Франсин Риверс - Сад Лиоты
Глаза Энни наполнились слезами, когда она услышала ответ Лиоты.
— Я многие годы молилась, чтобы вся моя семья снова собралась вместе.
— Я тоже, — добавила тихо Дженни. Когда она выпрямилась, в ее глазах заблестели слезы. Обойдя кресло Лиоты, она обняла Энни и прошептала ей на ухо: — Все было просто великолепно. И не сдавай свои позиции.
Дженни погладила племянницу по щеке и направилась вслед за своей семьей к двери. Только тогда Энни посмотрела на мать. Встретившись взглядом с дочерью, та застыла в нерешительности.
— Думаю, нам тоже пора идти. — Нора встала со своего места и горделиво вскинула голову. — Фред!
Он поднялся и подошел к Энни, слегка обнял ее за плечи.
— Я не знаю, чем твоя мать обидела тебя, — шепнул он. — Но мне все равно очень жаль.
— Я как-нибудь переживу.
— Знаю. — Он поцеловал ее в щеку.
Нора принесла в комнату пальто Фреда. Когда он помог жене надеть верхнюю одежду, она смерила дочь, стоявшую у бабушкиного кресла, тяжелым, неприязненным взглядом и холодно поблагодарила:
— Спасибо за приятно проведенное время, мама. Энн-Линн, я позвоню тебе позже и тогда поговорю с тобой.
— Оставь меня в покое хоть на пару дней.
Нора сверкнула глазами и направилась к дверям. Фред поспешил следом за ней.
— Что произошло между вами? — спросила бабушка, когда захлопнулась входная дверь.
— Ни о чем не беспокойся, бабуля. — Энни очень надеялась, что мать даст ей время помолиться и унять гнев и обиду. Если ей это не удастся, им обеим будет плохо.
Бабушка вздохнула:
— Так тихо стало в доме. Хорошо, что ты осталась со мной.
Энни встала на колени перед сидевшей в кресле бабушкой.
— Ты помнишь, что мы проведем вместе все выходные? Я буду здесь до понедельника.
— На все эти дни нам хватит того, что осталось от праздничного обеда.
— Боюсь, что не хватит, бабуля. — Энни тайком вынесла мусор из дома, чтобы бабушка не увидела, что сделала мать. — Остался только пирог с мясом.
Бабушка Лиота улыбнулась и наклонилась к ней.
— Спасибо тебе. Спасибо за все, что ты делала сегодня. Все получилось почти идеально, как много лет назад.
Энни чуть не расплакалась.
— Мы все-таки собрали их всех под одной крышей, ведь так? Всех, кроме Майкла.
— Да, мы сделали это. И никто никого не убил. — Она озорно улыбнулась. — Хотя были, конечно, моменты, когда это казалось вполне возможным.
Энни тихо рассмеялась.
— Я люблю тебя, бабушка, — раздался вдруг из спальни гатос Барнаби. — Я люблю тебя, бабушка.
— Ну, надо же, — с негодованием сказала Лиота. — Снова он принялся за свое.
Энни рассмеялась и тут же расплакалась. Сказались нервное напряжение последних дней подготовки ко Дню благодарения и неприятности на самом празднике.
— Я люблю тебя, бабушка! — Барнаби явно требовал к себе вникания, будто хотел сказать: «Эй, вы, не забывайте, что я здесь».
— Сейчас принесу его, — сказала Энни. — Как только мы накроем клетку, он успокоится.
Бабушка качнулась в своем кресле.
— Если не поможет, притащи в комнату пылесос. В прошлый раз это очень помогло.
— Как хорошо, что все закончилось, — сказала Нора, когда они с Фредом ехали в машине.
Она ждала, что Фред что-нибудь ответит, но он молча вел машину, сжав губы и глядя прямо перед собой. Норе это не понравилось. Она включила радио и, услышав музыку шестидесятых годов, которую любил Фред, настроила радиоприемник на другую волну, надеясь, что классическая музыка, например Бетховен, успокоит ее расшатанные нервы.
— Что ты наделала, Нора?
У нее сжалось сердце.
— Что ты имеешь в виду?
— Там, на кухне.
— Я одна перемыла всю посуду.
— Арба предлагала тебе помощь.
— Я надеялась, что смогу побыть наедине с дочерью.
— Чепуха. — Он бросил на нее такой взгляд, что Нора сразу почувствовала себя уязвленной. Незащищенной. Виноватой. Она старалась побороть тревогу, скрестила руки на груди и отвернулась к окну.
— Ну же, признавайся. Что ты наделала?
— Я выбросила остатки еды. — И тут ей стало стыдно, но лишь на мгновение, потому что сразу сработал инстинкт самосохранения. — И больше ничего. Никому не понравится есть несколько дней объедки, оставшиеся после Дня благодарения.
— Может быть, такое решение надо принимать тому, кто все это приготовил?
