Харуки Мураками - Мой любимый sputnik
Я пил купленную в судовой лавке лимонную газировку, смотрел на море глубокого синего цвета, на плавающие в нем маленькие острова. Даже не острова, а что-то вроде обломков скал, на которых никто не жил. Ни воды, ни растений – только белые морские птицы на верхушках оглядывали окрестности в поисках рыбы и не обращали на плывущий мимо паром никакого внимания. Волны набегали и разбивались у подножия скал, опоясывая их ослепительно белой пенной каймой. Время от времени попадались и такие острова, на которых жили люди. Здесь разрозненными кучками росли – будто наперекор всему – упрямые деревья с густыми кронами, и белые домики усеивали склоны. В маленьких бухтах качались на волнах яркие разноцветные лодки. Своими высокими мачтами они вычерчивали на небе дуги в такт движению.
Сидевший рядом морщинистый старик протянул мне сигареты.
– Спасибо, – улыбнулся я и показал жестом: не курю. Тогда он предложил мне мятную жвачку. Поблагодарив его, я взял и, жуя, стал снова смотреть на море.
Паром прибыл на остров после семи. Солнце, конечно, уже перестало нещадно палить, как раньше, но небо сияло по-прежнему, а летний свет казался еще ярче. На белой стене морского вокзала огромными жирными черными буквами было написано название острова – совсем как табличка с чьим-то именем на двери. Паром пришвартовался вдоль пирса, и пассажиры, неся веши в руках, стали друг за другом сходить по трапу на берег. Сразу у причала располагалось открытое кафе, где встречающие ждали прибытия парома.
Сойдя на берег, я стал искать глазами Мюу. Но никого, кто мог бы оказаться ею, вокруг не нашлось. Несколько раз ко мне подходили разные люди и предлагали свои маленькие гостиницы.
– Вам есть, где остановиться? Гостиница не нужна? – Каждый раз я качал головой:
– Нет. – И каждый всучивал мне свою визитку – на всякий случай.
Приплывшие со мной на пароме, сойдя на берег, разошлись в разные стороны: кто ездил за покупками – домой, туристы – в гостиницы или пансионы. Встречавшие на пристани дождались своих и после коротких объятий или рукопожатий тоже скрылись куда-то. Оба грузовика и “пежо” спустили на берег, и они уехали, оставив за собой только рев двигателей. Даже любопытные коты и собаки, которые поначалу собрались на пристани, тоже незаметно все разбежались. Оставались только несколько смуглых старцев – с целой вечностью свободного времени, да я – со своей виниловой спортивной сумкой, смотревшейся здесь совершенно нелепо.
Я сел за столик в кафе, заказал чая со льдом и принялся размышлять, что же делать дальше. Ясно, что могу я не слишком много. Приближалась ночь, остров мне совершенно незнаком. Где что находится и что тут происходит, непонятно. Сейчас, здесь я вообще ничего не могу сделать. Подожду немного, и если никто не появится, переночую где-нибудь, а завтра утром снова приду сюда к прибытию утреннего парома – ничего другого не остается. Неужели Мюу просто позабыла о встрече или что-то перепутала? Не думаю. По словам Сумирэ, она очень внимательна и пунктуальна. Если Мюу не пришла в порт, скорее всего, у нее на это какая-то особая причина. Или же она не предполагала, что я доберусь так быстро.
Дико хотелось есть. Казалось, через меня все видно насквозь – такой жуткий голод. Наверное, из-за того, что я надышался свежим морским воздухом, мой организм вдруг резко обнаружил, что в желудке ничего не было с самого утра. Но я не хотел пропустить Мюу, поэтому решил помучиться еще немного и подождать ее в кафе. Периодически мимо курсировали местные жители, бросая на меня любопытные взгляды.
Я принялся за свой на удивление безвкусный чай и решил просмотреть купленную в киоске рядом с кафе брошюрку на английском об истории и географии острова. Здесь проживало от трех до шести тысяч человек – в зависимости от времени года число менялось: летом за счет туристов увеличивалось, зимой – падало, поскольку местные жители уезжали на заработки. Никакой серьезной промышленности на острове не было, впрочем, и сельского хозяйства тоже – выращивали оливки и некоторые виды фруктов. Еще ловили рыбу, добывали губку. Вот почему в начале двадцатого века многие эмигрировали в Америку. Большинство поселились во Флориде – там их умение ловить рыбу и нырять за губкой очень пригодилось. Во Флориде есть даже городок, названный в честь их родного острова.
