Стивен Фрай - Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения
– Как прикажешь, – сказал Геракл, кивнув, отчего пасть Немейского льва люто щелкнула сомкнувшимися челюстями. Эврисфей невольно вздрогнул с перепугу.
С плохо скрываемой ухмылкой презрения Геракл развернулся и вышел.
Богиня Гера подготовила озеро Лерна со злорадным упоением. В водах озера обитала не только гидра, громадный водяной змей о девяти головах (одна из них бессмертная), каждая способна метать струи самого смертоносного яда на свете, – в глубинах Лерны Гера спрятала свирепого исполинского краба.
Не успел Геракл приблизиться, как гидра вскинулась, и все ее головы изрыгнули яд[40]. Геракл довольно уверенно бросился вперед и отсек одну голову начисто. Из обрубка тут же выросли две новые головы.
Похоже, все будет непросто. Всякий раз, когда Геракл отсекал или мозжил дубиной голову гидры, на том же месте возникали две. Что еще хуже, из воды принялся выскакивать и свирепо нападать краб. Его великанские клешни вновь и вновь тянулись к Гераклу, пытаясь распороть ему брюхо и выпотрошить его. Отскочив в сторону, Геракл изо всех сил ударил дубиной и расколол панцирь чудища на тысячи осколков. Раздавленная тварь приподняла осклизлую тушу, затрепетала и рухнула замертво. Гера вознесла свое любимое ракообразное к звездам, где оно сияет и поныне – созвездием Рака. Но богиня все равно была довольна. Ее обожаемая гидра вершит месть за нее. У змея было уже двадцать четыре головы, и каждая плевалась убийственным ядом.
Геракл тактически отступил. Присел на безопасном расстоянии и задумался, что делать дальше, – и тут из-за деревьев появился его племянник ИОЛАЙ, сын Гераклова брата-близнеца Ификла.
– Дядюшка, – сказал он, – я наблюдал за боем с самого начала. Если Эврисфею можно обременять тебя дополнительным испытанием, значит, мне разрешено помочь тебе. Позволь, я буду твоим оруженосцем.
По правде сказать, вмешательство краба изрядно досадило Гераклу. Уговор был, что по одному испытанию за раз. Добавление второй – нежданной – опасности показалось ему несправедливым. Он принял предложение племянника, и вместе они измыслили новый порядок атаки. Я склонен думать, что затея эта пришла в голову скорее Иолаю, нежели Гераклу, человеку действия, человеку страсти, человеку беспредельной отваги, но совсем не придумщику.
Замысел сводился к систематическому подходу к гидре: Геракл нападает, отсекает голову, а Иолай тут же бросается вперед с горящим факелом и прижигает свежий срез, тем самым не давая возникать новым головам. Отрезали, прижгли, отрезали – вот какую они разработали систему, и она оказалась действенной.
Через несколько часов утомительных и отвратительных усилий осталась лишь одна голова – бессмертная, не способная погибнуть. Наконец Геракл отрубил и ее и закопал глубоко под землю. Ядовитые пары гидры курятся над тем местом, где прежде были воды озера Лерна, и по сей день.
– Спасибо тебе, – сказал Геракл Иолаю. – А теперь отправляйся домой. И ни слова отцу. – Геракл знал: братец рассердится, если узнает, что его сын подвергся такой опасности.
Выказывать почтение гидре Геракл не пожелал. В конце концов, бессмертная голова оставалась жить и исторгала под землей свой яд. Геракл преклонил колени рядом с подергивавшимся телом не из почтения, а чтобы обмазать наконечники своих стрел густевшей кровью. Отравленные стрелы принесут неимоверную пользу – и неимоверные беды.
Мир изменится от их применения.
3. Керинейская лань
Эврисфей подключил коварство. Водяной змей – одно дело, но даже Гераклу не тягаться с олимпийцем.
– Излови мне золотую лань Керинеи[41], – велел он.
Никаких сомнений, что этот третий подвиг уж точно станет для Геракла последним, ибо успех означал бы для него неминуемую смерть – ну или по крайней мере вечные муки.
Златорогая медноногая Керинейская лань никакого вреда никому причинить не могла. Стремительнее любой гончей или стрелы, охотников она раззадоривала, но ничем не угрожала. Однако лань эта была священной для Артемиды, и опасность состояла как раз в этом. Свирепость, с которой богиня берегла свое и наказывала любое святотатство против нее самой и своих приближенных, была хорошо известна. Артемида ни за что не допустит никакого вреда любимой лани. Гераклу либо не удастся эту задачу решить, либо Артемида сразит его за наглость. Как бы ни вышло, Эврисфей был уверен, что его пакостный родственничек не вернется.
Почти год носился Геракл за своей добычей по горам и, как легко предположить, долам. Наконец у него получилось набросить на животное сеть и усмирить его.
Обижать столь робкое и красивое создание Гераклу совершенно не хотелось. Он осторожно закинул лань себе на плечи и, пока возвращался в Микены, нашептывал ей всякое.
