Виктор Соколов - Мастерская Бога
Оно всю жизнь зовет, -
Не скрою, -
В страну,
Что в дымке лет бела,
Где нелегко жилось порою,
Но вера, вера в нас жила.
Мы верили в сухие факты,
В романтику грядущих дней.
Мы спрашивали:
«будет как там
в той жизни?..»
И стремились к ней...
Легко понять ее хотели,
И, торопясь на свет из тьмы,
Чего-то в жизни проглядели,
Кого-то проглядели мы...
Так были «тайные»... иначе
Об этом думали тогда.
Казалось, ничего не знача
В борьбе идей,
Они года
Мечту растили и... таили –
России навязать права.
Они считали - или...
или...
Все остальное трын-трава.
* * *
В прекрасной
Солнечной Полтаве
В тридцатом горестном году
Жил тихий юноша Лутавин,
Стараясь быть не на виду.
В семье эсеровской Рожденный,
Родных и близких утерял.
Самоученьем изможденный,
Себя грядущему вверял.
Хоть в жизни
Многое не ведал,
Подчас
Простосердечным был.
И очень смутно помнил деда
Должно, нарочно позабыл.
(Себя от бед оберегая,
дед «стряпал» разные дела,
да и фамилия другая
у деда, кажется, была...)
Лугавин этому значенья
Не предавал.
Уж так велось...
Злых обстоятельств
Ли стеченье
Виновно в этом?
Иль «авось»?
Он рос в России –
Гость незваный, -
Горел «идейности» огнем.
И дух земли «обетованной»
Слегка повыветрился в нем.
Он с детских лет
До смерти самой
Нес памятью ужасный миг,
Когда оружием бряцая,
Пришла ЧеКа
И грудой книг
Устлала пол. Бюро взломала.
Порыла шмугки в сундуках...
Облив глаза тоски эмалью
Свет ламп
Качался на штыках.
Метался свет в прихожей,
В зале,
Пытаясь темень превозмочь.
В ту ночь
Отца и дядю взяли
И увели навечно в ночь...
На время опустилось в реку,
Растаяло в мужицкой мгле
Ученье Пинскнера о некой
Манящей, призрачной земле.
И юноша притих на время,
Чтоб незаметно
Жизнь влачить.
Он думал - неудачи бремя
Ему помогут облегчить
Смиренье мнимое
И слабость...
Прикидываясь хиляком,
Он,
С совестью своей поладив,
Стал с ней сотрудничать
Тайком.
И стал он
Беспризорным, бедным,
Средь множества других
Тогда.
За окнами гудел победно
Лихим набатом день труда.
Пора «гражданской»
Миновала.
Будь мирным дням
Безмерно рад.
Россия фениксом вставала
Из пепла горя и утрат.
И вместе с нею поднимался
Притворщик –
Видно по всему.
Должно, душою оклемался,
Уже прикинул - что к чему.
Уже познал,
Увы, - мир хрупок.
И честно верил лишь себе.
Пусть племя
Делится на группы,
Друг друга режущих
В борьбе.
Перед лицом проклятых гоев,
Что расплодились, будто тля
Оно сольется... И на горле,
На вражьем,
Стянется петля…
Тогда-то и возникло слепо
В бессонницу
Зовущих дней
Желание заняться лепкой,
Уйти в мир глины и... камней.
От неудач нелёгких, первых,
Они усилили азарт,
До простодушных
Детских «перлов»,
Которыми забит базар.
И в жестких буднях
Креп Лутавин –
Свой хлеб насущный
Добывал.
Подчас
В торговлишке лукавил
И в деле руку набивал.
И думал -
С дней рожденья в генах
Есть чувство желчности
К чужим.
И в расовый поверив гений,
Душою осуждал режим.
Но помня
Самых близких участь,
Своим надеждам возражал,
Разочаровывался, мучась...
В год прожитый –
На два мужал.
Шло время.
Стыл уже, как странник,
Год тридцать третий
У ворот.
Год
Нес подарок Евространам –
Забот и страха полный рот:
Германия под флагом смерти –
От танков
Леса даль в пыли.
В России
В дебрях кабинетов
Троцкисты заговор плели.
Не потому ли голод слабых
В деревнях –
Резал без затей.
И обезумевшие бабы
Съедали собственных детей.
И много прочего случалось
Оно сокрыто
До сих пор.
И над мужицкими плечами
Гулял зазубренный топор.
В те дни к Лугавину
Под вечер
Явился некто... Помолчал...
Пожалуй,
Пользу ждал от встречи,
И будущее намечал.
Шепнул:
- Я знал отца и дядю.
Сейчас
Раскол идет в стране.
Ты нам по духу.
Мы поладим.
Но быть преступно
В стороне.
