Hairuzov - Tochka vozvrata
– Кто звонил? – перевела разговор Саяна.
– Если бы я знала, – махнула рукой Неонила Тихоновна. – Скорее всего, бандиты. Опять спрашивали про бумаги отца. – Она вновь повернулась лицом ко мне. – Георгий в пятидесятых годах искал месторождение золота. Проводником у них был Бадма Корсаков. Во всех походах по горам он старался никогда и ни от кого не зависеть. Во вьючных сумах у него было все, что могло понадобиться в тайге. Меня постоянно удивляло, что у него всегда были чистые полотенца. На водоразделе Тункинских Альп в верховьях Шумака он показал старые заброшенные шурфы и отвалы породы. Там еще были видны три полусгнивших столба. На одном из них на сколе можно было прочитать: «База Отто Шнелле».
Был в наших краях такой инженер, он раньше пытался найти там золото. Но не нашел. Кстати, его внук, Аркадий, ныне в руководстве компанией. Умница. В нашем землячестве его очень уважают. Они сейчас, правда, за границей живут. Жена у него – красавица, во всем ему помогает. А первая, говорят, сильно пила. Потом уехала в Германию.
«Да, тесен мир, – думал я, слушая Неонилу Тихоновну. – Такой клубок земляков и знакомых в Москве образовался, что дальше некуда».
– Неподалеку от тех мест были обнаружены образцы кварцевой породы с вкраплением линз галенида и сфаперида, – откуда-то издали доносился до меня голос Неонилы Тихоновны. – А это первые спутники золотоносных жил. Во время полевого сезона я помогала вести документацию и была в курсе всех находок. Настоящая жена должна жить интересами мужа. Только тогда семья будет крепкой. Так вот, во всем мире считается перспективной разработка месторождений, когда содержание золота составляет два-три грамма на тонну породы. В Зун-Халбе оно составляло семьдесят пять граммов на тонну. А в некоторых блоках доходило до восьмисот граммов! Представляете? Отмытую руду самолетами отправляли в Иркутск, а дальше в Новосибирск на афинозный завод, где ее уже выплавляли в слитки. За первый же сезон, на Пионерском, было добыто около двух тонн драгоценного металла. Вот современным предпринимателям эти тонны и не дают покоя. Сейчас у некоторых вместо глаз золотые монеты вставлены, человек будет на земле лежать – не подойдут. Жизнь человека сегодня – копейка.
Слушая Неонилу Тихоновну, я мысленно соглашался с доводами этой женщины, сегодняшняя жизнь действительно ничего не стоила. Но и в прежние времена она стоила недорого. Мне тут же вспомнился один полет, который мы выполняли с верховьев Иркута с упакованной в брезентовые мешки отмытой золотоносной рудой. При подлете к перевалу у самолета начал барахлить двигатель. Садиться был негде, кругом были скалы и тайга. Когда мы уже чуть не начали цеплять скалы, Шувалов приказал мне выбрасывать из самолета груз. Но только я открыл дверь и направился к мешкам, как чернявый сопровождающий груза охранник достал пистолет и направил на меня.
– Дотронешься, застрелю, – спокойным голосом сказал он. – У меня выбора нет! Если выбросим золото, меня расстреляют. Так и так, конец один.
– Твое золото – дерьмо, оно не стоит наших жизней! – крикнул из кабины Шувалов.
– Стоит, стоит, – помахал пистолетом сопровождающий. – Если грохнемся, твоей семье выдадут на доски тысячу. Если перевести в металл, то по весу это меньше пули. Здесь около тонны. Вот и прикинь.
Что и говорить, арифметика сопровождающего была явно не в нашу пользу. Видимо, подобные расчеты существовали, и не только на Колыме.
Каким-то чудом Шувалов сумел удержать самолет от столкновения с горой, и мы дотянули до аэродрома. Но тот чернявый сопровождающий запомнился мне на всю жизнь.
– Неонила Тихоновна, а вы, случаем, не знаете фамилию той женщины, которая прыгнула с парашютом в тайгу? – спросил я.
– Конечно, знаю! – Неонила Тихоновна оживилась, – Лида Демина. Она семнадцатилетней девчонкой прыгала в тыл к немцам. У нее орден Боевого Красного Знамени был. А когда она к нам прыгнула, ей, дай бог памяти, лет под сорок было. Там как все произошло. Мы закончили полевой сезон и стали выходить из тайги. Я тогда уже на седьмом месяце ходила. Было холодно, на реках появились леденистые забереги. При переправе через Иркут моя лошадь поскользнулась, и я свалилась в воду. Мне на выручку бросилась Жалма и вытащила меня на берег. Но после купания в ледяной воде она заболела и сгорела за три дня. Я ее, бедненькую, часто вспоминаю. Молодая, красивая и бесстрашная. Тогда люди другими были. И в тайгу вместе с мужиками шли и, если надо, с парашютом прыгали. И в ледяную воду бросались.
