Стивен Фрай - Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения
8. Кобылицы Диомеда
(включая историю Алкестиды и Адмета)
– Ну что же, с быком ты разобрался, – сказал Эврисфей, щипля себя за бороду. – Очень ловко, спору нет. Но один-то бык – не испытание, верно?
Геракл промолчал. Ждал дальнейших указаний.
– Ладно. Приведи мне четырех кобылиц ДИОМЕДА.
– Диомеда?
– Ты вообще ни о чем не осведомлен, что ли? Он царь Фракии. Кобылицы – самки лошади. Лошадь – четвероногое с гривой и копытами. Их у Диомеда четыре. Четыре – число между тремя и пятью. А теперь иди – и без кобылиц не возвращайся, понял?
По дороге на север во Фракию Геракл заглянул в Феры, в гости к своим друзьям, царю АДМЕТУ Ферскому и его царице АЛКЕСТИДЕ; история этой пары заслуживает того, чтобы ее послушали.
За много лет до этого Зевсу пришлось убить Асклепия, сына Аполлона, мастера врачевания и целительских искусств[51]. Арес с Аидом нажаловались на Асклепия: он, дескать, повадился возвращать смертных к жизни, а потому и война, и смерть – курам на смех. Зевс принял этот довод и сразил Асклепия ударом молнии. Аполлон ворвался в кузню Гефеста и в припадке ярости напал на трех ЦИКЛОПОВ, изготовивших Зевсовы молнии. Покарать царя богов за смерть Асклепия Аполлон не мог, а вот циклопов – АРГА, СТЕРОПА и БРОНТА – запросто. Аполлон выпустил по стреле в каждого. Подобный мятеж с рук спускать было нельзя, и Зевс изгнал Аполлона с Олимпа, приговорив его к рабскому труду у смертного человека. Знаменитый своим гостеприимством (а это всегда верный путь к сердцу Зевса) фессалийский царь Адмет стал тем самым смертным, кого выбрал Зевс, и к нему отправился Аполлон – пастухом его стад, на один год и один день.
Эта кара оказалась для Аполлона чем угодно, кроме наказания. С Адметом они поладили сразу. Адмет, только что взошедший на трон и пока не женатый, был обаятелен, радушен, добросердечен и физически привлекателен. Вовсе не хозяином он стал Аполлону – юный царь стал богу любовником. Аполлону понравилось служить пастухом, и он сделал так, что все Адметовы коровы родили близнецов, и тем самым сильно увеличил ценность царского стада. Владение скотом в те времена – как много где и поныне – было мощным признаком богатства и высокого положения. Адмет процветал, и время Аполлоновой службы пролетело мгновенно. Они остались друзьями, и бог даже помог своему любимцу добиться руки Алкестиды, одной из девяти дочерей царя ПЕЛИЯ Иолкского[52]. Алкестида была так прелестна, что царевичи и знать со всей Греции наперебой просили ее руки. Отец Алкестиды постановил, что отдаст ее в жены тому, кто сумеет впрячь в колесницу вепря и льва. Пока ни одному претенденту не удалось загнать под одно ярмо этих столь несовместимых друг с другом зверей, но у Адмета – при помощи Аполлона – это получилось. Он подъехал на той колеснице к Пелию и получил свою невесту.
Бог вновь явился помочь другу, когда из-за всей этой суматохи со сватовством к Алкестиде Адмет недотянул до подобающего служения Артемиде, сестре-близняшке Аполлона, а та была, наверное, чувствительнее к оскорблениям, настоящим и воображаемым, чем любой другой олимпиец. За небрежение она покарала Адмета, наслав змей в его супружескую спальню, что несколько подпортило молодоженам первую брачную ночь. Аполлон же помог Адмету, объяснив царю, какие именно молитвы и жертвоприношения способны умилостивить вспыльчивую сестрицу-богиню. Змеи исчезли, медовый месяц продолжился. Экстаз супружеской спальни обернулся безупречным брачным блаженством, и союз Адмета с Алкестидой оказался счастливее многих в Греции.
И уж так обожал Адмета Аполлон, что ему претила сама мысль о смерти возлюбленного друга. Но Аполлон не стал умолять Зевса даровать бессмертие своему любимцу, как сделали Селена и Эос ради своих смертных возлюбленных[53], – он подошел к задаче по-другому. Он призвал МОЙР – трех богинь судьбы, КЛОТО, ЛАХЕСИС и АТРОПОС, – на Олимп и сильно их напоил.
– Милейшие мойры, – сказал он им, слегка запинаясь и смазывая произношение, чтобы им казалось, будто и он пьян не меньше, – я вас люблю.
– И мы тебя, будь оно неладно, любим, – выговорила Атропос.
– Ты… ик… лучший, – икнула Клото.
– Я всегда это говорила, – булькнула Лахесис, утирая слезу.
– Возьму любого, кто скажет поперек, и уделаю.
– Вот да, будь оно неладно.
– Крышка тому.
– Стало быть, если я чего у вас, дамы, попрошу… – начал Аполлон.