На одной из гор, на самой вершине располагалась военная радиолокационная станция. Рядом с портом находилась небольшая гавань для военных патрульных катеров. Турция совсем близко и греки вели постоянное наблюдение, чтобы пресекать нарушения границы и контрабанду. По той же причине в городке было немало военных. Во время конфликтов с Турцией (а небольшие столкновения случались довольно часто) активность в порту заметно возрастала.
В эпоху, когда греческая цивилизация переживала самый славный период своей истории – еще до нашей эры – здесь проходил торговой путь в Азию, и остров процветал как транзитный порт. Кроме того, вовсю развивалось судостроение, в котором использовалась собственная древесина – в то время лиственные деревья густо покрывали склоны. Однако греческая цивилизация пришла в упадок, горные леса полностью вырубили (богатая растительность так сюда больше и не вернулась), блеск и слава острова тоже стремительно канули в Лету. А потом пришли турки. Их владычество отличалось крайней жестокостью. Если туркам что-то не нравилось, они отрезали у людей уши и носы так же легко, будто срезали растения или стригли деревья в саду. Так было написано в брошюре, которую я читал. Где-то в конце XIX века, после многочисленных кровопролитных боев с турецкой армией остров наконец обрел независимость, и над портом взвился сине-белый греческий флаг. А потом снова пришли войска, на этот раз – Гитлера. Немцы соорудили на вершине горы радарную и метеорологическую станцию и вели наблюдение за акваторией острова. Именно с этой точки у них был самый лучший обзор. Английские бомбардировщики прилетали станцию бомбить. Но сбросили бомбы не только на военную базу, но и на порт и потопили ни в чем не повинные рыбацкие суда. Погибло несколько рыбаков. В той бомбежке вообще погибло гораздо больше греков, чем немцев. Жители рыбацкого поселка до сих пор вспоминают об этом с горечью.
Как и на большинстве греческих островов, равнин здесь было мало – почти всю территорию занимали суровые и скалистые горы. Единственным местом, пригодным для жилья, был кусочек южного берега, рядом с портом. На довольно приличном расстоянии от этого места находился прекрасный тихий пляж, но путь к нему лежал через крутые скалы. В других местах, до которых добраться было легче, таких дивных пляжей, как этот, не было, и, наверное, поэтому число туристов на острове не увеличивалось. По горам было разбросано несколько православных монастырей, но монахи там придерживались очень строгих заповедей, так что обычным посетителям доступ в эти монастыри был закрыт.
В общем, из моей брошюры следовало, что остров был самым обычным маленьким греческим островом и ничем особым среди прочих не выделялся. За исключением, пожалуй, одного. Непонятно, по какой причине, но несколько англичан решили однажды, что этот остров обладает исключительным очарованием (англичанам свойственна некоторая эксцентричность), и они с невероятным энтузиазмом соорудили целый поселок летних коттеджей на холме неподалеку от порта. Примечательно, что во второй половине 60-х годов сюда переселились несколько английских писателей. Созерцая синее море и белые облака, они писали здесь свои произведения, и некоторые позже получили высокую оценку литературной критики. Благодаря чему этот маленький греческий остров снискал в британских литературных кругах славу своеобразного романтического места. Впрочем, местные жители к такой блестящей литературной репутации своего родного острова не проявляли почти никакого интереса.
Я читал все это лишь затем, чтобы отвлечь себя от страшного чувства голода. Захлопнув брошюру, я снова посмотрел по сторонам. Старцы по-прежнему сидели в кафе и все так же смотрели на море – им не надоедало! – как будто состязались, кто сможет смотреть в одну точку дольше всех. Был уже девятый час, и мой голод перерастал в настоящую боль. Где-то жарили мясо, рыбу на гриле, ароматы плыли по воздуху и жизнерадостным садистом сжимали в тисках все мои органы. Терпение иссякло, я встал, взял сумку и решил отправиться на поиски ресторана – и тут неожиданно заметил женщину.
Она быстро спускалась по каменной лестнице, и ее освещали прямые лучи солнца, которое наконец клонилось к закату – опускалось на западе в море. Белая юбка до колен при ходьбе колыхалась. На ногах, по-девичьи стройных, – маленькие теннисные тапочки. Наряд довершала бледно-зеленая блузка без рукавов, шапочка с узкими полями и небольшая сумка через плечо. Женщина очень органично смотрелась на фоне здешнего пейзажа, и походка ее была столь естественной и вместе с тем будничной, что поначалу я подумал: “Наверное, местная”. Однако женщина шла прямо в мою сторону, и чем ближе, тем заметнее становились восточные черты ее лица. Я почти машинально опустился на стул и тут же снова вскочил. Она сняла солнечные очки и назвала мое имя.