Наталия Сухинина - Куда пропали снегири?
- За Сергея пойду, за Солопова.
- За слепого?!
- А я его, пап, люблю.
- Я тебе покажу - люблю! За слепого парня замуж надумала! Кнутом сейчас как перетяну пару раз, вся любовь-то и выскочит. Я тебе дам - люблю...
Правда, пошёл за кнутом. Только не выскочила из головы любовь, а засела в ней ещё прочнее и основательней. Многого не знал отец. Не знал, что никакая это не дочкина блажь, что уже давно говорят они о будущей семейной жизни с Сергеем, обсуждают, мечтают, планируют. Позади удивление и страх самой Нюси. Услышала признание в любви, ойкнула:
- Да ты же слепой! Ты меня не видишь, ты солнца не видишь, какой из тебя муж?
Он не возражал. Дождался, когда она выговорит ему всё, да и сказал тихонько и ласково:
- А я, Нюсь, работать буду.
Она скрыла от него главное. Скрыла, что когда ещё маленькой девочкой проходила мимо их дома на окраине Орска, видела дым, поднимающийся из трубы, вглядывалась в окна с простенькими занавесочками, у неё щемило сердце от жалости: в этом доме жил слепой мальчик. Она пару раз видела его издалека, видела, как неуверенно и осторожно ходит он по двору, как в сопровождении мамы идёт по улице. Слепой мальчик. Мальчик, не видевший солнца, а только чувствовавший его на своём лице, мальчик, не видевший Божиего мира, а живущий в вечной темноте и царстве звуков. Она не знала, что солнце он всё-таки видел. До трёх лет рос как все, шалил, познавал жизнь, всматривался в букашек, пробирающихся по своим делам в дремучих травинках, в ярких бабочек, в мамины добрые глаза. И вдруг - ослеп. Ел кашу, а ложку не доносил до рта, промахивался, сидел, измазанный кашей.
- Что с тобой, Серёженька?
Серёженька ослеп. Стали водить его по врачам, да только те врачи разводили беспомощно руками. Вырос мальчик. На гулянках молодёжных выделялся среди парней высоким ростом, статью и красотой. Гармошка - подружка его заветная! Как играл Сергей, как упивался звуками, как повелевал мелодиями, то укрощая их, то давая им вольную, выпускал в невидимый им мир. Он, слепой юноша, своими тонкими, чуткими руками подчинял себе сердца и ноги своих зрячих приятелей. Он хотел - они пускались в пляс, хотел - усмирялись в одночасье, хотел - они озорно обменивались частушками, хотел - грустили и смахивали слезу. А он ловил, ловил напряжённым слухом звонкий девичий смех. Он узнал бы его из тысячи. Нюра, Аня Кириллова, девушка, подарившая его сердцу царское чувство первой любви.
- Выходи за меня замуж.
- Да ты слепой, ты ведь солнца не видишь...
Вышла. Грозный отцовский кнут беспомощно повис на ржавом гвозде в захламлённом сарае.
Первенец их, Славик, прожил два с половиной годика. Всю жизнь Анна Ивановна вспоминала о нём. Вот сейчас бы в школу пошёл, вот сейчас бы школу закончил, женился бы.
- А сейчас у него бы уже не только дети, внуки были, а у меня правнуки, - мне сказала с лёгкой грустинкой.
Пожилая, 82-летняя женщина, прожившая с мужем долгую, непростую жизнь, верная жена слепого мужа, теперь уже несколько лет вдова. Господь благословил семью Солоповых после Славика ещё тремя детьми. Любовь, Татьяна, Леонид теперь уже зрелые, серьёзные люди, у всех свои семьи, но живут в Орске и мамину тихую, уютную квартирку без присмотра не оставляют. Денис уже правнук. Пришёл, когда мы сидели да чаёвничали, рассматривали семейный альбом.
- Ты прадеда помнишь?
- Нет, он умер, когда мне полгода было. Но бабушка Таня мне про него много рассказывала. Мама моя родилась, а он тихонько над кроваткой наклонился, осторожно провёл рукой по лицу: «Наша порода, - говорит, - солоповская...»
Удивительно, но Сергей Михайлович всё своё семейство «знал в лицо». А жену любимую описывал один к одному.
- Ты у меня небольшого росточка, глаза у тебя большие, серьёзные, лоб высокий.
А она ни одну обновку себе не справила без мужниного строгого совета. Приглядела драп на пальто, добротный, цвета подходящего. Идут вместе в магазин, Сергей руками придирчиво ощупывает ткань, недовольно сдвигает брови:
- Нюсь, давай другую поищем, что-то мне эта не внушает доверия.
Ищут другую. Покупают вместе, вместе придумывают фасон, вместе идут на примерку. И вместе радуются: к лицу пришлось пальто, да и сидит как влитое. Он и сам любил красиво одеваться, и что удивительно - во всё светлое. Это мне удивительно, а Анна Ивановна моему удивлению удивляется:
- Он всё чувствовал, про детей в подробностях знал, какие они. Я и забыла со временем, что слепой. Муж как муж, заботливый, за 38 лет, что вместе прожили, ни одного плохого слова не сказал. Детей воспитывал в строгости, следил, чтобы учились хорошо. У нас дома громкие читки всегда были. То Таня читает, то Люба, то Лёня, то я. Сидим, слушаем.