Она резко повернулась к Фреду:
— Что ты хочешь сказать? Что у Энни индейка получилась лучше, чем у меня?
— Ты приготовила для меня много вкусных блюд за все эти годы, Нора, но до сегодняшнего дня я не имел понятия, какой сочной и вкусной может быть индейка. — Он снова взглянул на нее. — Признайся. Ты ревнуешь.
— Вовсе нет.
— Нет? И как же тогда объяснить твой некрасивый поступок?
Нора почувствовала, что краснеет. Прежде чем ответить, она повернулась к Фреду и натолкнулась на его суровый взгляд.
— Не знаю, изменишься ли ты когда-нибудь, Нора. — Машина подъезжала к дому. — Если не образумишься, то превратишься в злую старуху.
— Как моя мать?
Он сбросил скорость и остановился у светофора.
— Возможно, Лиота была одинока. Энни, Корбан, Арба и ее дети заполнили ту пустоту, что осталась после вас с Джорджем. Только знаешь что, Нора, я не заметил у твоей матери даже намека на злобное чувство, зато вижу его у тебя. И это удивительно, если принять во внимание, как двое ее детей с ней обращались.
Загорелся зеленый свет, и Фред, нажав на газ, свернул на оживленный бульвар.
— У меня есть на то причины, — тихо возразила Нора, стараясь не расплакаться. — Просто ты не понимаешь. Ты не знаешь, как все было.
— Почему же ты мне не расскажешь?
— Моя мать привезла нас к бабушке и дедушке, а сама устроилась на работу. Она уходила рано утром и возвращалась поздно вечером. Вскоре я совсем забыла, что у меня есть мать!
— А бабушка Элен?
Она закрыла глаза:
— Мы были для нее обузой. Не счесть, сколько раз она говорила нам, что слишком стара, чтобы возиться с маленькими детьми. И это было правдой. Это было нечестно. Бабушка страдала приступами мигрени. Когда у нее начиналась сильная головая боль, она ложилась на диван, прикладывала ко лбу мокрую тряпку и говорила, что сейчас умрет. Я жила в постоянном страхе, что так все и случится, и нас обвинят в ее смерти.
— А твой дедушка?
— Он весь день пропадал на работе. Придя домой, за ужином читал газету, а потом строчил какие-то письма. Они с бабушкой разговаривали только по-немецки. Я научилась понимать этот язык и узнала, что в основном бабушка жаловалась ему на нашу маму. Дедушка слушал ее какое-то время, а потом уходил гулять. Иногда он брал с собой меня и Джорджа. По-моему, он был очень застенчивым человеком и никогда не говорил лишнего. — Нора запомнила единственные сказанные им слова. «Ваша мама — хорошая женщина». Он повторял эти слова много раз. Она так и не смогла понять, как можно думать так о женщине, которая бросила своих детей и жила только для себя.
Фред поставил машину в гараж, заглушил мотор и повернулся к скорбно молчавшей Норе.
— Продолжай.
Она прерывисто вздохнула:
— Моя бабушка недолюбливала маму и рассказывала, что та ходит на танцы и в кино, пока она с нами сидит дома. Еще она говорила, что мать тратит все деньги на себя и никогда ничего не дает на наше питание. Не помню, чтобы бабушка Элен хоть раз сказала что-то хорошее о матери, пока та была на работе. А когда мама бывала дома, она постоянно высказывала ей претензии прямо в лицо. А мама просто слушала и молчала. Или уходила в сад. Я так ненавидела ее за это. Я так хотела, чтобы она защищалась и защищала нас. Потом, когда она все-таки стала защищаться…
Фред нежно пожал ее руку:
— Продолжай.
— Однажды я проснулась от громких криков. Бабушка Элен сначала кричала по-немецки, а потом расплакалась, мама издавала истерические вопли. Потом я услышала, как плакал дедушка, который был очень мягким человеком. Он всхлипывал и говорил что-то дрожащим голосом. Я ничего не поняла из его слов, зато поняла, насколько он был обижен, и не могла простить им этого.
— А твой отец?
— Когда он вернулся домой, стало еще хуже. Я так его боялась. Мама какое-то время посидела с нами дома, но потом снова пошла работать. Словно ей было скучно с нами. А отец все время сидел в кресле и пил.
— У него была работа?
— Да, он работал. Какое-то время у него даже было собственное дело, но он нигде подолгу не задерживался. Помню, один раз он вернулся домой страшно злой — его снова выгнали с работы. Мы с Джорджем спрятались под кровать, а отец крушил все в гостиной. Потом дедушка поговорил с ним и сказал, что война сильно изменила его сына, который до войны был замечательным столяром. Но сама я видела, что отец довел до конца только два дела: закончил пристройку к гаражу для дедушки и бабушки и выпил много бутылок пива, которые опустошал день за днем.