Ты сын великого народа.
Его надежда и краса.
Ведь в людях
Главное - порода.
Все остальное - словеса.
Мы помним
Древние скрижали.
Мы, подчиняясь, служим им.
Как нам бы здесь
Ни возражали,
Мы вечны. Мы на том стоим.
Нам «Власть Советов»?
Пустословье.
И наши планы не просты:
На гробы гоев
К изголовью
Мы принесем свои цветы...
Мы завсегда у них в опале.
Смотри, не допусти просчет.
... А в ГэПэУ
Ночей не спали,
Подобных брали на учет.
(И там, и тут горели страстью
и знали только лишь свое.
И два колена рвались к власти
и рвали горло за нее...)
В ночах бумаги шелестели –
В них явки, лица и года...
И вырывали из постелей,
И уводили... навсегда.
И помешать
Никто не сможет,
Ни отвергая, ни любя.
Еще ты жив,
Но срок твой прожит.
Ты есть,
И, вроде, нет тебя…
Коль скрытно жил,
Во тьме плутая,
В семье был вражеской
Рожден –
Ты тоже враг.
... И взят Лугавин
И в ГэПэУ препровожден,
Чтоб под винтовкой,
Под наганом,
Спиною чуя жар свинца,
Идти
И встретиться с Чугаем
И с ним остаться до конца.
***
Они сошлись
В одной из тюрем,
Где их зачислили
В спецчасть.
Тюремной накормили тюрей
А ночью
В предрассветный час,
По пятеро согнав в колнну,
Их на вокзал –
Тут злись, – не злись –
Погнали,
Молча,
Под конвоем
И в спецвагонах повезли.
И день за днем,
И ночь за ночью,
В душе тая и гнев, и боль,
Они познали зло воочью,
Что было выдано судьбой.
Глава, которой могло и не быть
Их слишком много,
Сердцем лживых,
В моей России развелось,
Они нас тайно окружили,
На «пустоту» наводят лоск.
Словам недобрым,
Окаянным
Не тороплюсь
Душой внимать.
Не тороплюся то, что явно,
На веру сразу принимать.
Так было –
В школе нам вбивали
Программу в хилые умы,
Чтоб никогда не забывали
«Творцов» счастливой жизни
Мы.
Под гладкие
Начальства речи
Постиг я свет его идей –
Что самый добрый из людей
Их сын «великий,
человечий».
И путь сверяя по нему,
Мы встали на его дорогу.
Мы заменили Бога «богом»
На производстве и в дому.
Он много
Для народа значил.
Он над страною поднят был.
...А, может, было все иначе,
Да только кто-то
Позабыл...
Решив однажды переделать,
Мы развалили мир до дна.
Есть правда красных,
Правда белых.,
А истина - она одна.
Она стоит
В штанах холщовых
На «энтих»,
На путях стальных
За правдой Сталина,
Хрущева
И Брежнева,
И... остальных -
Они лежат
За мавзолеем,
С трибуны машут нам рукой.
...Не радуясь, не сожалея,
Я принимаю факт такой.
Я к истинам
Из лета в лето –
В закономерности! - спешу.
Высоким званием поэта
В минуты редкие дышу.
... Средь русских,
Истиной рожденных,
Поэт в России –
Тот Поэт,
Кем честно Русский мир воспет
«Униженных
и оскорбленных».
Под красным
Маленьким флажком,
Суровой правдою ведомый,
Живет он не в высотном доме,
Передвигается пешком.
Не спекулянт,
Не прохиндей,
Не спец словесного разбоя,
Он платит
Собственной судьбою
За горечь вызревших идей.
Поэт в России - есть
Пророк.
А Пушкин
Будущее видел,
И видел над собою рок
И бесовское ненавидел.
Когда в деяниях Петра
Архивы тайну приоткрыли,
Поэта подняла
Всекрылость,
Но ужасала боль утрат.
Победный меркнул
Фейерверк.
Полки клонили вниз
Знамена
И в тень сходили поименно.
И образ юности померк.
День отмирал, с оси смещен,
Листом опавшим, невесомым.
В тот день в Голландии
В масоны
Был Пётр (наивный) посвящен.
... И нечисть прижилась в дому.
Пришельцы злобу затаили.
Вдруг мысли сердце опалили,
И стало ясно,
Что к чему...
Но кто-то ревностно следил,
(и тайною покрыто это),
И беспощадно
Осудил
На гибель гойского поэта.
И он
В раздумьях зрелых лет –
Великий,
Дерзкий,
Неуемный
Встал
Под масонский пистолет,
Нацеленный
Рукой наемной...
... А Блок
Над отчим пепелищем
Стоял и правду постигал.
И после
В городе столичном
Скупал «Двенадцать»
