Владимир Поселягин - Истребитель. Трилогия
– М‑м‑м, скорее не договаривал.
– Продолжайте.
Слушая Архипова, Сталин с интересом изучал записи Суворова по дальней авиации, иногда делая пометки на полях дневника.
– …похоже он пытался так убедить меня в этом. То есть, Суворов трижды сказал: лучше иметь десять самолетов с радиостанциями, чем двадцать без. В начале разговора, в середине и для закрепления в конце.
– Генерал Жигарев недавно на встрече авиаконструкторов и представителей ВВС выразился также, – припомнил Сталин, отрываясь от дневника.
– Он озвучил Суворова, я уверен в этом. Тем более они общались в штабе дивизии Миронова.
– Что вы можете сказать о знаниях товарища Суворова в целом?
– Нужно отнестись к его идеям очень серьезно, тем более большинство наработок по сопровождению бомбардировщиков и охоте на самолеты противника, прошли испытания в полках, где служил Суворов. Оба командира полка, и комдив в восторге. Это все отраженно в рапортах отправленных генералу Жигареву. Некоторые идеи Суворова уже используются в истребительной бомбардировочной и штурмовой авиации. Написаны методички по тактике применения истребителей для авиационных училищ. Переписываются уставы…
– Я знаю. Читал рапорт товарища Жигарева и полностью с ним согласен. Реорганизация ВВС нужна нам. Первые дни войны показали большие бреши в умении использовать авиацию. Что вы думаете о выводах товарища Суворова, что авиация должна быть отдельным родом войск?
– Правильное решение, товарищ Сталин. Многие общевойсковые командиры просто не знают и не умеют использовать авиацию. Именно из‑за этого мы несем большие потери. Я говорил с Суворовым на эту тему – вернее это он начал – и согласен с ним. Что стрелковые, танковые и авиационные части должны быть отдельными родами войск, которыми командует комфронта. У них свои штабы, разведка, тылы и линейные части которые они используют. Важно конечно взаимодействие, но за три месяца войны, никаких успехов на этом поприще мы так и не достигли.
– Я понял вас товарищ Архипов, обдумаю и приму решение. А теперь продолжим…
– Ну пожалуйста, прошу вас, – умоляюще сложив руки на груди, умоляла главврача невысокая красивая девушка.
– Дарья, я повторяю: Это невозможно! К нему вообще запрещен доступ.
– Но я люблю его!!! – выкрикнула девушка.
Видимо этот крик души пронял главврача. Вздохнув, она встала из‑за стола, и подойдя к девушке обняла ее.
– Нельзя к нему. Тяжелый он.
Всхлипывающая девушка, уткнулась в грудь Елены Степановны, и со судорожно спросила:
– А если его уведет кто? Он такой кравивы‑ы‑ый‑й‑й.
– А ну успокойся! Не одна ты – это так. Тут уже тридцать посетительниц приходило, справлялись о здоровье Суворова. Одних писем пришло два мешка, они сейчас у завхоза. Но ты крепись Дарья, верь. А сейчас к нему нельзя, действительно нельзя.
В это время дверь кабинета распахнулась и внутрь ворвалась медсестра Маша.
– Елена Степановна, у Вячеслава опять кризис! – выкрикнула она.
– Дарья, подожди меня здесь, – быстро сказала главврач, и бегом выбежала вслед за Машей.
Совещание подходило к концу, когда в кабинет Сталина вошел Поскребышев и что‑то прошептал на ухо Верховному. Ни своим видом, ни мимикой, не показал Сталин, как воспринял свежую новость. Генералы и маршалы, стоявшие у большой карты Советского Союза никак не показали своего интереса, продолжив, как только секретарь вышел, обсуждение последнего прорыва немцев под Киевом. Сейчас прорыв локализован и фронт практически стабилизирован, но последние пять дней были довольно тяжелы для Генштаба ощутившего гнев Верховного.
– Что вы скажите товарищ Жуков?
– Выдохлись немцы, товарищ Сталин, не те уже что были в июне‑июле. Да и мы учимся воевать. Бьем немцев.
– Так почему мы еще отступаем? Пятимся? Почему, товарищ Жуков?
– Опыта маловато, чтобы гнать их вперед товарищ Сталин.
– А когда мы этот опыт наработаем? Когда мы перестанем пятиться и ударим?
– Скоро, товарищ Сталин, – вытянулся генерал Жуков.
– А вот товарищ Суворов, дважды Герой Светского Союза, летчик‑ас, считает, что мы такой опыт наберем только через два года. Как вы считаете?
Генералы и маршалы молчали, они были согласны со словами Сталина. Войска еще не готовы к наступлению, мало того к обороне они тоже были не готовы. Некоторые удивленно переглянулись, недоумевая с какого боку тут известный летчик, что хотел этим сказать Сталин.
