Voronkov - Harbin
Наконец где-то впереди раздался паровозный гудок. Состав дернулся, и вот уже мимо окон медленно поплыла платформа с людьми.
– Ну все, кажется, поехали… Мама дорогая! И куда это меня несет? – отчаянно проговорил очкарик. И даже не проговорил, а проплакал, словно тот заяц-беляк, попавший в лапы гончей. Однажды, когда Александр был маленьким, отец взял его на охоту, и он помнит, как захлебывался в плаче умирающий зайчишка – ну точно ребенок.
– Вы когда-нибудь слышали, как плачут зайцы? – почему-то спросил его Болохов.
– Нет, – ответил тот. – А разве они плачут?
– Плачут, да еще как! – в глубине души жалея этого человека, произнес Александр. Тот выглядел настолько потерянным и несчастным, что его нельзя было не пожалеть. «Ну куда же ты едешь, дядя? – мысленно спрашивал его Болохов. Неужели ты думаешь, что тебя кто-то где-то ждет? И вообще кому сегодня нужна твоя скрипка? Другое дело – лопата с кайлом…»
2
До Благовещенска Болохов добирался больше двух недель. Несмотря на то, что в стране полным ходом шло восстановление разрушенного Гражданской войной хозяйства, но и сейчас, через десять с лишним лет после октябрьского переворота, государственная экономика продолжала давать сбои. Взять ту же железную дорогу, где до сей поры не могли навести порядок, который был при царском правлении. Раньше поезда ходили строго по расписанию, а теперь то у них с углем напряженка, то рельсы от старости лопаются, то прогнившие шпалы нечем заменить. Вот и приходилось сутками стоять в тупиках в ожидании чуда. На станциях тоже не лучше. Ни кипятка тебе, как в прежние времена, ни буфетов с продуктом. Сунешься – и вернешься ни с чем. Разве что у какой старушки вареной картошки, посыпанной жареным луком, перехватишь – на большее не рассчитывай. А что в вагонах творится! Вонь, грязь… Окна и те застеклить некому. Зимой еще ладно, а если ты поздней осенью отправился в путь или, допустим, в зимнюю стужу?.. Это уже даже вам не драма – трагедия! Сам Сталин недавно заявил, что железная дорога есть наше слабое место, о которое спотыкается вся наша экономика.
…Вот в таком выстуженном вагоне и отправился Болохов в конце января 1929 года к далекому Амуру. До Урала еще было терпимо, здесь климат мягче, а вот за хребтом резко похолодало, и закашлял народ. Тут бы согреться чем, а если нечем? Это хорошо тому, у кого водочка с собой была с сальцом – тут уже можно было перемочь всю эту недолгу, но большинство ведь ехали без припасов. Думали, в дороге чего урвут, тем же кипятком перебьются, а кипяток-то в дефиците оказался. Вот и страдали люди.
Среди этих страдальцев был и Болохов. Правда, кипяток, в отличие от других вагонов, в их спальном все-таки имелся. Шустрые проводники, понимая, что народ здесь едет непростой, как могли, старались. У них даже сахарок с заваркой к кипяточку был припасен, а еще «московские сухарики» в упаковке. И все это подавалось на подносе. Порой на другом конце вагона было слышно, как звенят стаканы с ложечками в мельхиоровых подстаканниках, когда проводники разносили чай. И тепло становилось на душе от этого веселого перезвона. Однако на одном чае да сухарях далеко, как говорится, не уедешь. Поэтому Болохову приходилось посещать вагон-ресторан. Благо, деньги на это пока что имелись. Хотя, когда он уезжал, в финчасти его строго-настрого предупредили, чтобы он особо-то не барствовал. Дескать, время сейчас тяжелое, поэтому экономь. А-то, мол, так мы весь командировочный лимит быстренько исчерпаем. Правда, пообещали, что в Харбине он получит от резидента немного инвалюты. Так сказать, на первый случай. А потом-де сам крутись.