Утром я позвонил Котову и попросил его узнать, какие у «Востокзолота» дела с Сергеем Селезневым. Котов перезвонил мне через час и предложил встретиться в Государственной думе в буфете на пятом этаже. Он с ходу предложил выпить по рюмке коньяку. Хорошо зная депутата, я понял, что разговор будет непростым. Я заказал коньяк, закуску, и мы расположились за столиком.
– Непростую ты мне задал задачку, – сказал Котов, осушив первую рюмку. – Я, Гриша, пошел на эти переговоры исключительно из-за тебя. И зачем тебе понадобился этот болтун и прожектер.
– Я случайно узнал об этой истории, – осторожно ответил я. – Вроде бы как у него какие-то там проблемы.
– Есть и большие, – нахмурившись, подтвердил Котов. – Селезнев должен компании круглую сумму. Не вернет, они заберут у него квартиру и дачу. Или оторвут ему или его жене голову. Дело серьезное. Ты знаешь, сейчас за бутылку могут убить, а уж за такие бабки и подавно.
– Что, и милиции не побоятся?
– О чем ты говоришь! Какая милиция? Ты что, первый год замужем? В этом деле и милиция будет против него.
– Да она уже два года, как не живет с ним! – воскликнул я.
– Это не аргумент, – заметил Котов. – Так делают, чтобы не платить. Но выход есть. У жены Селезнева или у ее матери остались бумаги. В свое время их передали местные буряты. Среди них – геологическая карта. Там помечены перспективные места рудопроявлений. На этой карте Георгий Иванович Корсаков, – кстати, говорят, геолог от Бога, – указал Деминское золоторудное месторождение. Они им отдают карты, компания прощает долг.
– Хорошо, – вспомнив рассказ Сани Корсакова про Демин клад, сказал я. – Постараюсь узнать, готовы ли они отдать бумаги.
– Кстати, передай Корсаковой, пусть она не будоражит людей. Там дом строят, Шнелле огромные бабки в него вложил. А она со своими бабульками хочет паровоз остановить. И зачем ей в политику лезть? Себе только проблемы создает.
Котов разлил коньяк и, подняв рюмку, посмотрел ее на свет. Я решил защитить Неонилу Тихоновну:
– Она-то и есть настоящий политик, – сказал я. – Сегодня политика стала прибыльным занятием, а она поступает, как велит ей совесть.
– Ты хочешь сказать, что мы все здесь агенты влияния? – усмехнувшись, сказал Котов. – Зря хлеб едим?
– Вам платят, значит, управляют. В этом вся разница. И приходится представлять интересы не государства, а скажем, тех же Торбеевых. Думаю, это они или их люди названивают Корсаковым. Ты, случаем, не думал об этом, а? Так что, будем очищать Москву от лизоблюдов и негодяев или потихоньку вольемся в их ряды? Твой ноябрьский тост был хорош, я даже готов был аплодировать.
Глаза у Котова дрогнули, но он быстро взял себя в руки и посмотрел на меня долгим взглядом: мол, откуда ты такой взялся.
– Дорогой ты наш, да будет тебе известно, что «Востокзолото» финансирует проект фильма о Черном Иркуте. Так, кажется, будет называться ваш фильм? Оксана Потоцкая у них в штате. И еще, но это уже не для передачи, но, думаю, тебе следует об этом знать. Они каким-то образом разнюхали, что когда-то вы с отцом намыли песочка. И будто бы после этого твоя жизнь пошла иной дорожкой. Ты, когда поедешь на съемки, покажи, где это все происходило, а они все заснимут на камеру. Так что, дорогой ты наш сценарист, тебе и мне платят. Тебе – за твою работу, мне, заметь, государство – за свою. Каждому свое, так, кажется, говорили древние. Вот поэтому ты не стоишь в пикетах, не кричишь долой Торбеева и Лужкова.
– Я стараюсь честно делать свою работу, – ошарашенный свалившейся на меня информацией, пробормотал я. – Раньше – в кабине самолета, сейчас – за письменным столом. И если бы не эти завлабы, которые прикончили нашу авиацию, то сейчас бы я летел на своем самолете куда-нибудь в Рим или Мадрид и не думал о каком-то там Торбееве.
– Ну, конечно, я забыл: аквиле нон каптат мускас, орлы не ловят мух, так, кажется, это звучит по-латыни, – с иронией сказал Котов. – Они парят над нами, смертными. Когда это им позволяют.
– Ну, если ты вспомнил о римлянах, то еще Катон Старший говорил: «Простые ворюги влачат свою жизнь в колодках и узах, государственные – в золоте и пурпуре», – не сдавался я.
– Послушай, Катон ты наш доморощенный, вот что я тебе скажу. Все наши беды от словоблудия и книжников. У Иоанна Богослова есть одно интересное наблюдение: «И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; но она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед». Это к нашему с тобой разговору. Ты мне не судья и я тебе не брат. Иди своей дорогой и слушай, что тебе говорят. Может, тогда снова взлетишь. И фильмы твои, и сценарии будут интересны другим.