После окончания совещания, когда командиры удалились, в кабинет прошел майор Архипов.
– Есть новости, товарищ Архипов?
– Да, товарищ Сталин. Лавочкин уже закончил с проектированием нового истребителя. Завтра они начинают сборку в цехе КБ.
– Что вы думаете о новой машине?
– Пока не знаю, товарищ Сталин. Что‑то конкретно можно сказать только после испытаний.
– Как только они пройдут доклад об испытаниях ко мне немедленно.
– Будет сделано, товарищ Сталин.
– Хорошо. Вернемся к подразделению товарища Водопьянова. Что сообщает штаб части?
– К ним прикрепили пилотов Аэрофлота для обучения ориентированию, сейчас проводиться усиленная тренировка личного состава…
Через полчаса, когда майор направился к выходу из кабинета, его догнал вопрос Сталина:
– Что там с товарищем Суворовым?
– Он продолжает находиться без сознания, товарищ Сталин, хотя главврач сообщила, что кризис миновал. Они обнаружили очаг заражения и вычистили рану.
– Сообщите мне, когда товарищ Суворов придет в себя, – велел Сталин.
Через час Архипов был в больнице.
– Что у вас? – спросил он у сержанта Путилина, который встречал его у входа.
– Рецидив. Снова: прикрой, атакую! – ответил особист бросая бычок в урну.
– Значит, сегодня снова бредил?
– Да. Как только поднялась температура, его изолировали, вокруг снова врачи закружили.
– Что Власова говорит?
– Шансы выжить минимальны, он и так за эти три дня много сил истратил борясь с болезнью. В общем сердце может не выдержать.
– Понятно… О, как раз Елена Степановна идет. Сейчас узнаем что там.
Оба командира направились к спешащей в свой кабинет главврачу.
– Здравствуйте, товарищ Власова. Что с Суворовым? – спросил майор.
– В порядке он. Приступ миновал. Даже глаза открывал, в потолок смотрел, а это очень хороший симптом, поверьте мне, – ответила она, снимая маску. Вытерев мокрый лоб рукавом, она спросила:
– Надеюсь посетителей к больному нет? Я вас сразу предупреждаю, десять дней к Суворову, доступ, кроме медперсонала БУДЕТ ЗАКРЫТ!
Проводив глазами скрывшуюся в своем кабинете женщину, Путилин с Архиповым переглянулись.
– А ведь сегодня должна была состояться встреча Вячеслава с корреспондентами, – вздохнул майор.
– Перенесли?
– Да, объяснили ситуацию, и перенесли на две недели. Даже иностранные журналисты не возмущались, понимают в чем дело.
С трудом открыв глаза, я посмотрел на такой знакомый и родной потолок. Даже трещина на нем, была рада моему возращению, раз умудрилась удлиниться. Попытка пошевелиться ни к чему ни привела, кроме сильной слабости бросившей меня в новую пучину беспамятства. Проще говоря, я снова вырубился.
Второй раз я очнулся от лютой жажды. Громко сглотнув, я открыл глаза и успел увидеть руку с медицинской поилкой. Через секунду меня немного приподняли, и приложили к губам носик поилки. Живительная влага как бушующий водопад полилась не только в меня, смывая пустыню Сахару, но и подбородку капая на больничную пижаму.
Перед глазами появилось лицо моей спасительницы, оказавшейся медсестрой Машей.
– Ну что Сева, с возращением?
Громко сглотнув, я хрипло ответил:
– Да… Выиграл все‑таки…
Слова приходилось проталкивать в горло, настолько оно казалось сухим и жестким как наждачная бумага. Несколько глотков воды не спасли меня от засухи.
Заметив мой взгляд в сторону поилки, Маша снова напоила, и как только я закончил сразу же спросила:
– Что выиграли?
Судя по ее виду, пока не расскажу не отстанет, поэтому прочистив горло, проверяя в каком оно сейчас состоянии, ответил:
– Я с Богом в карты играл…, – и многозначительно замолчал.
Судя по виду Маши, она готова была из меня душу вытрясти, чтобы узнать подробности, но не успела, в палату вошла мой лечащий врач.
– Здравствуйте, Елена Степановна.
– Вячеслав? Очнулся значит.
– Елена Степановна, больной очнулся час назад, но почти сразу потерял сознание. Второй раз десять минут назад. У больного была сильная жажда и я напоила его водой, – затараторила Маша повернувшись к ней.
– Хорошо. Количество? – спросила она у медсестры подходя ко мне и снимая стетоскоп.
– Сперва сто миллилитров воды, потом сто пятьдесят.
– Хорошо, пока достаточно. Через час еще двести миллилитров. Дальше без нормы, сколько захочет, – велела врач.
