эллиот из «Белкастер кроникл», и я хотела узнать, нельзя ли задать вам несколько вопросов…
Он выдавил из себя некое подобие улыбки:
— Конечно, мисс Эллиот, в любое время. Просто позвоните моей секретарше. — Он сунул руку во внутренний карман, вытащил оттуда визитную карточку и протянул Рэйчел. — Буду рад встретиться с вами. А теперь прошу меня извинить.
Он не то чтобы оттолкнул ее, но, как она позже рассказывала Дрю Скотту, своему редактору, «попер мимо меня к двери, как танк».
Рэйчел сунула карточку в карман и перевела взгляд на трибуну, где Пола Шарп все еще увлеченно беседовала с Дэвидом Эндрюсом, инженером по планированию. Рэйчел знала, где найти обоих, если понадобится, а потому повернулась к залу: ей хотелось поговорить с кем-нибудь из жителей Чарлтон Амброуз. Зал уже начинал пустеть, однако Рэйчел заметила одного из самых громогласных представителей лобби антизастройщиков, представившегося на собрании Питером Дэвисом. Он все еще беседовал о чем-то с высоким мужчиной лет тридцати с небольшим, и Рэйчел подошла к нему.
— Прошу прощения. Мистер Дэвис?
Питер Дэвис поднял глаза и хрипло отозвался:
— Да. А вы кто такая?
Это был невысокий, плотный мужчина лет пятидесяти, на вид старше своих лет, круглолицый, с неровно подстриженными седыми волосами, спадающими на воротник старого твидового пиджака. Он глядел на Рэйчел хмуро, и, судя по морщинкам вокруг глаз и рта, это было его обычное выражение лица, а не раздражение против нее лично.