Что и говорить, судьба нелегала всегда находится в его собственных руках. Надеяться тут особо не на кого. Так что зарабатывать на жизнь часто приходится самому. Взять ту же иностранную валюту. Откуда ей браться, если Советская Россия по-прежнему находится в экономической блокаде? В конце концов не налетчиков же своих засылать за кордон, чтобы они грабили иностранные банки. Это до революции большевики не брезговали экспроприировать чужое добро, чтобы достать деньги на содержание своей организации, а теперь им нужен был цивилизованный имидж – только так можно было завоевать авторитет у заграницы. Вот и приходилось чекистам совмещать профессии. Одни, работая под прикрытием, становились журналистами, другие адвокатами или аптекарями, а кому-то, как, к примеру, приятелю Болохова Семену Шпигельгласу, пришлось даже в Париже раками торговать. Казенные деньги не жалели лишь в том случае, когда нужно было кого-то завербовать или нанять человека, который за хорошее вознаграждение готов был выполнить любое поручение. А больше ни-ни…
…А на одной из станций, это когда они уже перевалили за Урал, вагон-ресторан вдруг отцепили, сославшись на то, что у него вышла из строя колесная пара. Тут же у всех, кто им пользовался, заурчали голодные кишки, и люди заныли от отчаяния. Болохову тоже стало грустно, и это несмотря на то, что к еде он относился, в общем-то, по философски. Есть она – хорошо, нет – и так не пропадем. На этот раз его проняло. Черт бы их всех побрал! – думал он, возвращаясь со станции с пустыми руками. – И куда все подевалось? Ведь даже в Гражданскую буфеты на вокзалах работали, а тут консерву плохонькую негде купить. Неужто так сложно наладить торговлю? Днепрогэс вон мощную строим, самый большой в мире металлургический комбинат на Урале возводим у подножия горы Магнитной, а тут на станциях шаром покати – не смешно ли? А ведь еще римляне говорили, что дорога – это жизнь. А какая тут, к черту, жизнь, когда ни пожрать тебе, ни выпить. А холод-то, холод какой в вагоне! Как будто ледниковый период снова наступил.
Болохов был человеком бывалым, но и его раздражала, более того, выводила из себя вся эта неразбериха на железной дороге, весь этот неустрой и беспорядок. Люди уже начинают ко всему этому привыкать, но то, думает он, плохая привычка. Свинья ведь тоже привыкает к грязи, но люди ведь не свиньи. Не для того он с товарищами совершал эту революцию, чтобы им жилось хуже, чем при царе. А ведь покуда хуже. Отсюда разброд и шатания повсюду. Бурчит народ. Те, кто еще вчера приветствовал революцию, перестают верить большевикам. А это трагедия. Из курса Всемирной истории Болохов знал, что бывает, когда народ начинает разочаровываться в революции. Тогда, чтобы защитить ее, вожди велят сечь недовольным головы. Это называется революционным террором, который не возникает сам по себе, а порождается объективными обстоятельствами. Вот и партия Ленина все чаще начинает прибегать к силовым мерам, пытаясь заткнуть глотки тем, кто наносит вред революции. Болохов считает, что такие действия в данной ситуации можно оправдать – ведь они направлены на то, чтобы удержать в руках власть. Да, крови пролито уже много – одна Гражданская война чего стоит! – но без крови революций не бывает. Всегда найдутся те, кто захочет повернуть все вспять. Внутренние враги – это одно, но ведь есть еще враги внешние. Те-то думали, год-два – и все у большевиков закончится крахом, ан, нет, дышим, радуется Болохов. Даже в будущее смотрим. Вот и первый пятилетний план приняли, по которому уже второй месяц живет вся стана. В общем, дела идут – только бы войны не было.
А ведь вожди говорят, что она неизбежна и что к ней нужно готовиться. Вон сколько военных заводов заложили по стране. В течение нескольких лет хотим провести полное обновление индустрии. Для этого даже самых лучших зарубежных специалистов приглашаем на заводы, чтобы те учили советскую молодежь. А ведь именно на молодежь сегодня вся ставка. Эти не знают, как там было раньше, живут настоящим. Им кажется, что раньше вообще ничего не было, что мировая история начинается именно с них. Смешно об этом слышать, однако позиция эта революционно разумна. Как там в песне?.. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…» Правильно, незачем оглядываться назад, надо жить будущим. А будущее это должно быть светлым. Но чтобы и впрямь у революции было будущее, ее нужно защитить. И они, большевики, этим сейчас занимаются. Для этого партия мобилизовала все силы, призвав в ряды защитников революции лучших своих товарищей. Болохов – один из них. У него большой опыт борьбы, и партия учла этот факт, когда предложила ему работу в органах ЧК. И вот он уже почти десять лет занимается тем, что борется с врагами революции. У него особый статус. Как у того Самсона, который по распоряжению Робеспьера и его соратников рубил головы противникам якобинской диктатуры. Правда, Болохову эшафот и гильотина не нужны – все его задания носят абсолютно секретный характер. Таких, как он, в их ведомстве называют «чистильщиками», которые тайно убирают врагов революции, стараясь при этом не оставлять никаких следов. Это обычно воинствующие фанатики. Совершив политическое убийство, торопятся взять всю вину на себя, а партии такая реклама не нужна. Как говорится, сделал дело – и концы в воду.