– Что угодно.
– Щимай, затётано… Считай, замётано.
– Ты только скажи.
– Друг у меня, Адмет. Чудесный человек. Зайка.
– Я думала, он царь?
– Ну да, царь, – согласился Аполлон. – Но как человек он зайка.
– Ну как бы все сходится, – согласилась Атропос. – Царь-зайка.
– Но не зайка-царь?
– Суть вот в чем, – продолжил Аполлон, не желая, чтобы ему зубы заговаривали, – хочу попросить вас сделать так, чтобы его жизнь не оборвалась.
– Обрывать – это моя работа, – сказала Атропос.
– Я в курсе, – отозвался Аполлон.
– Ты хочешь, чтобы я не обрывала его жизнь?
– Я бы счел это величайшей услугой.
– Желаешь, чтобы он жил вечно?
– Если это можно устроить.
– О-ох, ну и задачка. Я занимаюсь тем, что обрываю нити жизней. Не обрывать… это же совсем другое дело. Что скажете, сестры?
Аполлон долил им в чаши.
– Выпейте еще, пока размышляете.
Мойры посовещались.
– Поскольку мы тебя любим, – произнесла наконец Клото.
– Жуть как… – добавила Лахесис.
– Поскольку мы жуть как тебя любим – пусть будет по-твоему. Один разочек. Если твой друг… Как там его звать?
– Адмет. Адмет, царь Ферский.
– Если Адмет, царь Ферский, найдет кого-нибудь, кто пожелает умереть вместо него…
– …тогда совершенно незачем будет обнимать его рыть…
– Обрывать его нить…
– Вот да.
– Условие таково, – объяснил Аполлон Адмету, – тебя никогда не заберут в загробный мир, если ты найдешь кого-то – кого угодно, – кто согласится умереть вместо тебя.
Адмет отправился к родителям. Они уже много чего повидали в жизни, рассудил он, и кто-то из них наверняка согласится уйти раньше, если это подарит их сыну бессмертие.
– Ты зачал меня, – сказал он отцу ФЕРЕТУ, – твой долг, значит, сделать все, чтобы я жил дальше.
К изумлению и ужасу Адмета, Ферет совершенно не пожелал соглашаться.
– Да, я зачал тебя и взрастил, чтобы ты правил этой землей, но я совершенно не понимаю, почему должен вместо тебя умереть. Ни предки наши, ни Греция такого закона не устанавливали, где говорится, что отцы должны умирать вместо детей их. Ты родился прожить собственную жизнь, хоть счастливую, хоть горемычную. Я дал тебе все необходимое. Не жду, что ты умрешь вместо меня, а тебе не стоит ждать, что я умру вместо тебя. Ты, значит, любишь свет дня. С чего ты взял, что твой отец его не выносит? Знай: мертвы мы очень долго. Жизнь, может, и кратка, зато сладостна[54].
– Да, но ты же пожил, а я…
– Будем считать, что я пожил, когда моя жизнь естественно подойдет к своему завершению, а не по слову твоему.
Получив отповедь от ближайшего кровного родственника, Адмет забросил сеть пошире. О бессмертии ему прежде думать не приходилось, но стоило Аполлону сказать, что оно возможно, как эта мысль совершенно захватила Адмета. Он уверовал, что бессмертие – его право. Он-то думал, что найти кого-нибудь, кто будет готов сделать ему это простое одолжение – умереть за него, – дело плевое. Оказалось, что все, подобно отцу Адмета, как-то несуразно пылко цепляются за свои жизни. Наконец на выручку пришла его преданная и любящая супруга Алкестида. Она объявила, что готова умереть вместо супруга.
– Правда?
– Да, мой милый, – сказала она, спокойно гладя его по руке.
– Ты по-честному и с радостью готова на такое ради меня?
– Вполне с радостью, если тебе это в радость.
Возвели изящную усыпальницу, и Алкестида приготовилась к дате Адметова ухода – теперь уже своей. Но когда подошел день, Адмет решительно передумал. Осознал, до чего сильно он любит Алкестиду и до чего ущербна станет его жизнь без нее. Более того, он прозрел, что долгое – бесконечное – существование в одиночестве будет ему хуже смерти. Он взмолился перед женой не делать этого. Но ее намерение занять его место уже было услышано и записано богинями судьбы. Должна умереть – и умерла.
Именно в тот миг, когда сокрушенный Адмет пытался примириться с тем, чтó он натворил, к нему во дворец заявился Геракл.
И уж таким внимательным был Адмет к своим хозяйским обязанностям, что отвергнуть гостя счел недопустимым. Изо всех сил постарался скрыть свое горе и встретил гостя с большим теплом и радушием, каким славился. Но все же Геракл не смог не заметить, что старый друг облачен в черное.
– Ну, если честно, у нас во дворце случилась смерть.
– Оставлю тебя тогда. Лучше приду в другой раз.
– Нет-нет. Прошу тебя, побудь. Я настаиваю.
Геракл все равно сомневался. У хозяев есть обязанности – есть они и у гостей.