В каком-то лесу из теней перед Гераклом возникла Артемида.
– Ты посмел? – процедила она сквозь зубы, вскидывая серебряный лук.
– Богиня, богиня, отдаюсь на милость твою. – Геракл встал на одно колено.
– На милость? Знать не знаю такого слова. Приготовься умереть.
Артемида прицелилась, но тут из чащи выступил ее брат-близнец Аполлон и наложил руку на Артемидин лук.
– Ладно тебе, сестра, – проговорил он. – Ты разве не знаешь, что это Геракл?
– Да будь он хоть наш отец, сам Податель бурь, я бы пристрелила его за покражу моей лани.
– Понимаю, – произнес Геракл смиреннейше. – Это чудовищное святотатство, но я связан словом с царем Эврисфеем, и это он приказал мне изловить животное. Волею Геры подчиняюсь я Эврисфею.
– Волею Геры?
Аполлон с Артемидой посовещались. Отношения с детьми Зевса от других женщин[42] были у Царицы неба в лучшем случае натянутыми, и жизнь близнецов легче от этого никогда не становилась. Помочь ее врагу показалось им забавным.
Артемида обратилась к Гераклу.
– Можешь идти своей дорогой, – молвила она. – Но как покажешь мою лань при дворе в Микенах, сразу же верни ее в родную среду.
– Мудрость твоя равна твоей красоте, – сказал Геракл.
– Ох батюшки, – произнес Аполлон. – Такая вот лесть – совсем не путь к сердцу моей сестры. Проваливай.
Эврисфея потрясло, что Геракл вернулся с этим великолепным животным, и объявил, что вот она, жемчужина его личного зверинца. Помня о своем обещании Артемиде, Геракл откликнулся:
– Само собой, мой царь. Иди же сюда, она твоя.
Эврисфей приблизился, и тут Геракл под прикрытием своей накидки из шкуры льва резко ущипнул лань за круп. Эврисфей скакнул, чтобы поймать ее, когда она загарцевала, но лань резко вскрикнула и унеслась прочь, высекая искры из каменного дворцового пола медными копытцами.
– Ты провалил эту задачу! – взревел Эврисфей.
– Государь, я доставил лань, как и договаривались, – возразил Геракл. – Очень жаль, что тебе не хватило прыти удержать ее, но я за это не в ответе. – Тут он обратился к придворным: – Я же выполнил все, что от меня требовалось?
Ропот согласных голосов не дал Эврисфею излить свои истинные чувства.
Временами Гераклу все же удавалось явить нечто, близкое к подлинной хитрости.
4. Эриманфский вепрь
Далее Гераклу велели привести в Микены живьем исполинского вепря, что разорял окрестности горы Эриманф в Аркадии.
Сам по себе этот подвиг не был величайшим испытанием для Геракла, и пересказывать его вряд ли стоило бы вообще, если бы не одна частность. Она не только показывает, до чего неуклюжим и непривлекательным может быть Геракл, но и, можно с осторожностью считать, стала первой в череде обстоятельств, приведших к ужасной смерти героя.
Привычки вепря Геракл решил выведать у своего друга – жившего неподалеку кентавра ФОЛА. Потомство ИКСИОНА и богини облаков НЕФЕЛЫ[43], кентавры – гибридная порода. От головы до талии это человек, а вот ниже – целиком конь. Искусные лучники, свирепые и смелые воины, однако часто злобные, буйные и похотливые, если выпьют. Громадное исключение – ХИРОН, мастер врачевания, мудрый наставник АСКЛЕПИЯ[44], а позднее и Ясона с АХИЛЛОМ, а также друга Геракла Фола. Хирон – бессмертный отпрыск Кроноса и океаниды ФИЛИРЫ, тогда как смертного Фола породил СИЛЕН, пузатый спутник Диониса, с некоей мелией, нимфой ясеня. Фол отсоветовал Гераклу ловить Эриманфского вепря до зимы.
– Лови его, когда в снегу увязнет, – так лучше всего, – сказал кентавр. – Иначе он тебя растопчет в лоскуты. А пока, может, поживешь у меня в пещере?
Геракл такому приглашению только рад был. Однажды ночью после ужина он приложился к каменному кувшину с вином. Ему неоткуда было знать, что это вино – общая собственность всего племени кентавров. Запах вина привлек других кентавров, и они явились за своей долей. Вспыльчивого Геракла это вывело из себя (возможно, и то, что сам он был навеселе, сыграло свою роль), и началась некрасивая ссора. Ссора переросла в потасовку, а потасовка – в смертоубийство: Геракл разразился градом стрел, наконечники у которых, как вы помните, были смочены в смертельно ядовитой крови гидры[45]. Даже несчастный Фол погиб, когда Геракл всадил ему стрелу в ногу, проткнув кожу над копытом и загнав кентавру в кровь достаточно яда, чтобы Фол умер. Несколько аркадийских кентавров уцелело. Среди них – НЕСС, и позднее он, как мы еще увидим, возьмется отомстить за эти смерти – самым ужасным манером.