Да, потом, пожив и привыкнув, она не замечала, что муж - человек особый. А сначала... Один раз купила себе «втихаря» модные туфельки. Надела, ходит по дому, довольная.
- Нюсь, туфли-то не жмут? - хитренько спрашивает муж.
Растерялась.
- А ты откуда знаешь, я же тебе не говорила? Засмеялся:
- Топаешь, Нюсь, с таким удовольствием топаешь. Он сам клал плитку, ремонтировал утюги, делал
любую домашнюю работу. В их маленьком домике жить становилось тесновато, дети подрастали, и задумали Анна и Сергей справить себе небольшой домик. Справили. Правда, влезли в долги, но по этому поводу не горевали - отдадим. Анна Ивановна к этому времени окончила педучилище и преподавала в школе, Сергей Михайлович работал в обществе слепых. Переехали, а обосноваться да порадоваться новому жилью не успели. Небывалое наводнение смело их новое гнёздышко, одна печка осталась стоять. Стали строиться заново. Анна впряглась в мужскую работу, разве будешь считаться, если дети остались без угла? Была беременна уже третьим ребёнком, а тягала брёвна в три раза больше себя. Откуда только бралась сила? Тошнит, токсикоз разыгрался, а она катит очередное бревно. К зиме надо было заготавливать дрова. И опять учительница немецкого языка, маленькая, худенькая, изящная Анна Ивановна берётся за топор. Рубит дровишки и складывает в ровную поленницу. Сергей помогал, как мог, но основная тяжесть всё равно ложилась на неё. Так было всю жизнь. И, наверное, посещали минуты слабости: зачем взвалила на себя эту обузу?
- Да нет же, - Анна Ивановна смотрит на меня удивлённо, - какая обуза? Серёжа отец моих детей, я вышла за него по любви, уж расчёта точно никакого не было. Обуза... Не согласна я с этим словом.
А я и сама с ним не согласна, спросила ради порядка, ради того, пожалуй, чтобы и услышать вот это самое: «Я вышла замуж за него по любви».
Анна Ивановна тяжело заболела. Предстояла сложнейшая операция и верующая родственница уговаривала её надеть крест.
- Да как надену? Учительница! Сразу сообщат, без работы останусь, а на мне ещё трое детей, их растить надо.
Решили так. Крест она не наденет, а зажмёт его в кулаке, может, и не заметят.
Сергей сидел в коридоре, прижав к себе троих ребятишек, незрячие глаза его слезились. Там, за дверью операционной, его дорогая, его любимая Нюся. Скорее бы, скорее бы... Вышел врач. Устало снял с себя повязку, поднял вверх две руки. Дети не поняли этот жест, а Сергей его не увидел. Две поднятых руки врача - летальный исход, смерть. Доктор знал, что муж его пациентки слеп. И он сказал:
- Всё кончено. Она умерла.
Сергей зарыдал, перепуганные дети тоже. Потом, когда её вернут с того света, она почувствует сильную боль в ладони. Разожмёт её и увидит маленький крестик, острыми краями впившийся в кожу.
- Что со мной было? - спросит она врача.
- Я вам потом расскажу. То, что произошло с вами - чудо...
Но он так ничего и не рассказал, не успел. Спустя время Анна Ивановна увидела из окна дома похоронную процессию. Накинула платок, вышла на улицу:
- Кого хоронят?
- Врача, - и назвали фамилию человека, который её оперировал.
Они жили, как живут многие семьи. Занимали в долг деньги, отдавали к сроку, справляли обновки детям, бывало, и ссорились, всё бывало. Но и сейчас, вдовствуя, Анна Ивановна благодарит Господа за доставшуюся ей судьбу. Даже смерть пережила она, но слёзы слепого мужа, обнимавшего детей, но крестик, зажатый в руке, развернули ход событий. Господь вернул в земное бытие её, уже отходившую в нездешние чертоги, душу, дабы, благословленная крестом вдовства, смогла она поднять детей. Она осталась в этой жизни на правах сильной. Он сидел и мудрствовал над очередным поломанным утюгом.
Под ним сломался стул и он упал, ударившись головой о косяк двери.
- Отлежусь, - сказал, - всё пройдет.
Не прошло. Сильное сотрясение мозга, головные боли, слабость. Он умер, когда ему исполнился 71 год. И теперь уже она плакала над ним, а, отплакав, достойно впряглась в тяжёлую телегу вдовства и героически повезла эту телегу по ухабам жизни. Простая русская женщина, для которой её собственная жизнь - ничего особенного, как у всех. Очень смущалась она от моего журналистского к ней внимания, всё казалось, я что-то напутала и мне надо совсем в другой дом. А мне было очень хорошо в этом. С чистой скатерочкой на столе, со скромной мебелью, с простенькими иконочками в красном углу. Смиренное сердце пожилой женщины - главное сокровище, намытое непростой жизнью. Как все. Обуза не стала обузой, героизм не пророс в сердце ростками гордыни и исключительности. Как все...
